«Немцы стреляли в спину…»

Рувим Моисеевич Куренец (4 февраля 1926 г. – 20 июля 2017 г.) – воплощение целой эпохи, участник Великой Оте­чественной вой­ны, узник гетто, солдат Победы, первый почетный работник Уральского оптико-механического завода, руководитель производственно-технического комплекса «Спецтехника», автор книги «История завода. История людей». В течение нескольких лет его дочь Анна Кантор записывала воспоминания своего отца. Сегодня мы публикуем отрывки из этих записей.

По словам Анны, отец вспоминал вой­ну мгновениями, обрывками, очень спокойно, даже как-то буднично: «В 88 лет папа написал книгу о своем родном заводе, которому посвятил 50 лет жизни, где прошел путь от рядового инженера до руководителя гигантского комплекса „Спецтехника“. В книге «История завода. История людей» есть глава о родном городе папы Дисна (Западная Белоруссия)». Вспоминая о своем доме и живописной маленькой Дисне, Рувим Куренец рассказывает о родителях. Но в этой книге нет страшных страниц о гетто, в котором он потерял 14-летнего брата, бабушку, многочисленных родственников. Он не рассказывает в этой книге ни о потере родителей в другом гетто в Западной Украине – в Здолбунове, ни о родственниках, убитых в погромах во Львове. «В день 94-летия папы, 4 февраля 2020 г., – говорит Анна, – в Ельцин-центре в Екатеринбурге общественности был представлен документально-исторический проект „Память семьи. Я свидетельствую!“. В его основе – воспоминания узника гетто, партизана, фронтовика, непокоренного человека, победившего судьбу, Рувима Моисеевича Куренца. Именно этот знак – „Непокоренные“ – был вручен ему в 2010 г. Ассоциацией несовершеннолетних узников концлагерей и гетто. Научным консультантом проекта был заведующий архивом НПЦ „Холокост“ Леонид Абрамович Тёрушкин».

 

Рувим Моисеевич Куренец (Курениц) родился 4 февраля 1926 г. в местечке Дисна в семье Моисея и Ханы Курениц. С 1921 по 1939 г. Дисна входила в состав Польши, а до того – Российской империи. В 1928 г. родился его брат Залман, Залка. Мама Рувима происходила из семьи Залмана и Ревекки Слободкиных. Она рассказывала, что их семьи жили в Дисне несколько веков. «Мама окончила гимназию и учительские курсы в Казани, была очень добрым и умным человеком, занималась домом и помогала отцу. Я был черноволосый – в маму, а братик – светленький, красивый мальчик. Папа – энергичный человек, предприимчивый – покупал у крестьян лен, наладил его обработку и продавал на ткацкие фабрики в Польшу. Этот лен, из которого делали качественное полотно, высоко ценился. Перед глазами – наши шаббатные ужины. Отец зажигал свечи, красиво накрывали стол. Собиралась вся семья: родители, бабушка и мы с братом. Вспоминаю свое детство в Дисне как один счастливый день. Всю жизнь думаю: зачем был этот праздник жизни, если всё так трагически закончилось…» – рассказывал дочери Рувим Куренец.

«Семья, из которой был мой дед Моисей, – повествует Анна, – жила трудно. Папа вспоминал: бабушка Сорэ-Бейла Курениц рано овдовела и сама поднимала детей. У нее была скобяная лавочка – основа семейного существования. Ей помогали ее старшие – Соломон и Хая с мужем Абрамом Гуткиным. Все многочисленные родственники Рувима Куренца впоследствии погибли в гетто Дисны, Здолбунова, Львова. Уцелели только семьи Соломона и Хаи, которые перебрались на Урал.

Соломон в 1914 г. из Риги переехал на Урал. В 1920-е гг. он перевез в Екатеринбург из Украины, где бушевали погромы, свою сестру Хаю с детьми и мужем Абрамом Гуткиным. Соломон в 33 года женился на Пашеньке Лангборт и обрел с ней счастье и четверых детей. Все дети получили высшее образование: три дочери Ревекка, Роза и Ольга стали врачами, а их брат Рувим – юристом. Репрессии 1930-х гг. коснулись и этих семей, у них прошли ночные обыски. У Соломона забрали всё, что он собирал своим трем девочкам на приданое. Потом забрали и его самого. Соломон Курениц был известный в городе часовой мастер. Первым делом советская власть стала заниматься национализацией драгметаллов у частников – часовщиков и ювелиров. В НКВД он ничего не подписал, у Соломона не было наемных работников, его помучили и отпустили. Потом забрали его жену, сняли серьги, которые она постоянно носила, – свадебный подарок мужа. Всё это происходило в Свердловске. А мы спокойно жили в это время в Дисне».

