Последний свидетель Хелмно

Об этом человеке-легенде можно с уверенностью сказать: ему удалось обмануть смерть. Попав в концлагерь уничтожения Хелмно, Шимон Сребрник прошел там все круги ада. Закованный в кандалы, он чудом пережил свой собственный расстрел...

В 1978 г. режиссер Клод Ланцман предложил ему снова вернуться в Хелмно для съемок в документальном фильме «Шоа». И он приехал, решив, что обязан рассказать обо всем, что здесь происходило, от имени тех, кого уже нет на этой земле. Его рассказ взят за основу при написании этого очерка.

•

Шимон Сребрник (в некоторых источниках Симон Сребник) родился в польском городе Лодзь 10 апреля 1930 г. и был единственным ребенком в семье. Попавшему вместе с родителями в Лодзинское гетто в начале Второй мировой вой­ны девятилетнему Шимону пришлось оказаться рядом со смертью. Летом 1943 г. на глазах мальчика был застрелен отец. Шимону удалось бежать, но весной 1944 г. он вместе с еще 80 товарищами по несчастью был депортирован в числе других 80 человек в Хелмно. Его мать Лея, погибшая там в «душегубке», так и не узнала об этом.

Лагерь Хелмно, или Кульмхоф, как называли его немцы, был создан в оккупированной Польше 8 декабря 1941 г. для уничтожения узников Лодзинского гетто. Это был один из первых нацистских лагерей смерти, в котором проводилось «окончательное решение еврейского вопроса». Там же впервые использовался удушающий газ. Созданию лагеря предшествовал план массового уничтожения евреев, изложенный в письме, которое 16 июля 1941 г. начальник отделения СД Познани Рольф Хеппнер направил Адольфу Эйхману, одному из главных организаторов Холокоста. В своем послании он, в частности, с издевкой предлагает: «Не явится ли самым гуманным решением уничтожить евреев какими-либо быстрыми средствами, поскольку они не могут быть приняты на работу».

Концлагерь находился в 75 км от Лодзи, рядом с деревней Хелмно. В нем погибли около 320 тыс. человек, большей частью евреев. Среди других жертв Хелмно были 5000 синти и рома, около 400 поляков и советских военнопленных.

Лагерная зондеркоманда состояла из двух частей, базировавшихся на расстоянии 4 км друг от друга: в замковой усадьбе Хелмно и в «лесном лагере» в соседнем Жуховском лесу. Территория обеих частей конц­лагеря строго охранялась, ее опоясывал трехметровый забор и густые зеленые насаждения, что не позволяло наблюдать происходящее внутри него.

16 января 1942 г. командование СС начало депортировать евреев из гетто Лодзи в Хелмно. В эти транспорты также включались евреи из Германии, Австрии, Чехии и Люксембурга. Еврейских заключенных «лесного лагеря», которых каждые две недели уничтожали, заменяя на новоприбывших, заставляли извлекать тела из «душегубок» и закапывать в общих могилах. Поскольку могилы быстро переполнялись и запах разлагающихся трупов начал доходить до близлежащих сел, летом 1942 г. эсэсовцы распорядились сжигать тела в открытых «печах», сложенных из рельсов.

В марте 1943 г. нацисты прекратили депортации в Хелмно, так как все евреи этого региона, за исключением оставшихся в Лодзинском гетто, были уничтожены, а 7 апреля 1943 г. эсэсовцы взорвали замок Хелмно. В этот день прибыл последний транспорт евреев, в котором были заболевшие тифом. Людей согнали на первый этаж замка. Особняк рухнул, и погибшие были похоронены под его обломками.

Лагерь был ликвидирован, его персонал – отправлен на Балканы для борьбы с партизанами (дивизия СС «Принц Ойген»). В конце весны 1944 г. нацисты вновь открыли его в связи с планом ликвидации Лодзинского гетто. Члены персонала СС были возвращены обратно в лагерь для организации массового уничтожения газом.

•

В этот период Шимон Сребрник в числе других евреев Лодзинского гетто оказался в Хелмно. Ему повезло: он попал в рабочую команду, созданную для хозяйственного обеспечения лагеря. «Для предотвращения возможности побега всех нас заковали в кандалы, – рассказывал Шимон. – Мы ночевали в бывшем зерновом амбаре на цементном полу. Было очень холодно. Одеяла нам выдали только в июне, когда прибыл первый транспорт. Рабочим давали 200 г хлеба в день, немного кофе по утрам и пол-литра супа на ужин».

