Лютый ненавистник

Фигура московского царя Ивана Васильевича, Ивана IV по прозванию Грозный, и сегодня не перестает привлекать внимание исследователей, пытающихся понять, какова была его подлинная сущность. Показательны в этом отношении вопросы, заданные известным историком-медиевистом Александром Дворкиным: «Кем же был Иван IV? Создателем Великой России или ее разрушителем, нанесшим непоправимый ущерб стране и надолго остановившим ее историческое развитие? Предтечей Петра Великого, предвосхитившим грандиозные перемены конца XVII – начала XVIII века, или величайшим традиционалистом, ксенофобом и подлинным антиподом Петра I? Смелым реформатором или капризным параноиком? „Природным демократом“ или властолюбивым деспотом? Защитником православия или прагматичным циником, использовавшим Церковь в своих личных или политических целях? Носителем подлинного благочестия или ханжой и лицедеем? Сильной личностью или безынициативным ничтожеством? Блестящим писателем, мужем обширного ума и высочайшей по тем временам образованности или полуграмотным обскурантом, не способным связать воедино двух мыслей?». Часть исторического сообщества и сейчас акцентирует внимание на благотворных свершениях Грозного, называя в числе его неоспоримых заслуг увеличение вдвое территории державы и прирост ее населения на 30–50%, введение суда присяжных, появление первой регулярной армии и первой военной формы, возникновение эмиграции из Европы в Россию, превысившей 30 тыс. семей, бесплатное начальное образование в церковных школах, запрещение рабского труда и т. д., давая возможность гордиться русским царем.

Нас в данном случае интересует не оценка всей деятельности царя, а лишь его политика по отношению к евреям. Вспомним слова Павла Милюкова: «Евреи не нация, а индикатор благополучия страны». Как бы в добавлениe к сказанному премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли отметил: «Господь поступает с нациями так, как те поступают с евреями». С этими мыслями резко контрастируют заявления иных «почвенников» о том, что главный подвиг Грозного царя – это решительная борьба против евреев (которых, кстати, в России тогда практически не было) и их пагубного влияния. Иван Васильевич, дескать, праведный воитель, который оградил Русскую Землю от кровавых проделок «лютых жидов». Тех же историков, кто сомневается в плодотворности деяний Грозного, иные его доброхоты аттестуют не иначе как «масонами» и «русофобами».

И в самом деле, Иван IV слывет первым и, пожалуй, самым отчаянным царем-«жидоборцем» в истории России. Существует характерная икона царя с весьма патетическим зачином: «О, Великий кормчий Святой Руси, бесов во плоти жидов изгнавый...». И вовсе не случайно, что его будущий преемник по части юдофобии – император Александр III – распорядится писать иконы с Грозного монарха, и таковых существует добрая дюжина.

Именно при Иванe Грозном антисемитская политика обрела воинствующе-непримиримый характер. Ведь во времена Ивана III, да и Василия III, границы Руси для иноземных еврейских купцов еще не были закрыты. Примечателен договор между княжеством Московским и Польско-Литовским государством, заключенный в 1503 г. и распространявшийся также и на иудеев: «А твоим купцам из всех твоих земель во все наши земли приехать со всяким и торговати на всякий товар, а приехати им и отъехати добровольно, безо всяких зацепок».

Как утверждал французский «солдат удачи» Жак Маржерет, именно «со времен Ивана Васильевича Мучителя» евреи стали повсеместно гонимыми в Московии. Впрочем, когда Иван по своему малолетству страной не правил, были еще возможны какие-то послабления на сей счет. Обращает на себя внимание послание в Москву польского короля Сигизмунда I (1539 г.), где тот ходатайствовал о выплате по счетам двум обманутым в Смоленске бельским евреям-кредиторам. Посол короля взял тогда евреев под защиту и перед троном девятилетнего московского государя пытался отстоять права его подданных. Хотя ответ из Кремля до нас не дошел и финал этой истории неизвестен, симптоматично, что польский посланник в качестве аргументов в пользу своих подзащитных ссылался на условия межгосударственных перемирных грамот.

Но, тем не менее, еврейские купцы из Бреста в 1545 г. не были впущены в Москву, а их товары были конфискованы на границе и сожжены. Известно, что купцы эти промышляли торговлей кожей, воском, бумагой, мехами, железом, оловом, фетровыми шапками, сукнoм, полотном, зеркалами, пряностями и т. д.; вывозили же мыло, московские рукавицы, меха, кованые пояса, латунные узды и проч. Но пограничники-московиты объявили, что те якобы пытались всучить им «мумеи», орудия черной магии в виде разного рода человеческих фигур (истуканов, литых кумиров), призванных, подобно куклам вуду, вооружить их обладателей необыкновенной силой, а заодно прозревать будущее. Такие руко­творные идолы, восходившие еще к Древнему Вавилону, и в Средневековье воспринимались как атрибуты, призывавшие бесов. Есть все основания думать, что в данном случае инициатором таких действий стал сам великий князь московский, уже достигший тогда совершеннолетия и принимавший решения самостоятельно.

