«Тегеранские дети»

Уроженец Российской империи, польский солдат, советский зэк и директор детдома в Тегеране Давид Лаумберг шел в Землю Израиля непрямой дорогой, но на этом пути он спас сотни еврейских жизней.

Много раз, чувствуя, что ему уже не выжить, Давид вспоминал тот день. Ему 20 лет, завтра начнется его служба в польской армии. Он уже постригся под ноль, домашние разбежались по своим делам… И тогда он скуки ради подошел на улице к старому иешиботнику и попросил предсказать ему судьбу. Полуслепой старик взял его за руку и начал бормотать: «Ингелэ, ты уходишь в армию… Это не твоя армия… Пройдет время, и ты будешь командиром в еврейской армии… в еврейском государстве… Ты спасешь много еврейских детей, ингелэ… Ты доберешься до далекой Индии… Береги себя…»

Это был какой-то бред. Но очень скоро он помог Давиду выжить и на лесоповале в Карелии, и на нелегальном положении в Средней Азии, и много где еще…

 

Необычный еврей

Давид Лаумберг родился в городе Кременчуге 7 декабря 1915 г. Детство он провел в Пинске, где у дедушки был большой дом с пышным садом на берегу реки Пины. Чтобы мальчик не надоедал проказами и постоянными «почему», дедушка определил его в еврейский детский сад сионистской образовательной системы «Тарбут». Давид всю жизнь пронесет любовь к Израилю, которую ему привили там.

Когда мальчику исполнилось восемь, родители забрали его к себе в Вильну. Это была Польша – свободная Польша, польская Польша, антисемитская Польша. В университетских аудиториях у задней стены стояли специальные «еврейские» стулья, в стране действовала процентная норма на прием евреев в университеты и на госслужбу. Но существовала и еврейская культура, еврейские партии, еврейское образование. Давид учился в гимназии, а в свободное время пропадал в молодежной сионистской организации «Ха-шомер ха-цаир».

По окончании гимназии гражданин Польши Давид Лаумберг был призван в армию. Физически крепкий, имевший опыт работы в подростковых лагерях сионистской молодежи, Давид считал, что станет прекрасным солдатом. Но… оказался единственным евреем в казарме. По мнению сослуживцев, еврей не мог быть хорошим воином. Ну и что, что он прекрасный стрелок? Ну и что, что лучше всех поражал штыком соломенные манекены? Все равно он хуже всех! Впрочем, Давид оказался необычным евреем. Еврею положено тихо терпеть издевательства, а он уже в самом начале службы получил 10 дней тюрьмы за то, что в ответ на оскорбление ударил обидчика пряжкой ремня в лоб.

Двухгодичная действительная служба закончилась в 1938 г. Давид демобилизовался, обосновался в Варшаве и готовился к отъезду в Землю Израиля. Родной брат его уже обосновался там и слал одно письмо за другим. Однако международная обстановка накалялась. Всё шло к вой­не. Старший ефрейтор Лаумберг был вновь призван в армию и направлен в офицерскую школу. Стоял август 1939 г. А потом пришло 1 сентября.

Давид встретил вой­ну курсантом. Практически же он был пехотинцем и как пехотинец вступил в бой: стрелял и убивал врагов, колол их штыком и бил саперной лопаткой. К моменту развала польской армии он, сравнительно легко раненный, оказался неподалеку от города своего детства – Пинска. В Пинск вошла Красная армия. Давид Лаумберг сначала стал государственным служащим, а затем – государственным преступником. Следователям НКВД требовалось разоблачить антисоветское сионистское подполье. Подполья нет? Тем хуже для тех, кто мог бы в нем участвовать. Пытки. Суд. Приговор, неожиданно мягкий: пять лет лагерей. Повезло. Карелия. Лесоповал.

 

Игра на выживание

Лозунг «Кто не работает, тот не ест» в лагере понимался буквально. Система была четкая: дневная норма работы почти невыполнимая, а значит, еды почти не дадут. Выполнил – получи обычную пайку. Перевыполнил… В первый же вечер новички-заключенные, которым досталась на ужин жидкая баланда, увидели, как посреди столовой поставили стол, покрытый скатертью и накрытый на две персоны. За него усадили двух здоровущих парней, которые в тот день перевыполнили план. Каждому полагалось двой­ное количество хлеба, густой баланды и даже по порции творога! С какой завистью смотрели на них остальные лесорубы…

