Энтеббе: итог и урок

Пять лет назад, совершая турне по Африке, Биньямин Нетаньяху начал его с Уганды. Это личное. Здесь ровно 45 лет назад погиб его старший брат – командир подразделения спецназа Генштаба «Сайерет маткаль» подполковник Йони Нетаньяху. В честь него эту операцию – самую известную и блистательную в истории ЦАХАЛа – назвали «Йонатан».

Тогда, 4 июля 1976 г., израильские коммандос за 4000 км от дома высадились в аэропорту столицы Уганды, чтобы вызволить заложников-израильтян – пассажиров самолета компании Air France, захваченного палестинскими и немецкими террористами. С боем освободили и доставили в Израиль. Что может быть благороднее, героичнее и символичнее?

Помню, какая гордость переполняла тогда нас, советских евреев, не причастных к этому подвигу. Похожие чувства испытывали евреи во всем мире. Операция, естественно, обросла легендами, хотя большинство довольствуется отрывочными сведениями и разговорами вокруг да около.

Эти заметки базируются, в основном, на свидетельствах людей, переживших Энтеббе. Возможно, их рассказы помогут приблизиться к пониманию того, чтó на самом деле там произошло и почему. Но законы повествовательного жанра требуют экспозиции.

 

Захват

Самолет Air France вылетел из Бен-Гуриона в Париж утром 27 июня 1976 г. Промежуточная посадка была в Афинах. Там на борт поднялось еще несколько пассажиров. Их не очень проверяли – бастовали наземные службы аэропорта. После Афин и началось.

Нахум Дан, религиозный ультраортодокс из Бней-Брака, был тогда светским парнем, новым репатриантом из Франции, – к религии он обратился уже после рейса. Его отыскали и проинтервьюировали мои студенты. Нахум говорит, что дурные предчувствия у него были с самого начала: несколько дней его колотило, не мог заснуть, ноги не слушались, когда поднимался по трапу. Отпустило лишь после Афин – когда услышал жуткий крик. Так кричат не от боли – от ужаса. Нахум понял, наконец, что его мучило все это время: предупреждение с небес.

Он не видел, откуда был этот крик. Видел только, что стюардесса, вышедшая в салон с подносом воды, стала пятиться. Перед ней стояла какая-то женщина. Нахум заметил у нее в руке пистолет, ствол был направлен стюардессе в живот. Это была 29-летняя немка Бригитта Кульман. После окончания педагогического колледжа она открыла школу для детей с дефектами развития в родном Гамбурге, писала стихи. А потом увлеклась борьбой с империализмом, ушла в подполье, со своим любовником Вильфридом Бёзе основала «Революционные ячейки» – подразделение RAF. Вместе с Бёзе и соратниками из Народного фронта освобождения Палестины (НФОП) они и захватили самолет.

Нахум вспоминает, как немка подняла руку с гранатой, выдернула чеку и объявила: если кто дернется, я разожму кулак – и мы все взорвемся. Два молодых араба, тоже с пистолетами, пробежали по проходу и встали рядом с ней (немец держал под прицелом пилотов). Велели пассажирам поднять руки. Выводили по одному, ставили лицом к стене и обыскивали, документы отбирали и сбрасывали в мешки. «Люди нервничали, – поясняет Нахум, – а я, наоборот, успокоился, мне ведь был знак, что какая-то беда произойдет».

Вскоре они подлетели к какому-то аэродрому, долго кружили над ним – видимо, ожидая разрешения на посадку. Наконец приземлились. Самолет окружили вооруженные солдаты и полицейские. Это был ливийский город Бенгази. Пассажиры-израильтяне напряглись: перспектива оказаться в плену в арабской стране, у диктатора Каддафи, страшила. Боялись не того: из самолета их не выпустили. Продержали взаперти больше шести часов, а потом самолет вновь поднялся – и полетел неизвестно куда. Оказалось – в Уганду. «Мы увидели в иллюминаторах надпись „Энтеббе“ – рассказывает Нахум. – Я понятия не имел, что и где это».

 

Почему Энтеббе?