Их сразу же отправили на очистку руин разрушенного замка, объяснив, что в него попала бомба. Работая, они разбирали груды останков погибших и их вещи. Каждый прожитый день в лагере был пыткой. Смерть была здесь повсюду. «Кроме меня, – рассказывал Шимон, – в Хелмно не было никого, кто бы провел там год».

Преступному лицемерию немцев, как и их садизму, не было предела. А как иначе можно было заманить людей на собственную смерть? «Из каждого транспорта, – рассказывает Шимон, – выбирали несколько человек, которых заставляли писать письма родным от якобы прибывших сюда людей. В письмах, отсылаемых в Лодзь, рассказывалось, что они здесь ни в чем не нуждаются и хотели бы, чтобы приехали их семьи. И те приедут сюда. Но приехав, останутся здесь. Навсегда».

Первый транспорт из Лодзи прибыл в июне 1944 г. Депортируемые надеялись, что найдут работу и смогут здесь остаться. Те, у кого были деньги или золото, взяли их с собой – на «новую жизнь». Но уже по дороге многие догадались о том, что ожидает их по прибытии. Об этом свидетельствует надпись, оставленная неизвестным на станции Коло, находящейся в 13 км от Хелмно: «Евреи! У вас остался только один день – затем вы пойдете в печь!» Разве можно было этому всерьез поверить?

Каждые два-три дня приходили новые транспорты, перевозя до 1000 человек, и эсэсовцы не могли немедленно заправить «душегубки» газом. Решено было запереть евреев в переполненном местном костеле. Большинство польских евреев, доставленных сюда, соблюдали традицию, поэтому пребывание даже в последнюю ночь перед смертью в католическом храме было для них кощунством.

Желая продемонстрировать «любовь к ближнему» перед уничтожением, начальник зондеркоманды Алоиз Хэфеле приказал Шимону: «Отправляйся в костел, прибывшие хотят пить!» Стоя у входа, Шимон раздавал смертникам воду... Стены костела были испещрены надписями. Евреи, которые оставили здесь свои имена, должно быть, догадывались, что обращаются к миру в последний раз...

Конвейер уничтожения работал с немецкой четкостью. Каждый раз эсэсовцы разыгрывали один и тот же сатанинский спектакль. После прибытия состава сортировался отобранный багаж, который владельцы якобы могли позже получить. Евреям приказывали пройти в один из бараков. Там их уже ожидали переодетые в белые халаты эсэсовцы, маскировавшиеся под врачебный персонал. Они объявляли жертвам, что их перевозят в исправительно-трудовой лагерь, но сначала нужно принять душ, для чего каждому раздавали по куску мыла. Прибывшие должны были снять одежду, которую им обещали вернуть после душа. Женщины могли оставить нижнее белье. Надписи на стенах казарм гласили: «В баню» и «К врачу». Но вместо душевой и медчасти евреев загоняли в машины с отравляющим газом. Вместо газовых камер в Хелмно для массовых убийств использовались три «газвагена». Специальное устройство направляло выхлопные газы двигателя в кузов машины, умертвляя до 80 заключенных. Смерть от удушья наступала примерно через десять минут.

«Когда в лес прибывали „газвагены“, – рассказывал Шимон, – эсэсовцы приказывали: „Открыть двери!“ Мы открывали двери, и тела выпадали. Появлялся еврей по кличке Бобби и плоскогубцами вырывал золотые зубы. Охранники СС кричали: „Быстрее, быстрее работать!“ Потом искали, у кого есть деньги. У женщин их находили много. Звучала команда: „Два человека!“ Один рабочий хватался за ноги, другой – за руки, и они бросали людей, дрова, людей, а потом еще дрова, и все это поджигалось. Верхний ряд поливали бензином. Запах был ужасный, и на ветру его можно было почувствовать в 20 км отсюда. Затем пепел складывали в мешки и ссыпали в реку Нер с моста».

После каждого «рейса» Шимону приходилось убирать «газвагены» для подготовки к следующей перевозке. Для того, чтобы люди, оказавшиеся внутри, не заметили ничего подозрительного, кровь, экскременты, обрывки одежды, блокирующие трубы приходилось тщательно отмывать, тогда «душегубка» была подготовлена к новой отправке.

