Нереализованный «план Фугу»

Шанхайское гетто в 1943 г.
© Wikipedia

Еврейский вопрос в 1930–1940-е затронул и Японию. Как из-за нацистских требований, так и по своим причинам: в Японии и на оккупированных ею территориях евреев было мало, но в определенных политических и военных кругах евреям придавалось большое значение из-за пресловутого «мирового еврейства» и, в частности, его большого влияния на политику США. Были и резко антисемитские деятели, типа отставного генерала Нобутаки Шиодена, были и филосемитские, в частности специалисты по еврейскому вопросу при японских армии и флоте полковник Норихиро Ясуэ и капитан Корешиге Инузука (они были филосемиты в японском стиле: верили и в «Протоколы сионских мудрецов», которые Ясуэ сам перевел на японский, и в остальной еврейский заговор, но считали, что именно поэтому с евреями надо дружить), и другие группы и деятели.

6 декабря 1938 г. еврейский вопрос обсуждался на высшем уровне Комиссией пяти министров: премьер, министр иностранных дел, министр армии, министр флота, министр финансов. Было решено навстречу немцам не идти, евреев не выдавать и не преследовать, но следить за ними и новых беженцев излишне в страну не пускать. 11 марта 1942 г. императорский совет принял решение продолжать примерно в том же духе.

На оккупированных территориях общую политику спустили такую же, но конкретно решали командиры на местах. В основном отношение было чисто по паспорту, поэтому лучше всего было евреям из Германии и России, а еврейских граждан западных государств, противников Японии в вой­не, интернировали, как и остальных граждан тех же стран, и почти нигде евреев поначалу особо не выделяли.

В собственно Японии разделение было по паспорту, кроме того, еврейских транзитных беженцев, застрявших в стране с началом вой­ны, выслали в Шанхай, чтобы не создавать слишком большой еврейской общины в метрополии.