«Я вижу солнце, солнце, солнце…»

«Все факты должны быть записаны и отмечены, даже самые кровавые, чтобы абсолютно всё было принято во внимание».

Ицхок Рудашевский

 

В июле 1944 г. в Вильнюсе на чердаке дома № 4 по улице Диснос, расположенного на территории бывшего гетто, была найдена увесистая тетрадь, исписанная на идише чернилами и карандашом. Это был дневник подростка Ицхока Рудашевского, узника Вильнюсского гетто, куда в июне 1941 г. гитлеровцы согнали евреев города. В течение двух лет, проведенных за стенами гетто, он почти ежедневно записывал и комментировал всё происходившее в нем. В октябре 1943 г. Ицхок и его родители в числе других узников гетто погибли в расстрельных ямах в Понарах.

О трагической судьбе евреев Вильнюсского гетто писали в своих дневниках также и другие его узники – Герман Крук и Габик Хелер, друг Ицхока Рудашевского, о судьбе которого он рассказывает в своем дневнике. В 2000 г. были опубликованы дневниковые записи Григория Шура «Евреи в Вильно. Хроника 1941–1944 гг.». О Вильнюсском гетто писала также и юная Маша Рольникайте, ровесница Ицхока, которой, к счастью, в отличие от него, удалось пережить Холокост. Она была одной из последних свидетелей трагедии Вильнюсского гетто. Получивший широкую известность дневник Маши лег в основу документальной повести «Я должна рассказать».

•

Ицхок (Ицеле, как его звали в семье) Рудашевский родился 10 декаб­ря 1927 г. в Вильнюсе, известном как «Литовский Иерусалим», который был важным центром еврейской культуры. Значительную часть населения города составляли поляки и евреи.

Ицхок был единственным ребенком в семье. Его отец Элиаху работал наборщиком в издательском доме известной еврейской газеты «Вильнер Тог» («День Вильнюса»), выходившей на идише, мама Рахиль была швеей. Вместе с ними жила бабушка Дабе – мамина мама, к которой Ицхок был глубоко привязан.

Родители, как это было принято в еврейских семьях, не жалели средств на образование единственного сына. До вой­ны Ицхок окончил начальную школу и один класс реальной еврейской гимназии, считавшейся одной из лучших в Вильнюсе.

«Ицхок был очень способным и прилежным учеником, – рассказывает его двоюродная сестра и соученица Сора Волошина-Каливац, нашедшая дневник после окончания вой­ны. – Он хорошо успевал по всем предметам, но особенно любил литературу и историю. Его сочинения всегда были самыми интересными: уже тогда у него проявился талант к писательству. Позднее, находясь в гетто, Ицхок продолжал заниматься в секциях литературы, истории и естественных наук. Здесь он мог писать научные статьи, выступать с разнообразными докладами. Ицхок был активным членом пионерской организации и твердо верил в скорую победу Красной армии и окончание вой­ны».

1 сентября 1939 г. Германский рейх вторгся в Польшу, в состав которой в то время входил Вильнюс (Вильно), и началась Вторая мировая вой­на. В ходе раздела страны согласно пакту Молотова–Риббентропа город был оккупирован Красной армией и передан Литве. Когда 3 августа 1940 г. Литва вошла в состав СССР, Вильнюс стал официальной столицей Литовской ССР.

24 июня 1941 г. в Вильнюс вошли войска вермахта, которых местное население встречало цветами. В городе под оккупацией оказалось более 60 тыс. евреев. С первых же дней вторжения гитлеровцев начались преследования еврейского населения. Евреи Вильнюса должны были носить на рукаве повязки с желтой окантовкой и буквой «J», им запрещалось посещать центр города и ходить по тротуарам улиц. Позднее появились запреты на проезд в общественном транспорте, посещение парков, кинотеатров и т. д.

Уже 2 июля в город прибыла эйнзацгруппа А, которая совместно с литовской полицией и местными активистами националистического отряда «Ипатингас Бурис» устраивала акции по уничтожению евреев. За каждого пойманного мужчину-еврея гражданские лица получали 10 рублей.

Через месяц после оккупации немцы отправили 35 тыс. евреев в Понары – место массовых расстрелов, находящееся в 10 км от города, где их заставили рыть себе могилы в лесу.