Иногда среди погибших попадались и те, кто был еще жив. Шимон вспоминал такой случай: один еврей из «лесного лагеря», Финкельштейн, должен был бросить в огонь собственную сестру. Она, придя в себя, узнала его и закричала: «Ты, убийца, почему ты бросаешь меня в печь? Я все еще жива!» Финкельштейн в отчаянии попытался бежать, но был застрелен...

•

Шимон был переведен в подразделение, занимавшееся золотом уничтоженных жертв. «Каждую ночь мы получали большой мешок, полный золотых коронок вместе с плотью, которую нужно было отдирать... – рассказывает он. – Это было золото евреев, казненных в лесу. Запах стоял невыносимый. Я там работал с роттенфюрером Вальтером Бурмайстером. Он сортировал золото, а я отбивал зубы молотком». «Все это предназначено для Третьего рейха! – заявляли немцы. – Третьему рейху нужно много золота для ведения вой­ны». Они говорили, что имеют право на это золото, украденное ими у только что сожженных евреев. Их задачей было отобрать все ценное из того, что евреи привезли сюда. А потом бронированными грузовиками они будут отправлять это в Лодзь, а оттуда в Германию.

«Мы складывали золото в чемоданы и относили в специальный барак, служивший складом. Входить туда по приказу начальника лагеря Ботмана разрешалось лишь двоим – Бурмайстеру и мне. Там хранили также и драгоценности. Но эсэсовцы приходили получить это каждый день. Хэфеле часто приходил ко мне и говорил: „Я хотел бы что-то для моей возлюбленной. Маленький подарок“. Я говорил: „Да, босс, что бы вы хотели?“ Он отвечал: „Я хотел бы красивую цепочку, золотую“. „Хорошо, босс“. Я выбирал золотую красивую цепочку с кулоном, упаковывал и отдавал ему. Он был очень доволен. О том, что они приходили, никто не знал. Я уверен, что благодаря этому золоту я остался жив».

Избежать смерти Шимону удалось также во многом благодаря Бурмайстеру, который покровительствовал ему и заступался за него. «Святым Бурмайстер не был, – вспоминал Шимон. – Но он был другим, он старался меня понять. Как-то раз он сказал мне: „Когда вой­на закончится, я заберу тебя домой. Ты будешь моим сыном“. О чем он думал, я понятия не имею. У него не было детей. Но если бы не он, меня бы уже не было. Меня бы забрали в лес».

Однажды, просматривая личные вещи, Шимон нашел сумку своей матери с документами и фотографии собственной семьи и понял, что она тоже прибыла в Хелмно и что ее больше нет в живых...

Это было для Шимона страшным ударом, несмотря на то, что он привык здесь повсюду видеть смерть. «В то время все было по-другому... Вы не думали о своей матери, вы думали только о еде, – рассказывает он. – Я очищал золотые коронки и имел дело с тысячами матерей, и сердце болело за них и за мою мать, но таких, как она, были тысячи... Конечно, я думал о моей маме! Хотя она была уже на небесах...»

•

К середине июля в Хелмно было уничтожено более 7000 евреев. Но полностью евреи Лодзинского гетто уничтожены не были. Поэтому прибытие транспортов в Хелмно было приостановлено, и оставшиеся узники гетто были отправлены в Аушвиц, где процесс убийства газом «Циклон Б» был быстрее и «эффективнее».

Смерть была здесь повсюду. Из-за страшного голода многие рабочие выходили на улицу и без сил падали замертво. «Был также случай, – рассказывал Шимон, – когда сын украл хлеб у своего отца. Каждый человек хотел остаться в живых, верно? Каждый будет воровать у своего соседа. И когда я прибыл в Хелмно, я тоже был таким. Я хотел только одного: пять буханок хлеба, которые съел бы только я один. Я больше ни о чем не думал. И мечтал: „Я буду здесь единственным выжившим. Только бы я выбрался отсюда!“ Я был маленьким зверьком, не обращавшим внимания на людей, на то, что здесь происходило».

Эсэсовцы были матерыми убийцами. Начальник «лесного лагеря» Вилли Ленц, например, должен был ежедневно до завтрака застрелить нескольких евреев. Иначе он не мог завтракать.

«Здесь человек был похож на паука, муху. Вот как они воспринимали людей, – рассказывал Шимон. – Когда рабочие из „лесного лагеря“ возвращались, обервахтмайстер объявлял: „25 пешек пришли с работы!“ Но утром нас уходило 80, и только 25 возвращались. А почему „пешки“? Мы были для них только „пешками“, и они давали нам прозвища. Я был у них, например, Spinnefix, быстрый паук. Потому что я был самым молодым. Я бегал и исполнял все их приказы очень быстро».