Другим страшным злом в лагере был холод. Одеждой заключенного были телогрейка и стеганые штаны, а температура зимой опускалась до ‒50°C. Правда, в таком случае заключенных не выгоняли на работы, но лежать на нарах в почти не отапливаемых бараках было невеликим счастьем. Ослабленных голодом, холодом, отсутствием витаминов заключенных терзали цинга, воспаление легких, куриная слепота. Люди умирали, сходили с ума, теряли человеческий облик. Давид понял, что долго не протянет. Он решил бежать: если одним ударом нейтрализовать охранника, есть шанс скрыться в лесу до того, как подбегут другие вертухаи. Но случай всё никак не подворачивался, а вскоре таким образом попытался совершить побег другой заключенный. Его поймали. Особенно и не били. Просто перед строем привязали к лошади и пустили ее вскачь. Когда труп превратился в окровавленный кусок мяса, лошадь остановили.

Чтобы выдержать весь срок, надо было что-то придумать. И когда Давид узнал, что требуется помощник врача, он без раздумий заявил, что имеет медицинское образование. Он знал, что в случае разоблачения его уничтожат, но особого выбора не было – нужно было выжить.

И снова он оказался любимцем судьбы: не разоблачили. Давид уже знал, что судьба преподносит разные сюрпризы: например, на лесоповале он встречал евреев, родившихся в… Земле Израиля. Эти чудаки, узнав о том, что в СССР организована Еврейская автономная область, отправились помогать строить Израиль на Дальнем Востоке. Все они были арестованы, обвинены в шпионаже и сосланы в концлагеря.

 

Собрать и доставить

Страшная дата 22 июня 1941-го оказалась спасительной для Давида Лаумберга и других заключенных с польским гражданством. Атакованный Германией Советский Союз стал одним из столпов борьбы с фашизмом. 30 июля премьер-министр правительства Польской республики в изгнании Владислав Сикорский и посол СССР в Великобритании Иван Майский подписали двусторонний договор в присутствии британского министра иностранных дел Идена. В особом приложении к этому договору оговаривалось: с момента восстановления дипломатических отношений советское правительство предоставляет амнистию всем польским гражданам, содержащимся в заключении в качестве военнопленных. Как стало известно позже, многие польские деятели выступали за то, чтобы амнистия коснулась только этнических поляков. Но справедливость восторжествовала: польские власти и евреев посчитали за своих. Генералу Андерсу было поручено сформировать польские воинские подразделения на территории СССР.

Подлежащих освобождению польских граждан отправляли на Урал, в город Соликамск. Там им официально объявляли об амнистии, интересовались, где они хотели бы жить, и выправляли соответствующие документы. Давид Лаумберг выбрал город Мары в Туркменистане: ему понравилось, что он находится неподалеку от южных рубежей Страны Советов. Однако оказалось, что жить в этом самом Мары ну никак невозможно. И Давид поехал в Ташкент, хотя права жительства в нем не имел. Он не имел права даже ездить на поезде, но, видимо, срабатывало пророчество старого иешиботника: ни один патруль не арестовал бегущего из Советского Союза молодого сиониста. Совершенно незаконно, помогая семье некого польского полковника, Давид смог попасть на борт судна, перевозившего солдат армии Андерса и членов их семей в иранский порт Пехлеви.

На борту Давид обратил внимание на большую группу еврейских детей в возрасте от трех до 16 лет. Это были обитатели сиротского дома из Самарканда: польское правительство решило забрать из СССР еврейских детей, чьи родители являлись гражданами Польской республики. Сироты были в ужасном состоянии. На глазах у многих погибли родители, сами дети пережили столько горя и унижений, что превратились в зверят, озабоченных одним – как бы выжить. Все дети были чрезвычайно худы и почти все больны: чесотка, парша, конъюнктивит, постоянный понос – это еще из самого безобидного.

Когда судно разгрузилось в порту Пехлеви, к прибывшим подошел хорошо одетый мужчина и представился: адвокат Рудницкий, представитель местной общины и волонтер еврейского агентства «Сохнут». Оказалось, еврейские организации договорились с польским правительством в Лондоне, что для польских еврейских сирот и полусирот будет организован достойный детский дом. Задачей Рудницкого было найти директора. Он узнал Давида – племянника своего старого друга Иосифа. Рудницкий помнил, что этот парень был опытным мадрихом организации «Ха-шомер ха-цаир» и умел подбирать ключи к сердцу подростков. Ему Рудницкий и предложил возглавить будущий детдом для еврейских сирот в Тегеране.