Этот пункт – с долгой посадкой в Бенгази и дальним перелетом в центр Африки – требует объяснений. Дело в том, что с конца 1960-х захват пассажирских самолетов был главным стратегическим оружием палестинского террора. Естественно, первой и предпочтительной целью был Израиль. Ему и пришлось первым разрабатывать и применять методы борьбы с захватами самолетов. На каждое действие находили противодействие и те и другие.

23 июля 1968 г. боевики НФОП захватили «Боинг-707» израильской авиакомпании «Эль Аль», следовавший из Рима в Тель-Авив, посадили его в Алжире. Израильтянам пришлось пойти на их требования – освободить 12 террористов. После этого в «Эль Аль» создали службу сопровождающих. Специально обученные бывшие коммандос стали летать под видом пассажиров рейсами национальной авиакомпании. Такой практики в мире еще не было. Но оружия им не дали – правилами Международной ассоциации гражданской авиации это запрещено. У них были только газовые пистолеты, короткие дубинки и платочек с песком в нагрудном кармане – сыпануть противнику в глаза. Это оказалось неэффективным против «калашниковых».

26 декабря того же года в афинском аэропорту подвергся вооруженному нападению самолет «Эль Аль». Погибли две стюардессы и пассажир. Террористы прибыли из Бейрута, туда же и вернулись. Через два дня бойцы «Саерет маткаль», в форме и с оружием, на двух вертолетах высадились в бейрутском аэропорту. Нейтрализовали охрану, взорвали все стоявшие там 15 самолетов арабских авиакомпаний – и улетели. В арабских странах намек поняли – и предупредили палестинских братьев, что не намерены из-за их «шалостей» подвергать себя риску. Урок извлекли и в Израиле: разрешили самолетным охранникам брать на борт пистолеты. Но не выносить – приземлившись в чужом аэропорту, запирать оружие в шкафу. Их и учили действовать внутри самолета. Террористы, возможно, это знали.

19 февраля 1969 г. лайнер «Эль Аль» подвергся нападению снаружи, со взлетной полосы в Цюрихе. Бывший боец «Сайерет маткаль» Мордехай Рехамим, едва успев достать свою «беретту» из шкафа, выскочил на поле, убил одного террориста, нейтрализовал второго, свалил и стал душить третьего, но подоспела швейцарская полиция.

Палестинские стратеги сделали вывод, что «Эль Аль» слишком опасная цель, и решили изменить тактику: сосредоточиться на угоне самолетов других авиакомпаний.

– Они неплохо придумали, – говорил мне бывший начальник Генштаба ЦАХАЛа, ныне покойный Дан Шомрон. – Их задача была втравить Запад в арабо-израильский конфликт. Захватывая самолеты иностранных компаний, создав атмосферу страха, палестинцы как бы втолковывали западному обывателю: «Вы думали палестинская проблема – только наша? Нет, она теперь и ваша!» И тем самым подталкивали весь мир к давлению на Израиль. Это, в общем, сработало…

В начале сентября 1970 г. угонщики Арафата, снова обжегшись на охраннике «Эль Аль» на рейсе в Лондон, смогли захватить четыре самолета иностранных компаний: два американских, швейцарский и британский. Один доставили в Египет, но президент Насер заставил отпустить заложников. А три других посадили на своем аэродроме в Иордании, где тогда базировалась ООП, и начали за них торг. Иорданский король Хуссейн тоже не обрадовался подарку, однако он им кто? Именно спор из-за захваченных самолетов стал поводом для кровавого изгнания арафатовского войска из Иордании, что палестинцы назовут «Черным сентябрем», а мир узнает по одноименной террористической организации, совершившей убийство израильской команды на Олимпиаде-72 в Мюнхене.

Именно боевики «Черного сентября» захватили 8 мая 1972 г. самолет бельгийской компании «Сабена», следовавший в Тель-Авив. Задумка была креативная. «Эль Аль» нам не по зубам – ладно. Братские арабские страны боятся принимать захваченные нами самолеты, опасаясь израильских рейдов, – ладно. А вот мы захватим неизраильский и посадим его в Израиле – куда вы теперь будете посылать своих коммандос? Так и сделали.

