Мыло из избранного народа

К сожалению, представителей «великой русской культуры» в нынешней России искать приходится днем с огнем


Как полезно и поучительно бывает иногда читать большого писателя! Вот добрался я, наконец, до Ромэна Гари (см. «ЕП», 2019, № 5), до его феерической, бурлескной, фантастической «Пляски Чингиз-Хаима», и мне смешны стали разговоры о благотворном влиянии культуры на духовный облик народов, на воспитание гуманизма и высокой нравственности населения, якобы охваченного этой самой культурой. Многие именно в наши дни особенно недоумевают: как же так, великая русская культура – Пушкин и Некрасов, Толстой и Чехов, Чайковский и Глинка, Брюллов и Репин, Герасимов и Пырьев – несла народу красоту, правду, высокие идеалы, и что в итоге? Что теперь несет этот народ соседнему, когда-то братскому народу, с когда-то якобы общей культурой? Да то же самое, что нес человечеству 80 лет назад другой народ с не менее высокой культурой.

Чингиз-Хаим, еврейский комик из берлинского кабаре «Шварце Шиксе», расстрелянный нацистами, а потом вселившийся в душу стрелявшего в него эсэсовца Шатца, так вспоминает об этой истории: «…Культура. Когда мы под автоматами эсэсовцев копали себе могилу, я поинтересовался у своего соседа Сёмы Капелюшника, который копал рядом со мной, что он об этом думает. Я повернулся к нему и спросил, может ли он дать мне такое определение культуры, чтобы я был уверен, что погибаю не зря, что, может быть, оставляю после себя какое-то наследие. Он мне ответил, но младенцы на руках у матерей – матери с детьми были освобождены от копания могил – так верещали, что я не расслышал… Тогда, продолжая копать, он подмигнул мне, придвинулся и повторил: „Культура – это когда матери с малолетними детьми освобождены от копания собственной могилы перед расстрелом“. Да, это была отличная хохма, и мы с ним здорово посмеялись. Говорю вам, в мире нет лучших комиков, чем евреи…»