В связи с этим польский посол Станислав Едровский в 1550 г. передал Ивану Васильевичу характерное послание от нового короля Сигизмунда II Августа: «Докучают нам наши подданные, жиды, купцы государства нашего, что... теперь не позволяешь ты жидам с товарами в государство твое въезжать». Царь ответствовал: «Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов. Как они наших людей от христианства отводили, отравное зелье к нам привозили и пакости многим нашим людям делали. Так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать о них много, слыша их такие злые дела». Видимо, Грозный имеет здесь в виду события давно минувших дней, известные царю лишь по слухам: неудачное лечение сына Ивана III, Ивана Молодого, эскулапом из Италии Мистро Леоном, обезглавленным на Болвановке при большом стечении народа, а также о сожженных заживо фигурантах так называемого «дела жидовствующих». Впрочем, еще при Василии III власти пытались всячески искоренить их последователей. Так, в 1517 г. объявился некий «жидовин, волхв, чародей и прелестник» Исаак, который «совращал» православных. Был созван церковный собор, после чего этого еретика казнили. Была спровоцирована и обширная полемическая литература, в том числе инвектива Максима Грека в адрес помянутого Исаака, а также многочисленные памфлеты Иосифа Волоцкого. Но были и более поздние адресаты. Так, при самом дворе Грозного выдвинулся некий Матвей Башкин, выходец из мелкопоместных «детей боярских». Он собрал кружок вольнодумцев, при этом отвергал Святую Троицу, считал Христа человеком, отрицал почитание икон и церковное покаяние. Он был заточен в Волоколамский монастырь, и следы его с тех самых пор теряются. А в начале 1550-х гг. монах Феодосий Косой начал проповедовать учение, также отрицавшее божественное происхождение Христа и основные догматы православия. Был арестован, бежал из Москвы в Литву, где, по слухам, принял иудаизм и женился на еврейке. В результате Церковь предала его анафеме. Пылкий Иван Васильевич был первым учеником этих православных ортодоксов.

Иноземец Петр Петрей де Эрлезунд в своем «Описании русских государей» пояснил: «Как ни был он жесток и неистов, однако же не преследовал и не ненавидел никого, кроме жидов, которые не хотели креститься и исповедовать Христа: их он либо сжигал живьем, либо вешал и бросал в воду. Потому что обыкновенно говорил, что никакой царь, князь или король не должен доверять этим людям или щадить тех, которые предали и убили Спасителя». Монарх запретил всякое пребывание евреев в Московии и тщательнейшим образом следил за соблюдением этого запрета. «В свои государства жидам никак ездити не велети, занеже в своих государства лиха никакого видети не хотим», – продолжал настаивать царь. Однако Сигизмунд II, знавший иудеев и отвергавший кровавый навет и ложные юдофобские обвинения, в «злые дела» этого народа не верил.

Интересно, что беззастенчивые антисемитские филиппики Грозного, – правда, без ссылки на источник – повторил и развил в 1795 г. российский историк Василий Татищев: «Изгнаны они, иуды, из России за великие и злые душегубства, убиения ядом лучших людей, людей русских, распространение отравленных зелий и тяжких смертельных заразительных болезней всяческими хитроковарными способами, за разложение, кои они в государственное тело вносят... Пускать их... в Россию – деяние много хуже государственной измены... Особливо опасны они – природные ростовщики, кровососы, тайные убийцы или всегдашние заговорщики – для Великой России». Далее Татищев отмечал, что евреев «в Руси нет, а когда который приедет, народ грабит и убивает... Маю (думаю) я, что государство или республика, где жидов зело много, быстро к упадку или гибели придут». Как видно, предубеждения, заложенные Грозным, еще долго бытовали в сознании и практике российского общества.

Надо, однако, заметить, что Грозный не был антисемитом расовым. Может статься, он знал, что мать великого князя Владимира Свято­славовича, ключница Малуша, была еврейкой или хазарянкой, а помогал Владимиру утвердиться на киевском великокняжеском престоле его дядя Добрыня Малкович, которого былинно-фольклорная традиция увековечила под именем Добрыни Никитича. Не исключено, что он также ведал и о примеси еврейской крови своих отдаленных пращуров. Достаточно сказать, что еврейкой была болгарская царица Феодора, чья внучка, Елена Дарагаш, была бабушкой Софии Палеолог и, соответственно, матерью великого князя московского Василия III, отца нашего героя. Но это никак не повлияло на его отношение к евреям. Государь категорически не признавал какой-либо связи современных ему иудеев с их библейскими праотцами. Более того, этот православный монарх, опираясь на Священное Писание, называл себя царем Израиля, а саму Россию – Израилем и стремился построить в Москве Новый Иерусалим. И эта заветная мечта о горнем царстве сопрягалась в его сознании не только с основой русской культуры, но и с российской государственностью вообще. Что до судьбы евреев-выкрестов, то им была по крайней мере дарована жизнь, о чем свидетельствует владельческий документ помещика-крепостника от 1576 г. о неких «людях жидовского живота» в деревне Починок Кашинского уезда Тверской губернии.

