Кто виноват в бедах Германии?

Как уже говорилось, успешный приход в политику как в профессию автоматически приводит к тому, что эти люди попадают в закрытую социальную группу – это может показаться парадоксальным, но легко объяснимо. Во-первых, существует фактор власти. Власть – это то, что многие хотели бы иметь и/или использовать. Но это не одно и то же. Те, кто обладают властью с уверенностью, не обязательно должны ею пользоваться. Те же, кто по каким-то причинам не уверены в своей власти, напротив, стремятся ее продемонстрировать, чтобы доказать это и себе, и тем, кто, по их мнению, может стать угрозой их власти.

Итак, в функционирующей демократии избиратель по определению всегда представляет угрозу для власти правящих политиков. Это объясняет, почему политики не только постоянно пытаются запугать избирателей, чтобы те не вздумали голосовать «неправильно», но и разработали механизмы, чтобы как можно больше голосов не имели эффекта. К чему это приводит, можно увидеть на примере Франции, где Эммануэль Макрон предпочел заключить договор с крайне левыми антисемитами тому, чтобы передать власть партии Марин Ле Пен.

Принадлежащую им власть используют лишь те, кто может заставить людей делать бессмысленные вещи. Например, держаться на расстоянии друг от друга на улице и/или носить тряпки на лице. Или вырвать действующую систему отопления и установить бессмысленный тепловой насос. Это означает, что властью обладают только те, кто может проводить в жизнь решения, причиняющие вред тем, кого они касаются, или, по крайней мере, заставляющие их предпринимать бессмысленные действия. Роберт Хабек признал это, когда заявил, что первый проект его закона о тепловых насосах был разработан, чтобы проверить, с какими ограничениями, оправданными «изменением климата», люди готовы мириться.

Однако властью пользуются и те, кто игнорирует законы, поскольку это свидетельствует о том, что они выше закона. Например, нынешняя глава МВД, которая после наступления на свободу слова теперь хочет подорвать статьи 3 и 33 Основного закона, планируя ввести квоту для мигрантов на госслужбе. Всем, кто считает это преувеличением, достаточно прочитать заявление Нэнси Фэзер о незаконном (и позднее отклоненном судом) запрете медиаплатформы Compact, которое буквально сочится удовлетворением от того, что она единолично и неконституционно растоптала свободу прессы в ФРГ.

Еще один момент – важность. Хотя и здесь нужно помнить, что политики в демократических странах не являются важными по определению, потому что их можно – по крайней мере, в принципе – сменить на следующих выборах. Таким образом, в демократическом обществе в принципе важен пост, но не его обладатель.

Важность связана с властью, но не тождественна ей. Власть – это то, что может быть использовано непосредственно в отношении других людей. Важность же связана с тем, что многие политики хотят чувствовать себя более важными и более ценными, чем обычный «сброд». Об этом свидетельствуют не только недавние призывы к созданию специального уголовного закона о защите политиков, но и вновь введенный в 2021 г. параграф (§ 188 StGB) о преступлении, которое во времена кайзеров называлось «оскорблением величества».

И немало политиков считают себя чрезвычайно важными; недаром они любят повторять, что приняли «историческое решение». Политик, чья деятельность направлена на принятие фактологически обоснованных и разумных решений, вряд ли может чувствовать себя важным, поскольку такие решения во многом продиктованы реальностью. Но он может чувствовать себя важным, если, например, участвует в «преобразованиях», которые «полностью изменят то, как мы будем жить и работать в течение следующих 30 лет».

Конечно, важно и то, кто нуждается в личной защите или работает в здании, огражденном рвом от «опасного» населения, поэтому вторичная выгода от плохих решений здесь действительно очевидна. Решения, наносящие вред отдельным людям и обществу в целом, неизбежно означают, что многие из этих людей не обязательно благосклонны к политикам, ответственным за этот вред. И даже если, за редким исключением, эти люди не прибегнут к насилию в качестве средства самозащиты, тон в такой социальной атмосфере всё равно становится более жестким.

