«На улицах Берлина разверзся ад…»

9–10 ноября 1938 г. ад разверзся не только на улицах Берлина – по всей нацистской Германии и присоединенной в марте того же года Австрии. Два дня нацистские молодчики в коричневой униформе громили, жгли синагоги, банки, еврейские магазины и убивали попавшихся под руку людей. Это была не волна – цунами, прокатившееся по всем городам Германии от Берлина до Мюнхена, от Кёльна до Ганновера, от Лейпцига до Кёнигсберга, докатившееся до Вены и достигшее Судет.

Полиция общественного порядка, которую возглавлял протеже Геринга обергруппенфюрер СС Курт Далюге, разумеется, не вмешивалась в события, происходящие на улицах, безучастно наблюдая за бесчинством военизированных отрядов СА и потерявшими человеческий облик бюргерами (которым разрешили грабить), присоединившимися к штурмовикам, с азартом разбивавшим витрины магазинов.

 

Выстрел Гриншпана

Утром 7 ноября 1938 г. охрана германского посольства в Париже заметила у ворот молодого человека. На вопрос, что ему нужно, юноша ответил, что желает сообщить чрезвычайно важные сведения послу Иоганнесу фон Вельчеку. Но посла в тот день на месте не оказалось, и его провели в кабинет секретаря посольства Эрнста фон Рата. Рат попросил показать документ, на что посетитель, 17-летний Гершель Гриншпан, вытащил пистолет и открыл огонь. Секретарь сделать ничего не успел – Гершель произвел пять выстрелов…

Охрана разоружила нападавшего и вызвала полицию. Молодой человек не оказал никакого сопротивления, назвал свое имя и мотивы, которыми руководствовался, затевая покушение на сотрудника германского посольства, – месть за преследуемых в Германии евреев.

При обыске в одном из карманов полиция обнаружила записку, которая затем была опубликована в местных газетах: «С Божьей помощью. Мои дорогие родители, я не мог поступить иначе, да простит меня Бог, сердце обливается кровью, когда я слышу о вашей трагедии и трагедии двенадцати тысяч евреев. Я должен протестовать так, чтобы весь мир услышал мой протест, и я это сделаю. Простите меня. Гершл».

Был составлен протокол, который впоследствии был опубликован в местных газетах. Согласно ему, Гриншпан стрелял в Рата со словами «грязный бош» и говорил, что он действует от имени 12 тыс. преследуемых евреев. После ареста он был помещен в тюрьму для несовершеннолетних Фрэн под Парижем.

Гершель Файбель Гриншпан, сын «остюден» (так тогда называли в Германии восточных евреев) Зинделя Гриншпана и Рифки Зильберберг, родился в Ганновере 28 марта 1921 г. Семья была религиозной, мальчик вступил в местное отделение «Мизрахи» (движение, созданное в Вильнюсе в 1902 г. рабби Ицхаком Яковом Рейнзем) и исправно посещал спортклуб «Бар-Кохба».

Веймарская республика просуществовала до 1933 г. и завершилась приходом к власти нацистов, поставивших во главу внутренней политики антисемитизм. Евреев бойкотировали при приеме на работу (затем были введены и другие ограничения), Гришпану в этой новой действительности делать было нечего. Ценой неимоверных усилий он сумел выехать из Германии в Палестину, но британские власти отказали ему во въезде, и тогда он перебрался в Брюссель, откуда друзья переправили его в Париж. Он помогал своему дяде в работе, но постоянных занятий не имел. Два года добивался вида на жительство. Два года он, ортодоксальный иудей, согласно традиции каждую субботу посещал синагогу.

В начале августа 1938 г. Гриншпан получил распоряжение покинуть Францию до 15 числа. В полицию он не явился, дядя спрятал племянника в мансарде одного из парижских домов, и тогда его объявили в розыск.