Не беда, что в самой Руси иудеев не было. Иных неугодных власти сознательно «производили в евреи» и под этим предлогом расправлялись с ними. Скажем, распространился ядовитый навет о том, что у ближнего советника царя – окольничего Алексея Адашева – проживала вместе с пятью сыновьями Мария Магдалина, «чародейка, каббалистка и жидовка», которая будто бы своими дьявольскими ухищрениями извела возлюбленную жену царя Анастасию Романову. И что с того, что Мария была глубоко православной и «славилась в Москве своими христианскими добродетелями»? Она вместе с чадами была прилюдно казнена в столице.

Царь был подчеркнуто милостив с поляками, их женами и детьми, а также с православными жителями, которые пользовались полной неприкосновенностью. Литовцев брали в плен, а наемных немецких рыцарей и солдат щедро одаривали и отпускали домой. Однако с евреями всe обстояло поистине ужасающе. «Была лютая зима, – говорится в еврейском источнике. – Московский царь Иван Грозный завоевал Полоцк и повелел всех евреев с их женами и детьми – всех [кто не пожелает креститься] – согнать к берегу реки Двины‚ неподалеку от княжеского замка... И приказал Иван Грозный поставить всех евреев на лед реки, а затем разрубить лед. Так что все были потоплены». Впоследствии эти мученики за веру высоко почитались в еврейском народе.

Примечательно, что вплоть до начала ХХ в. в память об этом трагическом событии члены погребального братства в Полоцке постились ежегодно и устраивали богослужение на старом кладбище, возле деревни Солоники‚ где были похоронены сии невинно убиенные. Данные об их числе разнятся: согласно еврейским источникам, таковых было в Полоцке 3000 человек, тогда как по русским данным их насчитывалось лишь 300. Это событие послужило сюжетом известной картины российского художника Исаака Аскназия (кстати, тоже уроженца Полоцкого уезда) «Потопление евреев в Полоцке при Иоанне Грозном в 1563 г.».

Сохранилась легенда о том, что, когда охочий до казней Иван Васильевич пошел по обыкновению посмотреть на мучения утопленников, он обратил внимание на двух еврейских детей, мальчика и девочку, оказавшихся детьми двух коэнов (священнослужителей), и вдруг неожиданно велел пощадить их. Согласно преданию, дети эти потом выросли и сочетались браком‚ получив прозвище Бар-Коген – Баркан. После тотального разгрома еврейской общины Полоцка они положили начало ее возрождению. Литератор Исраэль Берлин отмечал, что в этом рассказе «Иоанн Грозный выступает отнюдь не в своем истинном виде; еврейскому сказанию он нужен, чтобы ввести в текст мотив, связанный со „снисхождением“ московского царя, а это, в свою очередь, объясняет, каким образом разгромленная община сумела возродиться к новой жизни и по воле Провидения восстановился целый пласт утраченного было еврейского бытия». Именно от этой пары пошла и еврейская фамилия Баркан. Согласно переписи населения, в Полоцке во второй половине XIX в. значились 11 домовладельцев Барканов – пять купцов и шесть мещан. Вообще же среди носителей этой довольно распространенной фамилии мы находим израильского фотографа, и немецкого фармаколога, и верховного раввина Латвии, и турецкого историка, а также российских актеров, режиссеров, экономистов, математиков и т. д. А в Израиле есть даже поселок Баркан.

Почвенник Андрей Дикий утверждал, что на убийства иудеев Ивана подвигли «местные жители – русские полочане, [которые] якобы пожаловались на притеснения и лихие дела евреев». Авторитетные историки отмечали, тем не менее, что это была инициатива самого монарха. Так, Николай Костомаров объяснил такую его жестокость тем, что «уже прежде Иоанн был предубежден против этого народа и не терпел его». Ему вторил Дмитрий Иловайский, говоря, что Грозный был «ненавистником жидовства вообще». Между прочим, подобные зверства весьма одобряют и современные антисемиты. Они подчеркивают доблесть и даже героизм царя, заявляя, что «жиды представляли к тому времени в Европе огромную тайную силу, основывавшуюся на власти денег и ритуальных убийствах».