Однако именно политики первыми стали оскорблять людей и нагнетали эту атмосферу, называя часть населения «сбродом», «социальными вредителями» и другими терминами, которые приличные люди никогда не стали бы использовать на публике. Как известно, как аукнется, так и откликнется, а сами политики благодаря этому дали повод позволить себе еще больше бронированных служебных автомобилей, еще больше тело­хранителей, еще более строгие проверки безопасности и прочие символы их статуса.

Однако это не единственное преимущество, которое они получают от подобных провокаций, поскольку навязываемое ужесточение тона, неизбежно приводящее к столь же резким репликам со стороны отдельных представителей подвергшихся нападкам слоев населения – например, жителей Восточной Германии, которых называют «темными немцами», или критиков «коронных» мер, которых оскорбляют как «смутьянов», – гарантирует, что большинство населения избегает проявлений солидарности с отвергнутой частью. Даже если многие втайне согласны с ними. Поэтому политики не заинтересованы в том, чтобы попытаться преодолеть раскол общества, который сами же инициировали.

Напротив, пока исключенная часть населения не становится слишком большой, политики заинтересованы в усилении этого раскола. Во-первых, потому, что возникающие притворные дискуссии отвлекают от их собственных неудач, а во-вторых, потому, что у них всегда есть «козел отпущения», на которого можно свалить последствия своих действий, когда их уже невозможно скрыть. Как, например, утверждение о том, что AfD виновата в экономическом спаде в Германии, хотя это результат катастрофической политики, проводимой в течение 16 лет канцлерства Меркель, а затем нынешним правительством.

Однако у этого подхода есть и недостаток: так политики не могут добиться популярности. Но, как и большинство людей, они хотят, чтобы их любили, или, по крайней мере, хотят чувствовать, что они «на правильной стороне». Однако если они встречают всё более открытое неприятие, то даже самые неловкие заявления СМИ о преданности не помогут. Необходимы более эффективные меры. С одной стороны, они могут использовать силу своего офиса, чтобы «повлиять» на СМИ. Например, ограничить влияние «неправильных» СМИ с помощью так называемых «проверяющих факты».

С другой стороны, чтобы избежать остатoчного реалистичного медийного освещения, они могут изолироваться в своей группе. Достаточно вспомнить пресловутый «берлинский пузырь», постоянные «климатические конференции» и прочие «междусобойчики» с участием одних и тех же людей, а также инфляционное взаимное развешивание медалей и раздачу премий. И уже неважно, насколько это абсурдно, когда, например, сопредседатель проигрывающей одни выборы за другими Партии «зеленых» Рикарда Ланг получает звание «восходящей звезды года» незадолго до ухода в отставку или так называемый журналистский коллектив Correctiv награждают за давно опровергнутое манипулированное «журналистское расследование».

Подобные политики также могут делать вещи, которые вам кажутся этически правильными, например впускать в страну всех, объявивших себя «беженецами», содержать их за счет налогоплательщиков и чувствовать себя добрым самаритянином, даже причиняя вред стране. И, конечно, они счастливы, когда находятся люди, уверяющие их, насколько они хороши и важны. Вот где в игру вступают организации вроде Всемирного экономического форума в Давосе или магнаты типа Гейтса или Сороса. Потому что, хотя государства и более могущественны, чем Клаус Шваб или Билл Гейтс, но это не относится к отдельным политикам, большинство из которых не в силах устоять, когда богатейшие люди в мире заверяют их, что, следуя их советам, тe поступают совершенно правильно.

В целом рассмотренного выше достаточно, чтобы понять: вероятность политического поворота со стороны правящих политиков равна нулю. Однако для подлинного понимания политических событий последних десятилетий и того, что поворот возможен хотя бы теоретически, необходимо принять во внимание ряд аспектов. Для этого я на время оставлю политику и перейду к более безобидной сфере.