Чтобы определить, кто из «пешек» был в состоянии продолжать работать, эсэсовцы проводили конкурсы прыжков в высоту и бега на перегонки. Проигравших расстреливали. «Я был, как и все, в кандалах. Сначала я вообще не мог в них ходить. Приходилось делать очень короткие шаги (длина цепи межу ног была 40 см. – Э. Г.). Носили мы их круглосуточно. В раскорячку, вот так мы все и шли. Ботман отдал приказ: „Кто первым доберется до газового насоса, тот получит более длинные цепи“. Это была их очередная игра. И мы бежали так до самого насоса. Но я не бежал, я волочился на четвереньках. И я был первым, кто добрался до бензонасоса. Затем те, кто был позади меня, увидели, что я делаю, и сделали то же самое. Но я был уже впереди. И получил более длинные цепи. И я шел счастливый, с длинными цепями».

Шимону пришлось побывать и «охотничьей собакой». «Ботман приказал мне пойти с ним на охоту. Он снял с меня цепи. Мы отправились в лес, и он убил двух уток. Он приказал мне: „Spinnefix, беги, принеси уток!“ И я побежал на четвереньках, как собака. Я ведь был собакой для него. И я побежал и принес уток. Эсэсовцы держали кроликов. А среди нас был кто-то, кто поймал кролика, но они отпустили его обратно. Поэтому они пообещали мне: „Spinnefix, если ты поймаешь кролика, ты выиграешь право на две недели хорошего обращения». Так что я начал гоняться за ним. И я поймал его. Таким образом, у меня было две недели без битья. Я должен был кормить кроликов. Шел к реке с охранником СС, плыл на лодке и набирал травы. В корзине с зеленью я тайно привозил полякам в села золотые вещи в обмен на колбасу и хлеб. А после возвращался в Хелмно и кормил кроликов травой. Я был в лодке один. Немцы об этом не догадывались, иначе я был бы мертв. Когда я отправлялся к полякам, то должен был выглядеть беззаботным и громко петь. Это было приказом Хэфеле, чтобы крестьяне в окрестностях не знали, что у нас происходит. Но они, я думаю, обо всем догадывались, видя мои кандалы. Пока эсэсовцы уничтожали людей, я пел немецкие и польские народные песни. Поляки прозвали меня за это Соловей Хелмно. Если бы я не пел, меня бы уже не было и пел бы кто-то другой».

Для эсэсовцев Сребрник был своего рода маленьким клоуном, быстрым и ловким паучком, этакой игрушкой. Он и сам так считал и был счастлив, что его тогда не застрелили, как всех остальных. Но, как водится, наигравшись, можно избавиться от игрушки, даже если она и была любимой...

•

Опасаясь приближения Красной армии и стараясь скрыть следы своих преступлений, в начале сентября 1944 г. эсэсовцы заставили евреев из «лесного лагеря» срочно выкапывать и сжигать останки из общих могил. Крематории в лесу были уничтожены и все оставшиеся объекты были утилизированы. Командованием лагеря решено было полностью распустить зондеркоманду и уничтожить оставшихся евреев из рабочих команд. Все евреи лагеря были расстреляны и сожжены. Незадолго до прибытия «русских» эсэсовцы покинули Хелмно.

«В конце январе 1945 г. лагерь решили ликвидировать, – вспоминал Шимон. – Это было за два дня до прихода Красной армии. Лежал снег, было очень холодно. В ту ночь на 18 января из здания амбара евреев группами по пять человек вывели во двор. Я был в первой пятерке. Ленц приказал нам лечь лицом на землю и выстрелил каждому в затылок. Я потерял сознание и пришел в себя, когда вокруг никого не было. Площадь была освещена автомобильными фарами. Пока эсэсовцы вели перестрелку внутри амбара, я подполз к машине и разбил фары. Под покровом тьмы мне удалось бежать. Я почувствовал, что меня уже нет, и упал на землю. Пуля прошла через шею и рот, и, пробив нос, вышла. Рана, к счастью, не была смертельной. Весь „лесной лагерь“ был расстрелян прямо здесь. Я притворился мертвым. Были некоторые, кто были еще живы, и тогда Ленц подошел и застрелил их».