Нельзя обойти молчанием тот факт, что некоторые современные почвенники объявляют еврейские погромы XVI в. «благотворными» и чуть ли не судьбоносными событиями в истории России. Они объясняют деяния Ивана Васильевича «как средства борьбы с вмешательством жидов и жидовствующих в мистическое бытие Руси». А один из публицистов утверждает, что якобы «именно после суда и казни над полоцкими жидами в 1563 г. Грозный царь учинил опричнину», хотя на самом деле случилось это только два года спустя. Известно, что основная задача опричников, по мысли самого царя, заключалась в том, чтобы «грызть» всех изменников и «выметать» измену из государства: «Опричь прожидовленных попов и бояр нашлись воины Христовы, которые за Веру, Царя и Отечество пошли на брань против извергов рода человеческого». Словом, опричники наделяются «непререкаемым нравственным авторитетом», хотя впоследствии Грозный физически устранил опричную верхушку при помощи казней и пыток. Антисемиты не устают восхвалять царя, объявляют его бескомпромиссным борцом, совершившим «первый открытый шаг в борьбе России с жидовством». Одна тоталитарная секта не так давно учредила даже специальный орден Ивана Грозного.

Примечательно, что, пожалуй, самым популярным и одновременно самым загадочным человеком той эпохи слыл сильный и непобедимый легендарный покоритель Сибири Ермак Тимофеевич, который начал по приказу царя Ивана IV вой­ну с сибирским ханом Кучумом. «Был роду безвестного, но душою великий», – писал о нем историограф Николай Карамзин. Впрочем, существует мифологическая (и, прямо скажем, маловероятная) версия о том, что этот полководец пришел из Тавриды и был происхождения еврейского. Он называл себя Евсей Каломбо, или Евсей Коломбо, причем в Кафу (Керчь) – генуэзскую колонию в Крыму – переселился его предок, который якобы был родственником самого Христофора Колумба. Эту альтернативную историю озвучил известный публицист Александр Левинтов, который приводит некую запись, хранящуюся, по его словам, в отделе раритетов Госархива и, возможно, имеющую отношение к Ермаку: «…на допросе оный беглый именем Евсей Тимофеев показал на себя, что от роду ему полных сорок два года, вероисповедания крещеный еврей из католиков». Левинтов отметил, что в доступных архивах никаких биографических следов о Ермаке не находится, и это, с его точки зрения, едва ли случайно. Он объясняет это тем, что из-за устойчивой «неприязни и подозрений на жидов и жидовствующих» все сведения о нем были уничтожены не только в царских архивах, но и в материалах бояр Строгановых, не желавших связывать свое имя с христопродавцем, к тому же с католическим выкрестом.

Нелишне заметить, что расправу над евреями чинил не только Иван Васильевич с присными, но и его заклятые враги бояре. Так, «первый российский диссидент», предавшийся Сигизмунду II, князь Андрей Курбский, за 20 с лишним лет, проведенных в Польше, перессорился с соседями-магнатами, горожанами и, прежде всего, с местной еврейской общиной, от коей вознамерился получить солидный куш. Летописи свидетельствуют, что 9 июля 1569 г., в субботу, когда у евреев был Шаббат (что особо кощунственно), урядник Курбского ворвался с вооруженным отрядом в еврейское местечко. Были схвачены десятки иудеев, а принадлежавшие им лавки и дома запечатаны. Их отвели во двор к Курбскому и посадили в яму с водой, предварительно напустив туда пиявок, так что вопли несчастных были далеко слышны окрест. И лишь вмешательство самого короля усмирило князя, положив конец мучениям иудеев, просидевших в яме около полутора месяцев.

Посол Священной Римской империи Даниил Принц свидетельствовал, что во время Ливонской вой­ны евреи и из других польских городов и крепостей, завоеванных русскими войсками, сполна испытали на себе гнев и ярость Грозного царя. Отказавшихся креститься вместе с детьми сжигали живьем или же вешали и топили.

Вовсе не удивительно, что евреи видели в Грозном первостатейного злодея, врага еврейского народа. Сохранились свидетельства о том, что евреи Брест-Литовска в 1577 г. на праздник Пурим вместо чучела легендарного персидского антисемита Амана сжигали на импровизированной виселице куклу Ивана Грозного. В сознании народа он прочно занимает место среди извечных врагов еврейства – Филиппа Красивого, Фердинанда и Изабеллы Испанских, Богдана Хмельницкого, Симона Петлюры, Адольфа Гитлера и др. Так, оставивший по себе преимущественно добрую память в русском фольклоре, Иван Васильевич стал для евреев символом ненависти и свирепости. Правда и то, что антиеврейская истерия именно благодаря Грозному достигла тогда в России решительной кульминации. Примечательно, что сразу же после смерти тирана запрет на приезд евреев стал соблюдаться не столь строго: в 1584 г. Москву посетили несколько иудеев, среди них некие Свидор и Кадыш, прибывшие в составе литовского посольства.

 

Лев БЕРДНИКОВ