Тот, кто купил старое доброе мороженое на палочке, развернув его, сталкивается с двумя альтернативами: он может просто выбросить липкую обертку или носить ее с собой до ближайшей урны. И здесь вступают в силу те же четыре мотивации, которые упоминались выше в качестве причин действий политиков. Большинство людей, конечно, хотели бы избавиться от липкой бумаги. Они, конечно, могут просто бросить ее, это почти всегда не имеет последствий и освобождает им руки. И все же не многие (по крайней мере, за пределами Берлина) поступают так. Даже если хочется это сделать, у большинства есть веские причины воздержаться (старомодные люди назвали бы это уважением к окружающим или порядочностью). Применительно к политике это означает, что мало кто поступит так, как Хабек, оправдывавший первый проект своего закона о тепловых насосах желанием проверить, с чем люди согласны мириться под предлогом «защиты климата».

Чтобы понять, как классифицировать такое поведение, стоит вернуться к примеру обертки от мороженого. Интересно рассмотреть обстоятельства, при которых ее всё-таки бросают. В основном это происходит по двум причинам. Во-первых, есть люди, склонные к диссоциальности, которые, подобно маленьким детям, не контролируют импульсы и делают что хотят, не обращая внимания на то, как это отражается на их ближних. Во-вторых, существуют социальные обстоятельства, которые поощряют такое поведение: например, если окружающая среда уже замусорена, многие не будут сдерживаться, чтобы не бросить свой собственный мусор.

Вообще, функционирующая социальная среда гарантирует, что большинство, даже со склонностью к диссоциальному поведению, обычно не поддаeтся ей. Лишь у небольшого процента людей она настолько сильна, что они становятся не поддающимися социализации рецидивистами.

Однако в то же время диссоциальная социальная структура имеет и обратный эффект. С одной стороны, она не только привлекает диссоциальных личностей, но и повышает вероятность их попадания на руководящие должности, что способствует развитию диссоциального поведения у людей с менее выраженной склонностью к нему. Получается контур управления с положительной обратной связью, известный как порочный круг, который можно разорвать только извне. Одна из функций выборов в демократических системах заключается в том, чтобы предотвратить развитие таких диссоциальных структур в политике. Однако именно этот разрыв порочного круга больше не работает, поскольку партии сделали государство своей добычей, как выразился президент Рихард фон Вайцзеккер более 30 лет назад.

Уже давно сложилось мнение, что современные политики всегда являются профессиональными политиками, т. е., вступив на карьерную лестницу политика, человек почти всегда остается профессиональным политиком до конца своей жизни. Возможно, кто-то переходит из одного парламента в другой, из кабинета бургомистра в министерство и далее в канцлерский кабинет или на какую-то связанную с политикой должность, но всё же, однажды придя в политику сегодня, вы почти всегда навсегда остаетесь в ней или, по крайней мере, в политической среде.

В результате политика и ее окружение, состоящее из СМИ, ассоциаций и так называемых неправительственных организаций, в основном финансируемых государством, представляют собой в значительной степени закрытое общество, из которого почти невозможно выйти, поэтому интересы его членов сосредоточены исключительно на благополучии их собственной социальной группы, а не «немецкого народа», как они публично клянутся.

Поэтому успешное вхождение в политику как в профессию автоматически приводит к тому, что эти люди попадают в закрытую социальную группу – касту находящихся у власти. Поскольку этот переход, как правило, на постояннoe поприще, политикам после него больше не нужно беспокоиться о проблемах членов «касты подданных», так как вероятность их возврата туда очень мала. Рано или поздно они это понимают и рассматривают «обычных граждан» как субъектов, к которым применяются иные правила, чем к ним самим.

Однако они часто даже не осознают этого и считают, что правила на них не распространяются. Один из свежих примеров был продемонстрирован во время чемпионата Европы по футболу госпожой Бэрбок, ради которой был снят запрет на ночные полеты, чтобы она могла посетить матч сборной ФРГ против Дании, а затем пролететь целых 180 км до Люксембурга. И она была далеко не единственным политиком, летавшим на самолете люфтваффе на матчи, получив бесплатные билеты. А Олаф Шольц даже взял с собой жену.