«Немцы в Вильнюсе уже два месяца, – вспоминает Ружка Корчак, активистка еврейского подполья гетто. – Уже увезены неизвестно куда тысячи молодых, здоровых мужчин; в массовых могилах покоятся тысячи убитых, а оставшиеся в живых еще верят, что евреев отправляют в трудовой лагерь – ведь на Востоке нужны рабочие руки. Теперь по городу ходит слух, что евреев запрут в гетто…»

•

31 августа 1941 г. после так называемой «большой провокации», когда было объявлено, что якобы «евреи стреляли в немецких солдат», на территории Старого города началась организация гетто. При этом в период с 1 по 3 сентября около 10 тыс. евреев попали в Лукишскую тюрьму, а затем были расстреляны в Понарах.

Шеф еврейской полиции Якоб Генс, ставший годом позднее председателем еврейского совета гетто (юденрата), утешая себя и других «необходимостью малых жертв», соглашался выполнять требования немцев о выдаче евреев. Еврейские полицейские, орудовавшие в гетто, палками и плетьми гнали своих собратьев на уничтожение.

Окруженное оградой из колючей проволоки, Вильнюсское гетто просуществовало с 6 сентября 1941 г. по 23 сентября 1943 г. Причем было создано два гетто: «большое» и «малое», которые разделяла улица Вокечю. В «большом» находилось около 30 тыс. узников, в «малом» – около 10 тыс. В октябре 1941 г. «малое» гетто было ликвидировано. Из около 38 тыс. узников гетто в живых осталoсь всего 2–3 тыс.

Ицхок, которому тогда было 14 лет, был уверен, что документальные материалы, рассказывающие о жизни гетто, будут иметь важное значение для будущего. «Мы на занятиях скрупулезно изучаем жизнь гетто. Надеемся, что благодаря этой работе нам удастся получить важное историческое исследование», – писал он в своем дневнике.

«Дневник он всюду носил с собой и всегда прятал. Никому не показывал», – рассказывает Сора. Ицхок вел его в течение почти двух лет – с июня 1941-го по март 1943-го. Он был плодом ежедневных размышлений и оценки жесточайших событий в жизни гетто, которые рано повзрослевшему Ицхоку выпало пережить и увидеть своими глазами.

«Ицхок явно обладал писательским талантом, он подмечал самые малейшие детали, описывая сцены повседневной жизни гетто», – рассказывает Миндаугас Кветкаускас, переводивший дневник на литовский язык.

Ицхок вспоминает утро 6 сентября 1941 г. В тот страшный день ему и его семье пришлось покинуть свой дом: гитлеровцы вынудили их переселиться в «малое» гетто Старого города. «Страх, спешка, хаос. Собираем только самое необходимое, – пишет он, – Прекрасное солнечное утро. Город бурлит… И вот передо мной открывается картина: переселение в гетто, черно-серая масса людей, впряженных в повозки, заваленные тюками вещей… Женщина стоит посреди узлов. Ей не под силу их унести. Она горько плачет и заламывает руки. И вдруг все вокруг начинают плакать. Все рыдают… Я иду нагруженный и злой … Вот ворота гетто. Я чувствую, что меня ограбили, у меня украли мою свободу, мой дом и знакомые улицы Вильно, которые я так люблю. Я отрезан от всего, что мне дорого и близко…»

•

Семью Рудашевских – Ицхока, его родителей и бабушку – разместили в перенаселенном гетто в маленькой комнате вместе с другими одиннадцатью евреями. В первую ночь им пришлось использовать дверь в качестве кровати.

Узники, согнанные в гетто, были рассортированы на «пригодных» к труду и на «малополезных» – стариков‚ инвалидов и женщин с детьми, подлежавших уничтожению в первую очередь. Евреев-механиков и ремесленников, «пригодных» к труду, оставляли на какое-то время в живых‚ заставляя работать на нужды германской армии. Физически крепких использовали на тяжелых работах, как, например, отца Ицхока. Мама работала швеей.