О мытарствах родных (семью сначала арестовали, а затем выдворили из Германии – где его родители, несмотря на то что прожили на немецкой земле более 20 лет, гражданства так и не получили – во время проводившейся в течение двух дней общегерманской акции по изгнанию около 12 тыс. польских евреев) ему 3 ноября сообщила в открытке сестра Берта. Она писала, что в результате происшедшего они остались без средств к существованию. Вот тогда доведенный до отчаяния Гершель решил отомстить не только за унижения и жестокое обращение с его семьей – за страдания всех 12 тыс. единоверцев.

В 1987 г. американский журналист Мартин Гилберт привел в книге «Холокост, еврейская трагедия» свидетельство англичанки, работавшей в то время в Красном Кресте: «Я обнаружила тысячи людей, столпившихся в свинарниках. Старики, больные и дети, согнанные вместе в самых бесчеловечных условиях. Некоторые… пытались сбежать обратно в Германию и были расстреляны».

Гершель пытался раздобыть деньги, чтобы помочь родным, но всё было тщетно. Решение созрело мгновенно. Написав прощальную записку родителям, он вышел из дома, в ближайшем оружейном магазине приобрел револьвер и коробку патронов и спустился в метро. Германское посольство находилось на улице де Лилль, 78, неподалеку от станции «Сольферино».

Мир узнал о покушении на фон Рата 7 ноября.

 

С пометкой «Срочно»

В тот же вечер был сверстан экстренный выпуск печатного органа НСДАП «Фёлькишер беобахтер», в передовице которого гoворилось: «Германский народ сделал необходимые выводы из преступления. Он не будет терпеть невыносимую ситуацию. Сотни тысяч евреев контролируют целые секторы в германской экономике, радуются в своих синагогах, в то время как их соплеменники в других государствах призывают к вой­не против Германии и убивают наших дипломатов». На следующий день угрозами «грязным евреям», посмевшим поднять руку на немецкого дипломата, были полны все германские газеты.

Во Франции о покушении первым сообщило агентство Гавас (9 ноября его сообщение перепечатала «Правда»: «Париж, 8 ноября. (ТАСС). Агентство Гавас сообщает, что вчера в помещении германского посольства в Париже был тяжело ранен тремя выстрелами из револьвера третий секретарь германского посольства фон Рат, племянник бывшего посла во Франции Кестера. Даладье и Боннэ (премьер-министр и министр иностранных дел. – Ю. К.), узнав о произошедшем, немедленно выразили свое сожаление германскому послу. Вечером в тот же день германский посол посетил Боннэ, который вновь повторил свое сожаление по поводу происшедшего».

Эрнст Эдуард фон Рат родился во Франкфурте-на-Майне 3 июня 1909 г. Его отец Густав фон Рат был помощником префекта в Кёльне – перед сыном открывалась блестящая карьера. Он учился в Бреслау, юриспруденцию изучал в Бонне, Мюнхене и Кёнигсберге. В 1932 г. поступил на службу в Министерство иностранных дел. В том же году вступил в НСДАП, а в 1933-м – в СА. Был пунктуален, точен и исполнителен, его заметили и отправили работать в Бухарест, а через два года, в 1935-м, перевели в Париж, где он занял должность третьего секретаря посольства. Очевидно, не обошлось без вмешательства брата отца Роланда Кестера, который был послом Германии во Франции. По существовавшим в то время правилам, летом 1936 г. Эрнст прошел дипломатическо-консульскую аттестацию в Берлине и должен был отправиться в Калькутту, но из-за болезни смог вернуться к работе только в 1938-м – вновь был назначен секретарем германской миссии в Париж.

Гриншпан только ранил принимавшего его секретаря посольства, тот получил ранение в плечо, к смерти же привело проникающее ранение в брюшную полость. Его немедленно привезли в госпиталь, французские хирурги сделали операцию. Гитлеру было доложено о случившемся, он распорядился отправить в Париж своего личного врача Карла Брандта, но спасти фон Рата было не суждено – он скончался 9 ноября 1938 г.