Известно, что при сравнениях с нацистами следует быть осторожным, но модификация нацистского лозунга «Ты – ничто, твой народ – всё» пугающе подходит к ситуации. Сегодня, однако, власть имущие не обращаются к «народу». Но достаточно заменить это слово на «государство», и вы получите идеальное описание установки, стоящей за политической повесткой последних десятилетий. Неважно, будет ли кропотливое обеспечение старости в виде собственного дома уничтожено росчерком пера безумным законом об отоплении, будет ли безопасность в общественных местах разрушена импортом агрессивных молодых людей из других культур, будет ли разрушена энергетическая инфраструктура страны и цены на энергоносители взвинчены до небывалых высот или людей заставят использовать искусственный язык – если новые феодалы что-то укажут, то подданные должны будут принять это безропотно.

Подобное отношение отнюдь не ограничивается германскими политиками, его можно продемонстрировать и на множестве примеров других западных стран, хотя масштабы и детали могут отличаться. Это означает, что, очевидно, существует фундаментальная проблема с западными политиками. Поэтому также маловероятно, что для поправки дел в Германии достаточно лишить власти «зеленых». Да, худшие проявления «зеленых» заблуждений могут быть таким образом несколько ограничены. Но взгляд на другие страны показывает, что это не приведет к принципиально иной политикe, ориентированной на благополучие собственного народа.

И это неудивительно, ведь почти во всех западных странах у власти находятся профессиональные политики, которые по разным причинам не заинтересованы в разумной политике, направленной на благосостояние своего народа. Поэтому неудивительно, что и их слова и действия приводят к выводу, что они не только сохранят курс, но и, как в последние годы, даже усилят его. Ведь, с их точки зрения, разворот не нужен. Если «западные демократии» хотят выжить в своей уже сильно поврежденной сущности, а не как пустая фраза, то в долгосрочной перспективе есть только один вариант: последовательная отмена профессиональной политики.

На сей счет есть сравнительно радикальные предложения, например возврат к жребию, как в Древних Афинах. Я бы не шел так далеко хотя бы потому, что выборы кажутся настолько очевидно демократичными, что будет трудно объяснить большинству населения, что их отмена в долгосрочной перспективе может привести к более демократичным результатам. Однако я и не думаю, что такой радикальный шаг необходим.

Эффективных ограничений срока полномочий должно быть вполне достаточно. Однако они не должны ограничиваться конкретной должностью или мандатом, а должны распространяться на общее время в качестве оплачиваемого политика. В качестве максимума я бы предложил три четырехлетних срока, причем не более двух – на одной и той же должности. При этом слово «оплачиваемый» должно включать любые виды оплаты, в том числе так называемую компенсацию расходов, по крайней мере если она выше прожиточного минимума.

Такое регулирование имело бы ряд специфических следствий. Во-первых, каждый политик, уйдя из политики, столкнулся бы с последствиями своих действий: вызванный иммиграцией разгул насильственной преступности, непомерное бремя налогов и пошлин, постоянный рост цены на энергоносители и т. д. В отличие от сегодняшнего дня, политики были бы заинтересованы в том, чтобы не принимать решения, делающие страну неблагополучной, но улучшать общие условия жизни в ней.

Это не позволит им проявлять интерес к таким проектам, как велосипедные дорожки в Перу или несуществующие «проекты по защите климата» в Китае, которые хотя и льстят их эго, но реально представляют собой пустую трату денег налогоплательщиков, в то время как в ФРГ школы, дороги и инфраструктура в целом приходят в упадок.

Однако такой подход имел бы и другие преимущества. Поскольку политики больше не составляли бы отдельную касту, постоянно растущая изоляция их от населения, которую можно наблюдать сейчас, не имела бы смысла. Во-первых, политики знали бы, что в перспективе они окажутся на «другой стороне». А во-вторых, постоянная смена должностных лиц показала бы всем, что те не так важны, как считают себя и пытаются внушить нам.

И это далеко не всё. Влияние сомнительных организаций вроде Давосского форума или таких персон, как Гейтс или Сорос, также значительно снизится. Ведь если каждый политик сможет оставаться на одном и том же посту не более восьми лет, а в политике – не более 12 лет, то попытки «проникнуть в правительства», как выразился Клаус Шваб, станут бессмысленными. Будет невыгодно промывать мозги потенциальным политическим кандидатам в рамках программ индоктринации, так как политические должности будут постоянно заполняться новыми людьми.