Город разделяла река Дисна: «На одном берегу жили мы, на другом были „советы“. И на том берегу, где были „советы“, ходили люди с флагами, звучали марши, шли митинги. Часто я катал на велосипеде Сару Бейлин, одноклассницу, очень красивую девочку. Потом узнал, что она вместе с отцом погибла в гетто Глубокого (см. «ЕП», 2023, № 8). До вой­ны люди в Дисне жили дружно. В воскресенье открывался большой базар. Крестьяне привозили свои продукты – мясо, овощи, зерно, рыбу. А продав урожай, бежали в еврейские магазины. Я был в Дисне дважды: после демобилизации и в 1990-е гг. Последние евреи уехали оттуда в 1970-е. В Дисне до вой­ны из 10 тыс. жителей было 7000 евреев. Сегодня их там и вовсе нет».

Сначала Рувим Куренец учился в хедере, потом в польской школе. Ребята много шалили, но учителей слушались, их слово было для учеников закон. Рувим очень любил коньки, собирал марки, учился игре на скрипке. Его мама обожалa Варшаву, и вся семья с удовольствием ездила в польскую столицу, к дяде Рувима Борису Слободкину, который впоследствии уехал в Здолбунов: «Варшава – чудесный город. Во время вой­ны я увидел Варшаву в огне, в руинах. Мама говорила: „Закончишь польскую гимназию и будешь учиться в Варшавском университете, станешь врачом“. Я учился в польской школе, а гимназия была высшей ступенью. Если бы не вой­на, так бы и было…»

Куренцы жили в центре, на улице Гандлёвой (Торговой), рядом была синагога. Став постарше, Рувим отправлялся с отцом в синагогу. В Дисне управляли поляки, но основным населением были евреи, державшие магазины, лавочки. Среди них было много ремесленников – портные, пекари, обувщики, кузнецы. После 17 сентября 1939 г. Дисна вошла в состав Белорусской ССР. Стали происходить аресты предпринимателей, национализация недвижимости, у Куренцов отобрали дом. А вскоре члены этой большой, дружной семьи расстались навсегда: 22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная вой­на, и в Дисну вошли германские войска.

•

В июне-июле 1941 г. о необходимости эвакуации в Дисне были предупреждены только активисты – комсомольцы и коммунисты. Население заверили, что враг не пройдет, что бежать не надо, но люди всё равно стремились к парому, пытаясь уехать. А 26 июня Дисну стали бомбить: «Среди тех, кого оповестил районный комитет комсомола о немедленной эвакуации, была моя двоюродная сестра, учительница Фрада Нейштадт – комсомолка и активистка. Она ушла, забрав свою сестру Хану. Потом девушки оказались в Свердловске и жили на ул. Сакко и Ванцетти, 95, у тети Хаи Григорьевны Гуткиной (Курениц). Семья Фрады и Ханы погибла в гетто. (В 1950-е Хана Нейштадт с мужем уехала в Израиль.)»

Гетто в Дисне было расположено на улицах Полоцкой и Глубокской, евреи находились там в ужаснейших условиях. Немцы и полицаи назначали их на самые тяжелые работы, били и издевались над ними. На этой огороженной адской территории господствовал лагерный режим с принудительным содержанием и принудительным трудом. «Меня, несовершеннолетнего узника гетто, вместе с другими евреями немцы, вооруженные автоматами, ежедневно выводили на работу, где мы работали по 20 часов в сутки. Нам было запрещено быть людьми. Копали траншеи, молотом дробили камни. Нас морили голодом, избивали. Я, маленький и тощий, не раз получал прикладом по спине, потому что от голода забывался и на какое-то мгновение переставал бить молотом или таскать камни», – вспоминал Рувим.