 

Свидетельства очевидцев

Инга Дойчкрон (автор книги «Я носила желтую звезду», Берлин): «Нам позвонил один из друзей и взволнованным голосом сообщил, что моего дядю, богатого предпринимателя, только что забрало гестапо и, надо полагать, отправило в концлагерь… Утром 10 ноября одна новость обгоняла другую.

На улицах Берлина разверзся ад. Вооруженные топорами, колунами и дубинками штурмовики ночью 9 ноября разбили все витрины еврейских магазинов, которые благодаря особым обозначениям нетрудно было отличить от других витрин. На Курфюрстендамм среди осколков битого стекла лежали обгаженные манекены. В пустых оконных проемах трепетали на ветру обрывки платьев. А уже мародеры на свой лад дополнили эту картину разрушения и насилия. Внутри магазинов валялись вывороченные ящики, разбросанное белье, поломанная мебель, разбитый и растоптанный фарфор, смятые шляпы. Густые клубы дыма висели над Фазаненштрассе, где находилась синагога. Подойти туда поближе мы не рискнули. Мы уже знали, что все синагоги „в стихийном порыве народного гнева“, как говорили по радио, были подожжены и сгорели. Полиция и пожарные наблюдали за горящими зданиями, заботясь лишь о том, чтобы зеваки не подходили к пожарищу слишком близко».

Валентин Зенгер (журналист, Франкфурт-на-Майне): «„Ой-вей, это принесет нам цурес! – сказала мама, когда по радио сообщили, что некий Гриншпан застрелил в Париже советника германского посольства фон Рата. – Они этого только и ждали. Всё, что мы до того пережили от Гитлера, – дрек по сравнению с тем, что произойдет теперь“. Мама была, как всегда, права. Когда я на следующее утро отправился на работу, то встретил по дороге молоденькую секретаршу. „Вы уже слышали, горит синагога на Бернеплац, а на Зандвег они разбивают витрины еврейских магазинов и выбрасывают все на улицу?“. Я помчался туда. Уже издалека было видно огромное дымное облако в небе. Вспомогательная полиция образовала кордон, чтобы никто не приблизился к месту пожара, а парни из гитлерюгенда зубоскалили и потешались над ужасным происходящим. Около пылающего, как смоляной факел, круглого строения стояли две пожарные машины, одна с большой лестницей, которая не была выдвинута, а другая с техническим оборудованием. Некоторые пожарные держали в руках шланги, но лишь поливали падавшие на улицу балки. У них явно было указание позволить синагоге сгореть и только лишь не давать огню перекинуться на соседние здания.

Мной овладело незнакомое до того чувство: я был одним из тех, над кем здесь издевались. Это были мои братья и сестры, те, кому разбивали стекла, разоряли квартиры, громили магазины, разрушали синагоги, оскверняли свитки Торы. Их судьба была моей».

Эрих Кестнер (немецкий писатель и сценарист): «Ночью я ехал на такси домой вдоль Курфюрстендамм. По обеим сторонам улицы стояли мужчины и ударяли железными палками по витринам. Повсюду был слышен треск стекол. Это были эсэсовцы в черных галифе и высоких сапогах, но в гражданских пиджаках и шляпах, сосредоточенно выполнявшие свою работу. На каждого приходилось четыре-пять фасадов. Они поднимали палки, ударяли несколько раз и затем переходили к следующей витрине. Прохожих не было видно.

Трижды я останавливал такси, желая выйти. Трижды из-за деревьев показывался полицейский и энергично требовал, чтобы я оставался в автомобиле и продолжал поездку. Трижды я объяснял, что могу выходить где хочу и именно это будет верным, если в открытую происходит подобное хулиганство. Трижды рявкало: „Криминальная полиция“, захлопывалась дверца такси, и мы ехали дальше. Когда я в четвертый раз захотел остановить машину, шофер возразил. „Бессмысленно, – сказал он. – И, кроме того, это сопротивление государственной власти...“

Партия начала, пусть даже ночью и в гражданской одежде, на улицах те действия, которые до того преследовались бы как противозаконные, и германская полиция покрывала преступников. В ту же ночь те же преступники под прикрытием тех же полицейских обратили в пламя синагоги. И на следующее утро вся германская пресса сообщила, что население таким образом спонтанно выразило свой гнев. В одно и то же время по всей Германии...»