Задача стояла так: собрать в Тегеране всех сирот-евреев, которым удалось вырваться с армией Андерса, и совершить с ними алию в Землю Израиля. Каким образом, Рудницкий не знал, знал только, что англичане согласились предоставить право законного въезда в Израиль всем детям и сотрудникам заведения.

Давид был удивлен предложению. Но с самого начала разговора он понял, что это и есть его миссия, исполнение пророчества старого иешиботника. Так неожиданно для себя Давид Лаумберг превратился в директора детского дома. Впрочем, работа оказалась ему по душе. На одном судне с ним прибыло около 150 детей, и пока они жили неподалеку от Пехлеви, их количество постоянно увеличивалась: многие еврейские дети, выдававшие себя за поляков, сбегали из-под попечения монахов в лагере для польских детей. К Лаумбергу приходили и просили их принять изможденные дети, у которых был жив кто-то из родителей, чаще мать. Таких принимали, а родителя оформляли на работу в детдоме. Для многих это стало спасением.

По страшному горному серпантину на армейских грузовиках воспитанников перевезли в Тегеран. Там, на окраине, был организован огромный лагерь. Жили в бараках и армейских палатках, спали на полу на одеялах – матрасов почти не было. Польское правительство обеспечивало всех трехразовым питанием: утром хлеб, масло, варенье, яблоко; в обед суп, мясо, каша; вечером яйцо и чай. Но как же трудно было убедить детей, голодавших два года, что еда будет и завтра, и послезавтра! Дети не верили: они выклянчивали дополнительные порции, делали запасы, эти запасы портились, на запах собирались мыши… Детям показывали запасы в кладовках, давали добавку, но еще долго-долго они прятали еду.

 

Дорога в райский сад

В первой партии, прибывшей в тегеранский детдом, было 170 детей. А уже через две недели отчет директора Лаумберга выглядел так: «Здоровых детей в лагере – 527, в городской больнице – 24, в лагерном медпункте – 19, в палатке выздоравливающих – 15, в изоляторе – 40. Итого: 625 детей».

Сиротам катастрофически не хватало одежды. Снабжение шло через детский дом для польских детей, но там почти ничего не выдавали. Однажды Лаумберг с помощниками пришел в польский лагерь, чтобы в очередной раз услышать: «Ничего нет». Тогда, не слушая возражений, он прошел на склад, который оказался забит посылками из Америки. Пока начальство требовало, чтобы Давид и его люди срочно покинули помещение, складские работники вскрывали посылки. Из одной выпала записка и упала у ног Лаумберга. Давид поднял ее и прочел вслух: «Трог гезунтер хейт, идише киндерлах!» («Носите на здоровье, еврейские дети!») С этого момента руководство польского детдома всё же начало снабжать еврейских детей хотя бы тем, что посылали им евреи Америки.

К концу 1942 г. жизнь в лагере вошла в накатанную колею: более-менее наладились быт, учеба, досуг… Но еврейская судьба звала в дорогу. Кратчайший путь из Тегерана в Землю Израиля, конечно же, по суше, но логика мировой вой­ны диктовала другой маршрут. В январе 1943 г. более 700 воспитанников и сотрудников набились в грузовики.

Сначала путь лежал в порт Бангаршахпур. Там «тегеранские дети» погрузились на пароход «Донора», который взял курс на… Индию. Пароход «Донора» был грузовой, не приспособленный для перевозки людей и тем более детей. На борту пассажиров ждали отсутствие душа, качка и отвратительное питание; снаружи вода кишела минами и вражескими подводными лодками.

Через две недели пришли в порт Карачи. Еще две недели в особом лагере на берегу (обезьяны, пальмы, адская жара) – и снова в путь.

Судно «Ноуролия». Та же необустроенность, те же бури, мины и подводные лодки… И наконец финальный порт прибытия – Суэц. На берегу ребят (их за время пути стало около 1200) встретили крепкие парни в форме британской армии. На их погонах красовалась латинская буква «Р» – Палестина. Со слезами на глазах еврейские воины смотрели на детей, которые столько преодолели по пути сюда. Солдаты вручили каждому мешочек с фруктами, сладостями и маленьким бело-голубым флажком. На каждом мешочке была вышита надпись: «И возвратились сыновья в пределы свои».

Однако до «пределов своих» еще надо было добраться. Завершающую часть пути проделали по железной дороге. Промелькнули пустынные пейзажи Синая, а потом… Ребята со слезами на глазах разглядывали ухоженные белые домики, буйную зелень и апельсины, апельсины, апельсины! Практически никто из них апельсинов никогда не ел. Дети радовались, что этой райской еды здесь, как картошки. Многие внезапно грустнели, вспоминая о погибших родителях, потерянных братьях и сестрах.