Ицхок, как и другие узники гетто, страдал не только от ужасных и стесненных условий, но также от холода – отсутствия отопления в доме – и постоянной нехватки еды. Вот как он пишет об этом: «Голодные замерзшие люди выползали за пределы гетто и приносили немного еды. В руинах зданий они, как разъяренные животные, охотящиеся за добычей, ломали и протыкали стены, отрывали доски, чтобы приготовить скудную дневную пищу…»

Описывая тяготы гетто, Ицхок был крайне возмущен наглым поведением еврейской полиции на фоне всеобщих страданий евреев: «Как высокомерно вышагивают в униформах и ворованных сапогах эти евреи гетто! Я ненавижу их до глубины души. Все в гетто ошеломлены. И думают о них одинаково: они стали чужаками… в своей собственной трагедии они играют комедию».

Запертый в гетто, Ицхок вначале сильно переживал из-за отсутствия возможностей для получения образования. Только когда в начале октября 1941 г. он снова смог регулярно посещать школу и участвовать в мероприятиях молодежного клуба, его настроение улучшилось. Учеба помогала хотя бы на время отвлечься от страданий, в которых приходилось выживать.

Важно отметить, что Вильнюсское гетто было одним из немногих, где в атмосфере усиливающихся репрессий и преследований евреи продолжали вести духовную жизнь. Несмотря на все горести и страдания, в гетто работал театр, евреи собирали и с интересом читали книги. В укрытиях писались поэмы, в развалинах домов продолжали учиться дети. Если не задумываться о страшном финале, то для евреев гетто это было своего рода оказанием пассивного сопротивления. При этом главным было не потерять силу духа и постараться выжить любой ценой.

Ицхок вел литературную секцию при клубе поэзии, которым руководил поэт Авром Суцкевер (см. «ЕП», 2020, № 10). Он активно и с оптимизмом занимался собиранием фольклора гетто, считая это очень важным и значительным для будущих времен.

«В литературной секции мы создали группу, занимающуюся изучением фольклора. Меня очень интересует и привлекает эта работа, – пишет Ицхок. – На наших глазах создается множество высказываний, даже песни, анекдоты и рассказы, которые уже звучат как легенды. Я надеюсь, что буду усердно работать в этой маленькой группе, потому что фольклор, проникнувший в душу, должен быть собран и заботливо сохранен для будущего, как сокровище».

Он активно участвовал и в проекте «История гетто», проводя опросы жителей двора по улице Шавлер, 4, записывая их истории и задавая им вопросы о жизни в гетто. Вот как оценивает он свое участие в этом проекте и реакцию на опрос жителей двора: «Сижу за столом, задаю вопросы и с холодной объективностью описываю величайшие страдания… Пишу, вникая в детали, не замечая, что копаюсь в ранах... И документирую этот ужас, эту трагедию... холодно и сухо. Погружаюсь в мысли, а слова, окрашенные кровью, пристально смотрят с бумаги… Сегодня мы опять пошли с анкетами на Шавлер, 4. Я с горечью должен констатировать, что нас упрекали в равнодушии, говоря: „Вы не должны бередить чужие раны, наша жизнь и так на виду“. Они правы… „Ребята, – говорит нам одна женщина, – всё это с нами сделал фюрер. Пусть с ним будет то же самое. Это будет нашей историей. Пишите, ребята. Это нужно. Не благодарите нас. Обещайте, что мы покинем гетто, и тогда я расскажу в три раза больше о нашем несчастном народе“». Далее он с надеждой пишет: «Мы многократно заверили эту женщину, что обязательно вый­дем из гетто…»

•

В октябре 1941 г. немцы ввели так называемый «желтый сертификат»: оставаться в гетто разрешалось только тем евреям, кто мог предъявить трудовую книжку со специальным сертификатом, называемым в гетто «удостоверением на отсрочку смерти». Удостоверение гарантировало неприкосновенность его обладателю, его жене или мужу и двум детям младше 16 лет до того момента, пока не происходила замена сертификатов. Тогда обитатель гетто мог быть лишен права на работу, а значит, и права на жизнь вместе со своей семьей.

По рассказам свидетелей – узников гетто, тысячи людей с надеждой стучались в двери к родным и друзьям – туда, где была хотя бы какая-либо возможность получения спасительного сертификата. Перед очередным освидетельствованием пожилые люди, истощенные и отчаявшиеся, красили седые волосы в черный цвет, остригали бороды, пытались разглаживать морщины, чтобы выглядеть помоложе, – только бы их признали годными для работы и выдали снова заветное удостоверение!