Евреям было запрещено самостоятельно выходить из гетто, ходить по улицам, покупать еду, узники умирали от голода, холода, болезней. В гетто вместе с мальчиком находились его бабушка Ревекка Слободкина и 13-летний брат Залман, тетя и дядя Голдины, двоюродный брат Саша Слободкин и его друг Яков Хейфиц (Александр Слободкин и Яков Хейфиц выжили. А. Слободкин – фронтовик, кадровый офицер, впоследствии жил в Израиле, в Араде, Яков Хейфиц – в Харькове). «Где-то парни раздобыли спички, и мы жгли вещи, одежду, чтобы она не досталась немцам, как в других гетто, где полицаи мародерствовали. Белла, дочь аптекаря, бросила в костер свои красивые красные сапожки, оставшись босиком. Помню, как немец повалил моего дядю Хону Голдина и отрезал ему бороду вместе с кожей. Мы знали, что нас убьют, и рыли ямы. Полицаи, которые нас охраняли, смеялись, говорили „пу-пу“, изображая, как будут стрелять в нас. Стреляли каждый день. Весной уничтожили много евреев из гетто, никого не щадили! Ни малых детей, ни стариков, ни женщин…»

•

Через 68 лет после Победы Рувим Куренец получил письмо от своей троюродной сестры Нины (Нехамы) Смушкин, которая была очень удивлена тем, что он остался жив. Оба находились в гетто Дисны и бежали во время его ликвидации. Уже потом Рувим узнал, что в Израиле немало диснян. Оказывается, Нина Смушкин отправилась в еврейское государство в 1950-е гг. из Риги со своим мужем, также уроженцем Дисны. Вместе с Ниной уехала и ее сестра Кейтл (Катя), которая в день расстрела узников гетто побежала за своей сестрой Нехамой, так и спаслась. А их родителей и 12-летнюю сестренку немцы убили. Нехаме тогда было 16–17 лет, а Кейтл – девять, обе были ранены. Блуждали в лесу, их схватили местные, сдали полицаям, они попали в гетто Глубокое, а после его ликвидации им удалось – в какой уже раз! – снова бежать. Так Нехама и Кейтл попали в партизанский отряд и воевали там до Победы. Нехама служила разведчицей, получила ранение, до сих пор носит часть пули в руке. В одном из писем двоюродному брату Рувиму, отправленных из Израиля, она свидетельствовала, что у многих узников гетто были мысли о поджоге: «Около многих домов стояли емкости с керосином. Все ждали немецкой акции, люди узнавали, что евреев массово убивали в других местах. Поэтому были мысли: поджечь гетто и убежать. 14 июня 1942 г. всё гетто сгорело, не осталось ни одного дома».

•

В день уничтожения гетто немцы окружили его с разных сторон, чтобы никто не мог спрятаться. Негодяи стали стрелять в спины убегающих евреев. Люди побежали в сторону реки, леса – другого пути не было, гетто располагалось за рекой. В панике Рувим потерял своего брата и бабушку, других своих родных, забежал в холодную пристройку к деревянному дому и спрятался между стеной и поленницей. Гетто горело, кто-то поджигал свои дома, а Рувим, как он позже признавался, размышлял и о том, чтобы поджечь себя и больше не мучиться: «Фашисты пустили собак, немецкая овчарка ходила надо мной. Я видел ее, она видела меня, но почему-то не лаяла. Смотрел ей в глаза, отец меня учил: чтобы собака не укусила, надо смотреть ей в глаза. Можно сказать, мое первое спасение произошло благодаря этой собаке. Ночью поджег сено, выполз из дома и ползком, между трупами людей, убежал в лес. Немцы стреляли в спину, но мне удалось остаться живым. Бродил по лесу, набрел на хутор, увидел – женщина вешает белье, попросил хлеба, она вынесла полбуханки, я ей оставил часы, которые в день расстрела мне дала бабушка. Она их не брала. Я ушел и оставил ей часы. Иду по дороге, встречаю мужиков на телеге, спрашиваю: где нет немцев? Показывают: иди туда. Пошел и прямо на немецкий патруль нарвался, они стреляли, я бежал. Мне повезло: набрел на партизан, но без ружья они не брали. Стал искать ружье. У меня в кармане был перочинный ножик. Решил караулить немца, чтобы забрать ружье. Как бы я это сделал? Об этом не думал. Слава богу, нашел в лесу ружье, и меня взяли, стал охранять отряд на краю леса. Рядом с нелюдями были люди. Пока жив, буду их помнить: женщину с хутора, которая дала мне хлеб, партизан. Состоял в отряде Мельникова с июня по декабрь 1942 г. Далее меня как несовершеннолетнего и двух девочек-сестренок, фамилия у них была Свердловы, перевели за линию фронта».