Конечным пунктом стала станция Атлит. Здесь путешественников поместили в барачный лагерь, и их дальнейшей судьбой занялись представители «Сохнута», «Керен Каемет», «Молодежной алии» и других организаций. Счастливчиков, у которых в Земле Израиля были родственники, тут же разобрали по семьям. Кого-то определили в сельскохозяйственные школы, кого-то в светские интернаты. Большой неожиданностью для руководства стало категорическое нежелание ребят идти в кибуцы: оказалась, что дети из СССР, успевшие пожить в колхозах, много рассказывали остальным, какое это страшное место…

 

История продолжается

«Тегеранские дети» поменяли имена, выучили иврит и постарались как страшный сон забыть всё пережитое. Дело в том, что в первые годы существования Государства Израиль к пережившим Холокост относились с эдаким пренебрежением: их, «шедших, на смерть как овцы на бойню», противопоставляли героям-сабрам, которые, несмотря на малочисленность, смогли победить врагов с оружием в руках. Но прошло время, и выяснились страшные подробности еврейского сопротивления: люди узнали, что практически до 1944 г. против нацистов вставали с оружием в руках только евреи и советские партизаны. После этого отношение к пережившим Холокост изменилось.

После целой политической бури Бен-Гурион согласился принять от Германии репарации; начались индивидуальные выплаты пережившим Холокост. Только вот бывшим «тегеранским детям» в выплатах отказали. И тогда они поднялись на борьбу за свои права: вновь собрались, создали организацию «Дети Тегерана и их воспитатели» и подали в суд на правительство Государства Израиль. Лишь в 2014 г., после многих лет борьбы, 217 оставшихся в живых получили по 25 тыс. шекелей компенсации.

Они прожили обычную жизнь. Одни окончили школу, другие нет; кто-то стал ремесленником, а кто-то дипломатом; многие дожили до старости, но немало погибло уже в Вой­не за независимость. (Один из «тегеранских детей», Эммануэль Ландау, за свой воинский подвиг посмертно получил высшую воинскую награду Государства Израиль.) Но почти у всех в срок появились семьи и родились дети. Цепочка поколений, которая чуть не прервалась во время Второй мировой вой­ны в расстрельных ямах и газовых камерах Польши, в голодных приютах и холодных избах СССР, – эта цепочка поколений все-таки продолжилась благодаря усилиям Давида Лаумберга и других добрых людей в Эрец-Исраэль и в Иране, в Лондоне и в Советском Союзе.

А может, так случилось по воле Всевышнего. Вспомним пророчество старого иешиботника!

 

Михаил БУНИМОВИЧ (jewishmagazine.ru)

 

Кто такой генерал Андерс

Этнический немец Владислав Альберт Андерс окончил политехнический институт в Риге, в 1913 г. был призван в Русскую армию, отличился в боях, был награжден боевыми орденами, включая орден Св. Георгия IV степени. Диплом и погоны капитана Генштаба он получил из рук российского императора Николая II.

Вся дальнейшая жизнь и служба Андерса были связаны со становлением Польской Республики. Он не поддержал мятеж генерала Пилсудского, встретил 1939 г. полковником, командиром кавалерийской бригады, и в разгар боев с нацистами получил звание генерала. Его бригада, вбирая в себя силы других подразделений, грамотно отступила от Варшавы ко Львову и контратаковала, обращая врага в бегство. Раненый генерал Андерс попал в советский плен и угодил во внутреннюю тюрьму НКВД на Лубянке. 4 августа 1941 г. его доставили в кабинет Лаврентия Берии, где тот лично сообщил ему об освобождении и назначении командующим Польской армией в СССР с присвоением звания генерал-лейтенанта.

Всю свою жизнь Андерс ненавидел Советский Союз, и сформированная им армия не стала воевать на советско-германском фронте, а ушла в Иран. Поляки Андерса побывали в Ираке, Земле Израиля, Египте, а в 1944-м отличились, прорвав оборону нацистов в многодневных кровопролитных боях близ Монте-Кассино. Эта победа открыла союзникам дорогу на Рим и сделала генерала Андерса одним из знаменитых полководцев Второй мировой вой­ны. Умер генерал в 1970 г. в Лондоне и, согласно завещанию, был похоронен в Монте-Кассино, рядом со своими боевыми товарищами.