Но на следующий день бойцы «Сайерет маткаль» штурмом взяли бельгийский «Боинг» в своем аэропорту Лод (в 1973 г. он стал называться именем Бен-Гуриона), погибла всего одна заложница. В операции принял участие и отличившийся в перестрелке в Цюрихе Мордехай Рехамим. А также – будущие глава «Моссада», заместитель начальника Генштаба и сразу два премьер-министра, в том числе нынешний – Биньямин Нетаньяху. То есть и эта козырная карта – посадить угнанный самолет в Израиле – оказалась бита.

Вот почему у террористов, захвативших лайнер Air France 27 июня 1976 г., возникли проблемы с местом назначения. Вот почему так долго кружили над Бенгази: Каддафи, так любивший демонстрировать миру свой средний палец, не хотел приглашать к себе израильский спецназ и разрешения на посадку не давал. Вот почему 6,5 часов томились на аэродроме: уговаривали полковника, потом искали другое место – и ни в одной арабской стране не нашли. Вот почему оказались в Уганде. И это показалось идеальным вариантом – теперь попробуй достань! Нет шансов – придется выполнять требования.

– Это и был наш шанс, – сказал мне Дан Шомрон, посмеиваясь. – Представить себе, что мы там окажемся, не мог никто.

 

Командир

Именно Дан был командиром операции и первым предложил ее план. Это стоит подчеркнуть, потому что в представлении большинства израильтян, не говоря уже об иностранцах, командовал ею Йони Нетаньяху. Это был действительно великий воин и настоящий герой. Он обладал каким-то особым военным талантом и при этом был очень душевным человеком, своим парнем, умным и нежным. Ему было всего 30, когда он погиб, находился на взлете военной карьеры. Но в Энтеббе он командовал только группой «Сайерет маткаль», а не всей операцией. Дану Шомрону это полагалось по должности. Тогда он был старшим офицером пехоты и десанта в Генштабе.

– Как только был захвачен самолет, – рассказывал он, – мы стали искать способ освободить заложников, а не поддаваться на шантаж террористов. Сложные комбинированные операции такого рода были в моей компетенции, и я занялся этим вплотную. Но начальнику Генштаба – тогда им был Мордехай Гур –сказали, что правитель Уганды Иди Амин вне игры, так что операция предстоит простая: небольшая команда на парашютах высадится у озера Виктория, легко уничтожит десять террористов – и все вернутся домой. Однако я проверил данные разведки, и выяснилось: когда террористы прибыли в Энтеббе, их как родных встречал сам Иди Амин с батальоном своей армии. Я понял: если он с ними заодно, придется воевать с угандийской армией – и это совсем другая игра. Мы с моим штабом стали разрабатывать план, учитывающий новые условия…

Большой Папа и большой мир

Иди Амин Дада по кличке Большой Папа – один из самых экзотичных даже для постколониальной Африки диктаторов. Кровавый мясник и людоед. Причем последнее – не в переносном смысле. В начале своего правления он заигрывал с Западом, в том числе с Израилем. Приглашал в Уганду израильских специалистов и военных советников. Сам прошел символический курс десантной подготовки в ЦАХАЛе. Израильтяне обучали угандийских летчиков и недолгое время – спецназ, дольше, к счастью, не успели. Амин рассорился с еврейским государством из-за того, что ему отказали в закупке сверхзвуковых истребителей, и переориентировался на СССР, где его охотно завалили деньгами и оружием. Но когда выяснилось, что самолет с заложниками в Уганде, израильтяне мобилизовали старые связи – и для сбора информации, и для попыток воздействия на угандийского сумасброда. Израильские врачи, лечившие Амина от сифилиса, правда, предупредили, что болезнь у него уже в той стадии, когда повреждена мозговая деятельность.

