Брацлав: забытые страницы Холокоста

После выхода в июньском номере «ЕП» беседы с председателем Еврейской общины Брацлава мы получили из США от известного журналиста и публициста Елены Цвелик материал, который предлагаем вашему вниманию.

 

«История Транснистрии мало известна даже тем, кто занимается изучением этого периода. Вся история не будет известна никогда», – писал после Второй мировой раввин Юлиус Фишер, автор книги «Транснистрия: забытое кладбище». Со временем открываются новые источники, проливающие свет на безвестные страницы Холокоста в Транснистрии. Исследованные автором архивные документы об утилизации ценностей, изъятых у ограбленных и впоследствии уничтоженных людей, позволят увидеть, как там осуществлялась политика оккупационных властей по отношению к местному еврейскому населению. Ее приоритетом были конфискация еврейской собственности, геттоизация и депортация евреев с целью их дальнейшего уничтожения. В качестве примера автором выбран город Брацлав Винницкой области, где зимой 1942 г. погибли его близкие родственники.

Преследование евреев Брацлава началось с первых дней оккупации. Немецкие части заняли город 22 июля 1941 г., но долго там не задержались, поскольку 30 августа Брацлав попал под румынскую юрисдикцию. Хотя город подвергся артобстрелу, он не лежал в руинах. Власти мобилизовали на расчистку улиц и дорог еврейское население, которое постепенно привело их в порядок. Жизнь в городе налаживалась. Как видно из отчетов оккупационной администрации, работали многие заводы, учреждения и бытовая инфраструктура. Вся полнота власти в Брацлаве и окрестностях принадлежала румынскому администратору – претору Тиберию Александреску, а соблюдение порядка обеспечивали румынское жандармское подразделение и украинская вспомогательная полиция.

Одним из приоритетов деятельности администрации была конфискация еврейского имущества. Ограбление евреев Брацлава началось с первых дней немецкой оккупации и продолжилось при румынской. Занималась им местная вспомогательная полиция под руководством Нестора Мриля. Эффективность ограбления евреев возросла после их переселения в гетто, приказ о создании которого был издан 22 сентября 1941 г. префектом Тульчина Лазером. Бывшая узница гетто Евгения Рабинович вспоминала: «С населения гетто брали контрибуцию: деньгами, золотом, вещами. Собрали подростков 14–16 лет, в том числе и меня, и посадили в брацлавскую тюрьму. Там нас не кормили и жестоко избивали до тех пор, пока еврейская община не внесла выкуп… Многих забирали на работу, откуда не возвращались. Говорили, что их вывозили на скалы на реке Южный Буг и там расстреливали». Ограбление продолжалось и после депортации узников гетто в Печору, причем румынские жандармы брали самые ценные вещи, оставшиеся прихватывали милиционеры.

Представителями городской администрации была составлена подробная, на 12 листах, «Опись имущества, изъятого у еврейского населения по г. Брацлаву после их выселения» (депортации в концлагерь Печора 31 декабря 1941 г.), включавшая 460 предметов, оцененных на заведомо заниженную сумму. Под описью стояли подписи председателя инвентаризационной комиссии Стукальского и ее членов Ясинского и Белостечного, а также принявшего имущество заведующего базой Жовтобруха.

Как распределялось награбленное? Задолго до депортации населения в концлагерь Печора еврейское имущество собиралось на складе Брацлава, где проводился его учет. Суммы, перечисленные в описях, не включали в себя стоимость домов, оставленных евреями. Была заведена складская книга для учета продаж мебели, хозтоваров и прочего движимого имущества, в которой сохранились копии счетов-фактур и ведомостей с указанием их цены, количества и покупателей. Продажa товаров со склада контролировалась начальником городской управы и претором Александреску.

Сотрудники управы, а также полицейские, переводчики, врачи и многие другие не хотели упустить своего. Среди охотников на еврейское имущество попадались люди со вкусом, знавшие, что отбирать. Так, главврач больницы А. Бринг приобрел в сентябре 1941 г. дубовый буфет с орнаментом, письменный двухтумбовый стол, дубовый диван, картину, туалетный столик с резьбой, кресло красного дерева, детскую кроватку с матрацем, детскую кровать с сеткой. Ветеринар Николишен получил среди прочего стол с точеными ножками, четыре венских стула и трюмо с подвазонником. Румынский капитан выбрал старинный чайный сервиз с сундучком и корзиночкой, переводчица Белявская прихватила фарфор и цветочные вазы, а субпретор – швейную машину.

Жандармерия покупала все: диваны, буфеты, наперники, наволочки, женские платья и белье, джемпера и детские трусы, рушники и вазочки, дверные ручки и плащи. Румынские и немецкие военные покупали мебель, посуду и хозтовары.

Старосты окрестных сел просили стекло, листовое железо и гвозди. Для ремонта сцены брацлавскому кинотеатру тоже понадобились гвозди, а для развлечения румынских офицеров – биллиард. Ресторан забрал со склада венскиe стулья, буфет, посуду, пепельницы и даже мухолов.