Из стенограммы совещания по «еврейскому вопросу» (12 ноября 1938 г.)

Геринг: Я хотел бы, господа, чтобы вы уяснили себе нижеследующее: сегодняшнее совещание созвано не для того, чтобы вновь поговорить о том, что следует предпринять; теперь принимаются решения, и я обращаюсь к соответствующим ведомствам с настойчивой просьбой шаг за шагом осуществлять необходимые меры по ариизации экономики и, поскольку в том будет необходимость, докладывать о них мне.

Гейдрих: В результате пожара разрушена в общем 101 синагога, 76 синагог разгромлено, по всей империи разгромлено 7500 торговых предприятий.

Геббельс: Я придерживаюсь того мнения, что это должно послужить поводом к закрытию синагог. Евреи должны снести все синагоги, которые хотя бы немного повреждены. Им придется заплатить за это. Здесь, в Берлине, евреи готовы сделать это. В Берлине сгоревшие синагоги будут снесены самими евреями. И то, что евреи сами обязаны сносить поврежденные или сгоревшие синагоги и предоставлять в распоряжение германской народной общины готовые свободные участки, как я полагаю, должно теперь быть принято в качестве руководящего начала для всей страны...

Далее, я считаю необходимым, чтобы евреи повсюду, где их пребывание оказывает провоцирующее действие, были изолированы от общества. Министерство путей сообщения должно издать приказ, чтобы для евреев были отведены особые купе в вагонах. Если купе уже занято, то евреи не имеют права занимать другие места. И если нет мест, евреи должны стоять в тамбурах…

Геринг: Во время антиеврейских выступлений было разбито стекла на 3 млн марок. Ювелирному магазину Маркграфа на Унтер-дер-Линден причинен ущерб в 1,7 млн марок, так как магазин полностью разграблен... Далюге и Гейд­рих, вы должны найти мне эти драгоценности! Устройте грандиозные облавы... Выплаты за счет страховых обществ…

Шмер: Господин фельдмаршал, я хотел бы предложить, чтобы от объявленной суммы (ведь должен быть взыскан 1 млрд) был установлен определенный процент, по моему мнению, 15%, а затем данный процент должен быть еще несколько повышен для того, чтобы все евреи платили поровну, и из этих доходов мы возместим расходы страховых обществ (Иоганн Шмер служил в Баварской политической полиции, в ноябре 1939-г. возглавил отделение гестапо в Люблине).

Oграбленных до нитки евреев после совещания обязали уплатить государству штраф в размере 1 млрд марок; им запретили заниматься любой экономической деятельностью, продолжали отнимать чудом сохраненное имущество и выживать иx не только из экономики, но и из других областей жизни: политики, науки, культуры. До конференции в Ванзее, где былa принята программа по «окончательному решению еврейского вопроса», оставалось всего несколько лет.

 

Цифры и факты

Точные цифры числа разрушенных синагог, еврейских коммерческих предприятий, магазинов, банков по всей Германии установить невозможно. Историки Холокоста, описывающие события «Хрустальной ночи», вне зависимости от того, в каких странах они проживают, приводят разные цифры, поэтому вынуждены употреблять слово «около». Я буду говорить «более».