В списке убитых диснян, приведенном в книге одноклассника Рувима, Моше Иофиса, есть семья Свердловых, и, видимо, тем самым сестренкам тоже удалось бежать из гетто Дисны. Их перевели за линию фронта. Рувим Куренец знал, что на Урале у него есть родственники, и завербовался на стройку на север Урала.

Свидетельства Рувима Куренца и других бывших заключенных Диснянского гетто собраны в документально-историческом проекте «Память семьи. Я свидетельствую!» (https://memory-family.ru); здесь же и свидетельства белорусов – соседей семьи Куренец о страшных условиях, в которых жили евреи гетто, и о дне его ликвидации 14 июня 1942 г. В последние годы, 9 мая и 14 июня, бывшие дисняне приезжают в Белоруссию и собираются на месте бывшего гетто. Сейчас там установлен мемориал в память о 3800 уничтоженных евреях, чей прах покоится в заросших травой рвах. Первый памятник там был установлен в 1950 г. вернувшимися с фронта М. Кункисом и Р. Лекахом, чьи семьи были уничтожены 14 июня.

•

Вой­на продолжалась, и после всех испытаний, выпавших на долю Рувима, он, чтобы как-то выжить, устроился рабочим на железную дорогу, потом был принят помощником экскаваторщика на бокситовый рудник, осваивал управление экскаватором. В то же время постоянно искал родственников, писал им письма. В сентябре 1943-го его призвали в Красную армию: «Врачи осмотрели меня, пришли в ужас и рекомендовали лечение от ожогов. Сделать это можно было только в Свердловске. Так я попал к своим близким и дорогим людям. В Свердловске меня встретили хорошо, обогрели, я лечился. Паспортистки в военкомате исковеркали наши фамилии: я стал Куренец, а двоюродный брат Рувим – Куринец. И мы пошли по жизни с этими разными, „исправленными“ фамилиями. Через несколько месяцев военкомат отправил меня в Кунгур, в военное училище. Мы учились убивать, а у меня перед глазами стояли братик, бабушка, родители, было очень тяжело на душе. После учебки в Кунгуре получил звание младшего сержанта, красные американские ботинки, и нас отправили на фронт…» Воевал Рувим Куренец в армии генерала П. И. Батова, которая входила во Второй Белорусский фронт маршала К. К. Рокоссовского.

По словам Рувима, наступление на Варшаву сопровождалось тяжелыми боями. Советские части упорно наступали, немцы стремились во что бы то ни стало удержать свои позиции. В одном из боев Куренцу прострелили шапку, пуля прошла в считаных миллиметрах от виска. Уже после боя он насчитал на своей шинели еще четыре пулевых отверстия – настолько плотным был огонь. Из 80 человек роты, в которой он служил, после взятия Варшавы в живых осталось 14: «Шёл по городу и не узнавал его. В мирное время я часто бывал в Варшаве с мамой. Город был разрушен – лишь груда красных кирпичей. Откуда-то выбежал мальчик лет десяти: „Пан, брот!“ Я достал хлеб из мешка, отломил половину, и мальчишка поцеловал мне руку. Тут же вспомнил женщину на хуторе, когда бежал из гетто… Мне было всё равно, убьют меня или нет: сегодня – жив, завтра – нет, всех потерял, и меня никто не ждал. Однажды мне с товарищем было поручено охранять с пулеметом въезд в один из небольших городов. Вдруг в город въехал легковой автомобиль, остановился, из него вышли немецкие офицеры. Они еще не знали, что в город вошла Красная армия. Но, встретив советских солдат, быстро подняли руки, повторяя: „Гитлер капут. Гитлер капут“».

21 февраля 1945 г. немецкий снаряд попал в пулеметную точку, возле которой находился Рувим Куренец. Пулемет был уничтожен, один боец погиб, а Рувиму осколок снаряда угодил в ногу. Раненного, его вытащили на носилках и отправили в госпиталь. С тех пор 21 февраля он отмечает как свой второй день рождения.

Стопу хотели ампутировать, но Рувим пытался убедить врачей, что рана «затянется», что он еще и танцевать будет. Так и случилось. «Повезло!» – говорили доктора. Рувим Куренец встретил Победу и продолжал службу в Красной армии – уже в Северной группе войск, в спецбатальоне по охране маршала К. К. Рокоссовского.