Ицхок записал в своем дневнике: «Что-то ужасное витает в воздухе. Скоро, скоро что-то взорвется. Улицы полны людей. Люди предлагают деньги и золото за приобретение „разрешения на работу“». Мама Ицхока смогла в последний момент получить его. Однако это не спасло семью Рудашевских…

Перед глазами узников постоянно маячил ужасный призрак Понаров – места истребления евреев Вильнюса. Невзирая на это, при любой возможности в гетто устраивались праздничные торжества. Ицхок с особой болью рассказывает о чувствах скорби и страдания людей в канун Судного дня – Йом-Кипура –1941 г. Эти стрoки невозможно читать без волнения – ведь именно в Судный день первые партии узников из «малого» гетто гитлеровцы погнали на расстрел в Понары.

«Сегодня канун Йом-Кипура, – пишет Ицхок. – Печаль заполняет гетто. С тяжелым сердцем люди встречают Святой день. Я до поселения в гетто как был далек от религии, так и остался. Тем не менее этот праздник, пропитанный кровью и печалью, торжествует в гетто и проникает в мое сердце… Вечером грусть затопила душу. Все сидели в домах и плакали. Вспоминали прошлую жизнь… Обнимаясь, желали друг другу счастливого нового года… Выбегаю на улицу – там то же самое: гетто тонет в слезах, по улицам течет скорбь. Сердца, ставшие в гетто каменными в тисках скорби и не имевшие возможности выплакаться, в этот вечер, рыдая, изливали всю свою печаль…»

•

К концу октября 1941 г. «малое» гетто перестало существовать, и его узники, в том числе и семья Рудашевских, рискуя жизнью, перебирались в «большое» гетто.

Ицхок пишет в своем дневнике: «Узнаем, что пожилых людей, которые записаны в документах детей их родителями, через ворота не выпускают. Бабушка не может пойти вместе с нами. Мы в отчаянии… С бабушкой прощаемся не только на миг – навсегда… Оставляем одну посреди дороги и бежим спасаться. Никогда не забуду ее протянутые руки и глаза, которые умоляли: „Возьмите меня с собой!“». Его бабушка Дабе погибла 21 октября 1941 г. в ходе ликвидации «малого» гетто…

Началась жизнь в «большом» гетто, прерываемая время от времени карательными акциями и слухами о том, что в Понарах снова копают рвы. Огороженная территория гетто постепенно пустела, и там почти не было семьи, которая не оплакивала бы своих погибших близких…

В январе 1942 г. в гетто была создана «Объединенная партизанская организация» (Fareinikte Partisaner Organizatzie) во главе с Ицхоком Витенбергом, Иосифом Глазманом и Аббой Ковнером. Основными задачами ее стали организация массовой самообороны гетто, саботаж оккупантов, присоединение к партизанам и Красной армии. На деле же ее руководителям удалось лишь только организовать побег в леса нескольким десяткам человек.

12 сентября 1942 г. в гетто с надеждой и с грустью отмечали еврейский новогодний праздник Рош ха-Шана. Запись в дневнике Ицхока повествует об этом: «Сегодня еврейский Новый год – Рош ха-Шана. Утром выхожу из дома. В улочках гетто царит ощущение веселого праздника. Откуда-то доносится звук громкой молитвы. Там и тут навстречу идут еврейские женщины в праздничных платках с молитвенниками. Вспоминаю бабушку, которая раз в год ходила в синагогу этой дорогой. Рядом с часовым на воротах гетто висит плакат: „С Новым годом!“. Поздравление на воротах, увитых колючей проволокой, произвело на меня странное впечатление. И от кого оно исходит? Как раз от тех, кто, хотя и не по своей воле, охраняя нас, лишает свободы. Тем не менее я себя чувствую удивительно хорошо, ведь взамен серым будням так необходимо праздничное настроение, чтобы хоть на время избавиться от опостылевшей жизни. Допоздна люди гуляют по улочкам Вильнюсского гетто. Какое грустное ощущение праздника! Понемногу толпа редеет. Над головой холодное звездное небо. Время от времени по нему пролетает звезда и внезапно падает вниз».