Тем не менее владелец скромного тель-авивского магазинчика вел долгие телефонные разговоры с Большим Папой, который называл его по старой дружбе Борькой. Когда-то полковник Барух Бар-Лев служил главой израильской военной миссии в Уганде и был частым гостем в президентском дворце – президент любил беседовать с умным евреем за стаканом. Борька нещадной лестью уговаривал «старого друга» воспользоваться представившимся ему шансом круто изменить свою репутацию в мире: теперь все в его власти, стоит ему отпустить заложников – и все его хулители будут посрамлены. Польза от этих разговоров была только в их продолжительности: разведчики по тону и отдельным репликам Большого Папы пытались разгадать его намерения.

Гораздо больше проку оказалось от строителей. Аэропорт Энтеббе возводила израильская компания «Солель боне». Там подняли чертежи. По ним соорудили макет аэропорта, чтоб проводить тренировки коммандос. По плану Шомрона предстояло высадиться в Энтеббе на трех транспортных «Геркулесах», подъехать под видом президентского кортежа Амина к терминалу – и захватить его. Долго не могли найти представительский черный «Мерседес», на котором разъезжал Большой Папа. В Израиле таких машин не было. Ребята из «Моссада» нашли у араба на территориях такси, перекрасили в черный цвет.

Военные занимались одним, а политики и дипломаты – другим. Самолет – французской компании, среди заложников – множество граждан Франции и других стран. Террористы требовали отпустить 53 заключенных, 40 из них сидели в Израиле, но шесть – в ФРГ, пять – в Кении, по одному – в Швейцарии и Франции. Все это позволяло надеяться на то, что можно обеспечить международное давление на Арафата – и заставить его отпустить заложников. Но как-то не складывалось.

В Париже стояла страшная жара, все, кто мог, сбежали из душных офисов к морю. Президент Франции отбыл на встречу с американским президентом в Пуэрто-Рико, ведущие министры отправились с ним. А потом случилось событие, заставившее израильтян понять, что они опять в изоляции.

 

Селекция

На следующий день, вспоминает Нахум Дан, ближе к полуночи, к ним пришел Иди Амин. В военной форме, весь в орденах, с вооруженной охраной из угандийцев и c палестинцами. «Он нам сказал, – говорит Нахум, – что он наш друг, мы находимся под его защитой. Попросил нас написать письмо израильскому правительству, чтобы оно освободило из тюрем палестинских борцов за свободу. Как только их отпустят, все мы окажемся дома. Сейчас он распорядится – и нам принесут еды и матрасы. И правда, как только ушел – нам все это принесли».

В зале, где держали заложников, было тесно. И когда на следующий день пришли угандийские солдаты и прорубили проход в соседний зал, люди обрадовались: станет просторнее. Но вскоре догадались, что цель не в этом. Немец и немка поставили у прохода стол, на него взгромоздили два ящика. Из одного стали доставать паспорта и называть имена. Кого вызвали – отправляли в следующий зал. Тут Нахум сообразил, что туда посылают исключительно израильтян. Теперь дошло до всех: немцы проводят селекцию! Вскоре подтвердилось: иностранных пассажиров отпустили, оставили только евреев и израильтян.

Паспорт Нахума был в счастливом первом ящике – французский. И израильское удостоверение личности. Один из террористов спросил его: «Где твой израильский паспорт?» – «Его у меня нет. Я француз, просто был в Израиле, теперь лечу домой». «Пошли со мной!» – велел араб. Завел его в бетонную комнату с узким окном, где было еще двое арабов. Велел написать все как есть. Нахум сел писать. Писал на французском. Велели перевести на английский. Стал переводить. Здоровенный террорист взбесился: «Ты что нас дуришь!» Зажал руку Нахума у себя в подмышке, пытался сломать пальцы, швырнул на пол, бил ногами, пока старший его не остановил. Эти допросы продолжались еще несколько дней. От него хотели узнать, оказывается, сколько у Израиля солдат, танков, самолетов. У кибуцника!

На третий день его отпустили в общий зал. У них был праздник. Опять приехал Амин, с сыном, свитой, арабами. Пили шампанское. Большой Папа объявил заложникам, что все они скоро будут дома – израильское правительство пошло на переговоры.