•

«В 1949-м демобилизовался, приехал в Дисну в надежде найти близких, стоял среди разрушений и плакал. Вспоминал свой дом, потерянных навсегда родителей, братика, бабушку. Никого не встретил и решил ехать на Урал. Долго не мог забыть людей из этого сожженного города, их отчаяние, бедность. В Свердловске произошло мое знакомство с братьями и сeстрами. В семьях уральских родственников почти все воевали, но не все пришли назад. Какое же счастье было для тех, кто вернулся, вновь пройтись по улицам города! Фотографироваться, приветствуя новую мирную жизнь, в которой ещe всем нам предстояло состояться. В те годы я много общался с дядей Соломоном, который напутствовал: „Надо учиться! Сейчас для тебя это самое главное“».

Рувим пошел учиться в вечернюю школу, наверстывая упущенное: ведь у него за плечами было только семь классов. В 1952 г. окончил школу с золотой медалью. «1952 год. Государственный антисемитизм набирал обороты: расстрел Еврейского антифашистского комитета, пресловутое „дело врачей“. Прошел слух, что евреев не будут принимать в вузы. Узнал, что в УПИ открыли новый факультет – радиотехнический. К счастью, меня приняли».

В 1953 г. Рувим Куренец женился на своей двоюродной сестре Ольге Курениц, у них родилась дочка Аня. После окончания в 1957 г. Уральского политехнического института ветеран начал свою трудовую деятельность на Государственном союзном заводе № 217 (с 1966 г. – Уральский оптико-механический завод). Из четырех выпускников, которые пришли на завод, остался он один.

•

За время работы в объединении Рувим Моисеевич прошел путь от инженера-технолога, начальника лаборатории, старшего мастера, начальника участка, заместителя главного технолога сборочного производства до начальника сборочного цеха и руководителя производственно-технического комплекса «Специальная техника». В 1965 г. он фактически создал цех по производству продукции военного назначения и организовал его работу. Здесь в полной мере проявились его организаторские способности, энергичность, стремление к новому. Под непосредственным руководством Рувима Моисеевича освоили и запустили в серийное производство более 20 наименований сложнейших изделий оборонного значения и медицинской техники. Он сумел сплотить большой коллектив единомышленников, за все годы руководства цехом не допустил ни единого случая срыва плана.

Сборочный цех УОМЗ на протяжении многих лет признавали лучшим в союзном министерстве. Добрую славу подразделению создавали не только производственные показатели: были и многочисленные победы на спортивных соревнованиях, и успехи в художественной самодеятельности. Полвека Рувим Моисеевич отдал УОМЗ, только в 2006 г., в возрасте 80 лет, вышел на пенсию. Мало у кого есть столько наград и почетных званий, как у него. К боевым наградам – ордену Отечественной вой­ны I степени, медалям «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией» и другим – прибавились награды мирных лет: ордена Трудового Красного Знамени, «Знак почета», медаль «За трудовое отличие», звания Почетный машиностроитель РФ, Почетный работник Уральского оптико-механического завода. Рувим Куренец – заводская легенда, труженик, отдавший без преувеличения всю свою жизнь заводу. Не случайно именно он стал первым Почетным работником УОМЗ.

8 мая 2019 г., через два года после смерти ветерана, на здании заводского корпуса, где размещался гигантский цех, которым руководил Рувим Моисеевич Куренец, была торжественно открыта мемориальная доска «Первому почетному работнику Уральского оптико-механического завода, фронтовику, легендарному руководителю, вложившему неоценимый вклад в развитие оборонной промышленности страны, космоса, а также производствa гражданских изделий медицинского предназначения...»

Заведующий архивом НПЦ «Холокост» Леонид Тёрушкин комментирует: «В феврале 2020 г. я участвовал в открытии выставки „Память семьи. Я свидетельствую!“, подготовленной А. Р. Кантор и членами ее семьи. Это замечательный документально-исторический проект, посвященный памяти Рувима Куренца, его родных и друзей. Жизнь и судьба выжившего в Холокосте, выигравшего борьбу со смертью! История его семьи в контексте эпохи, истории страны, поколения, родившегося в 1920-е гг., отраженa в этой экспозиции благодаря кропотливо собранным и прекрасно подготовленным архивным документам…»

 

Подготовила Яна ЛЮБАРСКАЯ

Автор выражает благодарность Л. Тёрушкину и А. Кантор за помощь в подготовке публикации