В ночь с 9 на 10 ноября 1938 г. отряды СА и гитлерюгенда сожгли и разгромили в Берлине, Мюнхене, Нюрнберге, Вене и других городах более 267 синагог и молельных залов, более 7500 еврейских магазинов. Число оскверненных кладбищ неизвестно; известно, что подверглись разрушению многочисленные памятники и могилы во многих городах страны. В результате этих погромов, не знающих примеров в истории и происходивших на территории всего государства, более 90 человек были убиты, сотни ранены и покалечены, 30 тыс. человек отправлены в концентрационные лагеря Заксенхаузен, Бухенвальд и Дахау. Из них 2000 погибли от избиений в течение нескольких недель.

Все историки сходятся на том, что общий экономический ущерб составил 25 млн рейхсмарок. Кроме этого, Геринг (он курировал народное хозяйство), выступая 12 ноября 1938 г. на совещании, которое он созвал в своем Министерстве авиации, заявил присутствующим, среди которых были многие финансовые деятели Pейха: «Что бы вы сказали, если бы я сегодня заявил, что еврейство в качестве наказания должно уплатить один миллиард?.. Я это сформулирую так: германские евреи должны в наказание за свои ужасные преступления уплатить один миллиард». Разумеется, все одобрили решение фельдмаршала.

 

Вопрос вины и ответственности

В деле Гриншпана остается много неясностей; некоторые историки считают, что убийство Рата руками еврейского юноши было провокацией гестапо (есть версия о том, что еще в феврале 1938 г. Гитлер приказал начальнику СД Гейдриху кo дню рождения Мартина Лютера – автора памфлета «О евреях и их лжи» – подготовить покушение еврея на немецкого дипломата). Философ Ханна Арендт и американский прокурор в Нюрнберге Роберт Кемпнери писали об этом, как о версии, а выпускник философского факультета Ленинградского государственного университета Михаил Финтушал, с 1998 г. проживающий в Израиле, как о факте (но все их публикации не подтверждены ссылками на источники). Вряд ли необходимо приводить все версии, но имеет смысл сказать несколько слов о вине и ответственности, теперь уже исторической.

Многие писали (та же Ханна Арендт, которая называла Гриншпана психопатом), что выстрел Гриншпана спровоцировал погромы в Германии. Но «после того» не всегда означает «потому что». Действительно, погромы начались после убийства фон Рата. Но в 1938 г. нацисты уже имели безраздельную власть в Германии и могли, если им требовался какой-то повод для погромов, найти любой или устроить погром без всякого повода и оглядки на международное общественное мнение, с которым они и не думали считаться.

На мой взгляд, Гершель Грин­шпан, доведенный до отчаяния положением не только родных, но, что важно подчеркнуть, и судьбой всех высылаемых из Германии польских евреев, в числе которых оказались и его близкие, действовал в состоянии аффекта и не предвидел всех последствий своего поступка. Снимает ли это с него ответственность? Очевидно, нет, вне зависимости от мотивов, которыми он руководствовался.

Однако этот выстрел привел к последующим шагам, о чем написал немецкий историк Вольфганг Бенц, возглавлявший с 1990 по 2011 г. Центр исследований антисемитизма при Берлинском техническом университете. Он отметил, что ноябрьский еврейский погром 1938 г., прокатившийся по всей Германии, стал поворотным пунктом в истории Третьего рейха: «Как никакое иное событие, он показал цинизм нацистского режима, продемонстрировавшего отказ даже от видимости конституционности. Антисемитизм и ненависть к евреям, которые всегда пропагандировала нацистская идеология, обрели примитивную форму физического насилия и преследований. „Хрустальная ночь“ стала вершиной пути к „окончательному решению“ – к убийству нацистами миллионов евреев по всей Европе».

Сведения о дальнейшей судьбе Гриншпана весьма противоречивы. Достоверно известно, что летом 1940 г. он был экстрадирован в Германию, некоторое время содержался в берлинской тюрьме гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, 8, но суд над ним не состоялся, и летом 1942 г. его отправили в концлагерь Заксенхаузен, а осенью перевели в тюрьму Магдебурга. В мае 1960 г. суд ФРГ по просьбе родителей официально признал его умершим.

 

Юрий КРАМЕР