То же относится к лоббистским организациям, потому что их «хорошие связи» в политике зависят от долгосрочных личных контактов. И наконец, строгие ограничения срока полномочий, вероятно, положили бы конец бесславной практике предоставления отставным политикам хорошо оплачиваемых государством, но бессмысленных должностей в разных организациях и фондах.

В результате появится реальный шанс, что политики наконец-то вспомнят о своей присяге и обещании «предотвращать вред для немецкого народа и увеличивать его благо» вместо того, чтобы постоянно разорять страну мнимыми проектами спасения мира.

Конечно, представители политико-медийного комплекса возразят, что такое регулирование невыполнимо, поскольку на политические должности будут назначаться неопытные люди. А сейчас не так? Кто из членов нынешнего федерального правительства может продемонстрировать официальную компетентность в вопросах, относящихся к ведению его министерства?

Да, Нэнси Фэзер – юрист, но это лишь показывает, что формальная квалификация не всегда является доказательством профпригодности. Если посмотреть на результаты работы правительства «светофора», то можно предположить, что 20 взрослых людей, случайно остановленных на пешеходке, будут работать не хуже. Так что нет никаких веских аргументов против, но множество – в пользу жестких ограничений срока полномочий для политиков.

Однако у этой идеи есть один серьезный недостаток: решение о таком изменении должны будут принимать те, кто в результате потеряет свои синекуры. Более вероятно убедить лягушек осушить собственное болото, чем профессиональных политиков – принять решение о лишении себя полномочий из чувства ответственности. А раз так, то не исключено, что упадок Запада, как и падение Римской империи, уже не остановить.

Конечно, в отдельных странах возможны фазы, когда в краткосрочной перспективе удастся остановить или даже обратить вспять общую тенденцию. Но долгосрочный тренд будет по-прежнему направлен вниз. Люди к этому привыкнут. Достаточно взглянуть на Франкфурт, чтобы понять, как всё будет. Несмотря на то, что привокзальный район давно является во многих отношениях неблагополучной зоной, а преступность, связанная с наркотиками и насилием, распространяется оттуда всё дальше, ни протестов жителей, ни значительных изменений в поведении избирателей не наблюдается. Да, возможно, «зеленые» продолжат терять поддержку избирателей, но именно поэтому бывшие консервативные партии готовы вступить с ними в союз. Фридрих Мерц уже объявил, что в случае худшего развития событий он без проблем продолжит губительную политику «зеленых», а когда Урсулу фон дер Ляйен переизбирали на пост председателя Еврокомиссии, «зеленые» проголосовали за нее. И, хотя выборы были тайными, есть свидетельства того, что в расчете на власть так же голосовала консервативная партия Джорджии Мелони.

Возможно, в какой-то момент ситуация действительно станет настолько разрушительной, что Запад в целом и Германия в частности добьются подлинного политического перелома. Однако, учитывая то, что во многих западных странах события длятся уже десятилетиями, а также стремительный демонтаж конституционных и демократических принципов, как, например, после прихода к власти левых в Польше, я отношусь к этому скептически.

Но, как известно, надежда умирает последней, а поскольку государства и общества – сложные системы, нельзя исключать, что всё может внезапно обернуться по-другому. Например, в прошлом году аргентинцы избрали президентом Хавьера Милея и благодаря этому в третью неделю июня впервые за 30 лет (!) провели неделю без инфляции цен на продукты питания.

В конце концов, в обществе бывают переломные моменты, когда развитие событий невозможно контролировать даже при всей мощи СМИ. А учитывая многочисленные социальные взрывные устройства, которые «светофор» закладывает с момента прихода к власти, я не исключаю, что даже вялое германское общество в недалеком будущем достигнет такой переломной точки.

В заключение я хотел бы процитировать Цицерона и Сартра. Цицерон уже знал: «Чем ближе империя к падению, тем безумнее становятся ее законы». И Жан-Поль Сартр, почитаемый левыми, также дает нам надежду: «Политическая система, обреченная на крах, инстинктивно делает много вещей, которые ускоряют этот крах». Так что давайте надеяться на лучшее.

 

Андреас ЦИММЕРМАН

Сокр. перевод с нем.