 

Рейд

Правительство Израиля и вправду склонялось принять ультиматум. Пока не узнало о селекции. После этого и в армии, и в обществе смириться с этим означало бы разрушить всю национальную идею.

Теперь – выдержки из интервью с Даном Шомроном.

– Как удалось убедить командование, правительство?

– Самолет был захвачен в воскресенье. В четверг, до четырех часов дня, истекал срок ультиматума террористов. В четверг состоялось заседание правительства. Уже было ясно, что о первоначальном плане Генштаба не может быть и речи: Амин заодно с захватчиками. И правительство решило сдаться. Вышло официальное заявление: условия принимаются. Тогда отложили срок истечения ультиматума. У нас появилось время – до воскресенья. И тогда я разработал план операции. Но даже не представил его начальнику Генштаба. Он ведь работал над другим планом…

Когда министр обороны Шимон Перес вернулся с заседания правительства, на котором было решено выполнить условия террористов, он вызвал начальника Генштаба и потребовал представить план военной операции по освобождению заложников. Тот развел руками: «Никакого плана нет». Шимон сказал: «Ну, неси чего нет».

Вот тогда и вспомнили обо мне с моим планом. Я его представил министру обороны и руководству Генштаба в четверг, часов в восемь вечера. Пообещал: с момента посадки первого самолета и до взлета самолета с заложниками на борту пройдет всего 60 минут. На деле мы уложились в 58. Перес сказал: «Я даю добро, но нужно получить официальное разрешение правительства». И мы начали готовиться. А уже четверг, ночь. В пятницу – последний день тренировок штурмовой группы, в субботу надо вылетать. В жизни не готовил операции в такой спешке. Поэтому я попросил Моту Гура: «Предоставь мне свободу действий, сейчас не до споров. Я хочу командовать операцией и сам отберу для нее людей».

– По какому принципу отбирали?

– Я вырос в армии. Знаком с армейскими командирами. Знал, кто чего стоит. Отобрал трех командиров групп: Эхуд Барак отвечал за аэродром, Матан Вильнаи командовал десантными силами, третьим был командир бригады «Голани» Ури Саги. Я хотел, чтобы участвовали все пехотные подразделения, так как знал: эта операция войдет в историю ЦАХАЛа.

– Как удалось сохранить секретность?

– Удалось. Мы проводили учения в пятницу ночью в районе Петах-Тиквы. Обычно американцы нас очень плотно пасут. Тут и они ничего не узнали, что еще больше убедило меня в успехе: весь расчет был на то, что никто не ждет. Премьер Ицхак Рабин в тот же вечер приехал к нам на тренировочную базу. Сказал: «Дан, из всех представленных мне планов это первый, который имеет все шансы быть реализованным. Остальные я бы все равно отмел». Он хорошо разбирался в этих вещах.

– Но правительственного разрешения у вас еще не было?

– Правительство село заседать в субботу. Совещаются, совещаются – и не могут прийти ни к какому решению. А в 3.30 мне нужно вылетать, чтобы успеть. Проходит четверть часа, 20 минут. Я звоню военному секретарю Рабина, говорю: «Если мы не вылетаем сейчас, то проведение операции невозможно. Дайте разрешение хотя бы на вылет – а там заседайте сколько влезет. У нас четыре часа на перелет, пока доберемся до цели...» Правительственное разрешение мне передали по рации, когда мы были уже в дороге.

– Когда вы поняли, что получилось?

– Когда удалось использовать посадку британского пассажирского самолета. Мы знали его расписание, и первый наш «Геркулес», где был я, другие командиры операции, первая штурмовая группа, садился вместе с ним. Аэродромные службы установили с ним связь, ему включили прожекторы. А мы без своих огней, под шум его моторов сели незамеченными. Тогда я и сказал командирам: «Ребята, операция удалась, хотя еще и не началась».

– Почему были так уверены?