В период функционирования рабочего лагеря немецкой компании «Тодт–Дорман» управа также обеспечивaлa его администрацию всем необходимым. Еврейское имущество продавалось не только сотрудникам предприятий, учреждений, армии и полиции, но и местному населению. Сохранились документы о выручке от реализации «бросового еврейского имущества» на торгах, проходивших в Брацлаве в июне 1942 г., которая составила свыше 5000 марок. Вот что писал румынский судья Штефан Минке о грабежах и произволе служащих оккупационной администрации в соседней Бессарабии: «Управление еврейского имущества превратилось в страшное несчастье и настоящий грабеж, даже сотая доля его стоимости фактически не поступила в государственную казну. А какая часть ценностей, оставшихся от евреев или награбленных у них во время их сбора, а ведь они были просто-напросто ограблены, стала достоянием государства? На так называемых аукционах, проведенных без всяких законных оснований, были проданы по мизерным ценам только старые и ничего не стоящие вещи, а остальное было украдено».

Бесстрастные отчеты завскладом Жовтобруха не предназначены ни для какой пропаганды и обвинений. Обычные бухгалтерские отчеты о распределении награбленной собственности. Это не воспоминания выживших в оккупации евреев, а, фактически, признания тех, кто был преступником или соучастником преступлений оккупантов. Торговлей еврейской собственностью или выдачей награбленного еврейского имущества в счет зарплаты работникам учреждений развращалось местное население, которое сотрудничало с оккупантами. О том, какая участь выпала на долю их еврейскиx сограждан, эти люди не могли не знать.

Нееврейское население вело себя по-разному. Одни без сочувствия и даже с враждебностью относились к евреям, выдавали их полиции или наживались на награбленном имуществе. Другие покупали конфискованное у евреев, не задумываясь об их судьбе. А третьи помогали евреям, рискуя своей жизнью и жизнью близких. Бытует мнение, что за укрывательство евреев в Украине полагалась смертная казнь. Это верно по отношению лишь к немецкой зоне оккупации. В Транснистрии дела обстояли иначе: смертная казнь за помощь евреям была введена 7 ноября 1941 г., но в декабре 1942-го закон смягчили, установив наказание в виде исправительного заключения сроком до 12  лет и штрафа.

Тем не менее число евреев Брацлава, спасшихся с помощью местного населения, незначительно. Упомяну тех спасителей, чьи имена мало известны. В годы оккупации владелец маслобойки Малофеев и его дочь Слава укрывали от полиции несколько еврейских девушек, бежавших из лагеря в Брацлаве, в том числе и пережившую Холокост Мусю Вайсман. Праведник народов мира Xaврония Афанащенко укрывала родителей Муси и спасла жизнь девятилетнего сироты Пети Розенберга, бежавшего из Печоры. Тарас Петров скрывал 17 евреев и был наказан штрафом в 25 руб. Леонтий Зарецкий сидел две недели в тюрьме и подвергался побоям за то, что скрывал еврейского ребенка. Даже среди румынских жандармов находились благородные люди: Фрида Шмуленсон, пережившая гетто и Печору, вспоминала, как ее с сестрой спас от расстрела в январе 1942 г. жандарм Тиль.

Из 747 евреев Брацлава и окрестностей, по большей части депортированных 31 декабря 1941 г. в концлагерь Печора, в родные места вернулось немногим более ста.

Военные преступления румынской администрации города отражены в документах Чрезвычайной госкомиссии, которые хранятся в Госархиве РФ и мемориале «Яд ва-Шем». Обратимся к одному из них, от 16 апреля 1945 г.: «Комиссия… установила, что на территории Брацлавского горсовета немецко-румынские преступники подвергли арестам, побоям, насилиям следующих граждан… (следует список. – Е. Ц.). Всех граждан было 18 человек… 31 декабря 1941 г. было расстреляно 9 человек, из них три женщины, и брошены в реку Буг города Брацлава на водопое. В феврале 1942 г. на реке Буг расстреляно и спущено под лед 20 человек… После пыток и истязаний повесили в 1941 г. Тарана, в 1943 г. Бурдмана. Умерло после истязаний и пыток в 1941 г. 15 человек… В начале 1942 г. расстреляны и брошены в реку Буг две сестры и брат Пекарь… В 1943 г. в феврале расстреляно 8 румынских евреев, расстреляны две женщины…».

Из 20 брацлавских полицаев перед закрытым судом предстали лишь пятеро. Один из них получил высшую меру наказания, остальные – от 10 до 20 лет каторги и лагерей. Данные о привлечении к ответственности претора Александреску и его жандармов в румынских архивах отсутствуют.

Прошло более 80 лет с начала Холокоста в Транснистрии. Уходят последние свидетели этих трагических событий. К сожалению, значительная часть военных преступников и их пособников избежали наказания. Местные жители, присвоившие еврейское жилье и имущество, не были заинтересованы в возвращении из лагерей его хозяев. Сыграв на алчности и беспринципности людей, румынская оккупационная власть развратила их, сделав соучастниками преступлений. Трудно себе представить, чтобы брошенные ею ядовитые семена не оставили побегов, которые, возможно, определили дальнейшее отношение к выжившим евреям со стороны советской власти, опасавшейся конфликтов с местным населением.

 

Елена ЦВЕЛИК