«До самого конца существования гетто, – рассказывает Сора, – условия проживания в нем были ужасающими. Непрерывно проходили облавы и уничтожения, день за днем люди погибали в Понарах, и Ицхок, естественно, тяжело переживал это».

«Обстановка угнетающая, – пишет Ицхок. – Известны все страшные подробности. Пять тысяч евреев были отправлены в Понары и расстреляны. Сотни были застрелены при попытке к бегству. Железная дорога на большом расстоянии покрыта трупами. Сегодня в школе нет занятий. Дети бегут из своих домов, потому что там ужасно оставаться из-за общего настроения. Учителя тоже подавлены. Мы сели в кружок. Вновь собираем силы. Поем песню. В сумерках вышел на улицу. Пять часов вечера. Темно, как перед бурей. Наше настроение, как небо – мрачное и беспросветное… Мы можем быть обречены на худшее». Этой фразой Ицхок заканчивает свой дневник…

«В этих условиях страха было трудно вести дневник, – рассказывает Сора. – Ицхок впал в состояние апатии, и я не припоминаю его участия ни в каких обсуждениях происходящего. В эти месяцы все мы пытались найти для нас безопасное укрытие».

К концу сентября 1943 г. гетто было окончательно ликвидировано, узники были переведены в концлагерь Вайвара в Эстонии, расстреляны в Понарах или направлены в лагеря смерти в Польше. Ицхок и его семья оказались в смертельной опасности.

23 сентября 1943 г. во время уничтожения гетто Ицхок с родителями спрятались в укрытии, устроенном на чердаке дома по улице Диснос, 4, принадлежавшего дяде Ицхока, маминому брату. Там прятались семьи Рудашевских и Волошиных, у которых было шестеро детей. Их надежды на спасение не сбылись: немцы обнаружили укрытие 1 октяб­ря 1943 г. Обитатели чердака были отправлены в Понары, где были расстреляны…

•

Сора Волошина-Каливац, впоследствии сотрудница мемориала «Яд ва-Шем», проживающая в Израиле, была единственной, кому чудом удалось спастись. Во время обнаружения их укрытия она сумела сбежать, скрывалась в лесах, присоединилась к партизанскому отряду и благодаря этому осталась в живых.

Сора вернулась в город после оккупации Вильнюса Красной армией в июле 1944 г. Сразу же пошла в дом, где обе семьи прятались перед трагедией. В поисках семейного фотоальбома наткнулась на запыленную тетрадь и сразу поняла, что это дневник Ицхока.

«С каждой страницы передо мной вставала картина происходящего, – рассказывает она. – Листая его, я видела Ицхока, наше укрытие, угол чердака, где он сидел и читал книгу, тихий и молчаливый, лишь изредка что-то произнося. Отсюда, из укрытия, его погнали в Понары…. Теперь сохранился только дневник, который так много говорит о том, что случилось…»

Поэт-партизан Авром Суцкевер, выживший в гетто, получил от Соры дневник Ицхока и отправил его в Израиль. Оригинал рукописи хранится в Институте еврейских исследований в Нью-Йорке. В 1953 г. дневник при участии Суцкевера был впервые опубликован издательством «Золотая звезда». Сегодня он переведен на многие языки, включая русский и иврит.

«Ицхок начал писать в записной книжке, заполнил ее до середины, перевернул и начал писать с другого конца, – рассказывает Миндаугас Кветкаускас. – Возможно, он не хотел, чтобы она заканчивалась, чтобы не приближаться к концу, ведь он надеялся выжить…»

Юный летописец Вильнюсского гетто Ицхок Рудашевский, обладавший чистой, светлой и прекрасной еврейской душой, не сумел дожить до своего 16-летия… Он строил планы на будущее, твердо веря в то, что освобождение всe-таки наступит. Во мраке смерти он видел перед собой солнце… «Мне исполнилось 15 лет, – писал он, – и я живу верой в будущее. Я не сомневаюсь в нем и вижу перед собой солнце, солнце, солнце…»

В августе 2016 г. у дома на улице Руднинку, 8, в Вильнюсе, где была расположена гимназия, в которой учился Ицхок, в память о нем немецким художником Гунтером Демнигом был установлен «камень преткновения».

 

Эстер ГИНЗБУРГ