– Потому что эффект внезапности был столь велик, что даже если случатся небольшие сбои, на конечный результат это не повлияет. Мы в состоянии были удерживать взлетные полосы сколько захотели бы. Я ведь знал, с кем мы имеем дело. Я не верил, что солдаты армии Уганды откроют огонь по «Мерседесу», увешенному флагами Амина, по нашим людям, перекрашенным в такой же цвет, как они все. Ну, могут кричать: «Стой!», но стрелять никто не посмеет. Так нам удастся пробраться в здание аэропорта и первыми открыть огонь.

– Все так и произошло?

– Не совсем. Случился прокол по дороге к зданию аэропорта. В «Мерседесе» (в нем разместилась штурмовая группа «Саерет маткаль» под командованием Йони Нетаньяху) у кого-то не выдержали нервы. Несмотря на то что я говорил им тысячу раз: «Даже если в вас будут стрелять – не отвечайте. Мы едем прямо к зданию аэропорта, не останавливаясь. Если промедлим – там начнется резня». Но кто-то выстрелил от напряжения. Думаю, именно из-за этого погиб Йони. Потому что, когда они выпрыгнули из машин, из диспетчерской башни, расположенной очень близко, раздались очереди. Возможно, там кто-то проснулся от выстрелов. Так Йони получил пулю в шею.

– То есть вообще в самом начале?

– Он даже не успел войти в здание. Его бойцы провели штурм уже без него. Они ворвались в помещение через окна. Крикнули на иврите: «Ложись!» Заложники легли, на ногах остались только террористы – так что их было легко опознать. Погиб лишь один заложник – от нашего огня. Он находился в одном месте зала, члены его семьи – в другом, ринулся к ним. Как только побежал – в него и выстрелили. Но это единичный случай. Террористы успели произвести лишь одну автоматную очередь – в течение двух минут с ними было покончено.

Йони

Командир подразделения медиков в той операции, в прошлом замминистра обороны и министр транспорта, бригадный генерал в отставке Эфраим Снэ рассказывал мне, что у Йони Нетаньяху шансов выжить не было. Пуля прошла по диагонали через все тело, повредив многие внутренние органы. Командир «Сайерет маткаль» умер у него на руках. Единственный погибший из освободителей.

Тело Йони находилось в самолете медиков, где разместили и всех заложников. Как они себя чувствовали, только что спасенные из ада, видел только Снэ.

Командир французского лайнера (он, а вслед за ним и вся команда, отказался от освобождения вместе со всеми иностранными заложниками, остались с израильтянами), определив в Эфраиме старшего, отдал ему честь. Когда уже взлетели, одна из заложниц обратилась к командиру медиков: «Господин офицер, мне кажется, подо мной что-то военное».

– Я посмотрел, – рассказывает Снэ, – и мне стало не по себе. Это была «лимонка» особой системы. Она легко взрывается, поэтому в армии ее не используют – только спецназ. Видимо, выпала из бронежилета Йони, когда его загружали на борт. После этого туда завели сотню заложников. Только представьте, сколько человек могло на нее наступить. Взорвалась бы – никто б не уцелел.

Были опасности и пострашнее. Часа в два-три ночи израильское радио передало сообщение о проведенной операции, о том, что наши самолеты по дороге домой.

– А нам еще лететь несколько часов, – сокрушался Шомрон. – В любой момент из-под носа что-то может взлететь… Пришлось пилотам снизить высоту, чтобы не попасть под радары, и остаток пути мы летели очень низко, хотя ночью это опасно.

Но зато из-за этого их встречал весь Израиль. Был национальный праздник. Только в иерусалимском районе Рехавия была тишина. Мне рассказал об этом Матан Вильнаи, в прошлом заместитель начальника Генштаба, замминистра обороны, а тогда – заместитель командира операции. В Рехавии знали, что погиб офицер десанта, сын профессора. Таких было двое – он и Йони Нетаньяху. Не знали, кто из них. Когда он вошел на свою улицу – распахнулись окна. Люди передавали друг другу: «Матан вернулся!» Не вернулся Йони. Его брат Биньямин, нынешний премьер-министр Израиля, впервые побывал на месте его гибели через 40 лет.

 

Владимир БЕЙДЕР

(vbeider.co.il/)