Те, кто оставался, пытаясь оказать сопротивление, застрелили Ленца из его же пистолета. В ответ эсэсовцы схватили и уничтожили всех оставшихся 47 евреев из рабочей команды, бросив их в огонь. До этого, заметив, что среди первых пятерых убитых не хватает одного трупа, они начали розыск. Отправившись на поиски, обещали денежное вознаграждение всем, кто выдаст беглеца.

«Они искали меня, а я был здесь, стоял у дерева, – рассказывает Шимон. – Я цеплялся за него, потому что не мог стоять. Двое эсэсовцев прошли мимо меня, я слышал, как они переговаривались, спрашивая: „Где он может быть?“ Они искали меня, но не видели. Пробравшись через живую изгородь, я скатился вниз по склону. Внизу была видна деревня. Войдя в сарай крестьянского дома, я спрятался там на сеновале. Стояли январские морозы, я был в цепях и только в нижнем белье. Одна ступня у меня сильно распухла, Ходить я почти не мог. Поляк Вечорек, у которого я прятался, меня знал. Сперва он не решался меня у себя оставлять, но приближались русские, и он, опасаясь их больше, чем немцев, оставил меня и держал до самого их прихода. Кроме меня еще одному человеку удалось спасти жизнь в ту ночь. Это был Макс Мордехай Журавский, сумевший пробраться сквозь охрану СС и сбежать».

Примерно через 48 часов Шимон был найден полумертвым солдатами Красной армии. Его доставили в близлежащий госпиталь, где, по оценкам врачей, он должен был прожить всего несколько часов, но он, к счастью, выжил, поборов смерть.

«У любого, кто попал сюда, пути назад не было, – говорит Шимон. – Хотя попытки совершить побег из Хелмно все же случались». В общей сложности насчитывается около десятка еврейских узников «лесного лагеря», бежавших оттуда зимой-весной 1942 г. Это Мордехай (Михал) Подхлебник, Милнак Мейер, Абрахам Таубер, Абрам Рой, Яков Грояновски, Шламек Байлер, Шлама Бер Винер, Ицхак Юстман и Ерахмиль Исраэль Видавский. Судьбы беглецов сложились по-разному. В частности, Яков Грояновски погиб в концлагере Белжец, до этого сумев добраться до Варшавского гетто, где рассказал о происходившем в Хелмно подпольной группе «Онег Шаббат». Подпольщики передали его отчет в Лондон, где он был опубликован. Ицхак Юстман и Ерахмиль Исраэль Видавский в марте 1942 г. прибыли в гетто Пётркув Трибунальский и передали сведения об уничтожении евреев в Хелмно раввину Моше Хаиму Лау. Но всерьез их свидетельства восприняты не были.

•

После вой­ны Шимон вернулся в Лодзь, но жить там не смог – все напоминало ему о погибших родителях. Он мечтал об Израиле. С Хавой, своей будущей женой, он познакомился по пути в Израиль, куда через Италию и Австрию они вместе прибыли в 1948 г. Обосновались в Нес-Ционе. Шимон был солдатом. В их семье родились две дочери: Ципи и Лея, названная в честь погибшей бабушки.

«Я жил в кибуце в Израиле. Затем пошел на военную службу, участвовал в четырех вой­нах. В Хелмно у меня были цепи на лодыжках, я был безоружен и должен был защищать только себя самого. Но в Израиле у меня было оружие в руках, и я знал, что защищаю не только себя, но и свою семью и страну евреев. В этом была большая разница».

Приехав снова в Хелмно, Шимон во время съемок встретился с сыном крестьянина Вечорека, передавшим Шимону его кандалы, хранившиеся у отца. Теперь они выставлены в музее «Яд ва-Шем».

В ходе судебного процесса над Эйхманом в Израиле в 1961 г. выжившими в Хелмно официально были признаны лишь трое: Мордехай Подхлебник, Макс Журавский и Шимон Сребрник, переживший первых двух. В 1965 г. он приехал в Германию для дачи показаний на процессах над командованием лагеря. Как он потом вспоминал, судьи, не выдержав подробностей его рассказа, покидали зал, где проходили слушания, и они были перенесены. Благодаря свидетельским показаниям Шимона и его феноменальной памяти 11 военных преступников понесли наказание.

Мечта Шимона сбылась – он вышел последним из Хелмно. Память о нем он пронес в сердце до конца своих дней. Оказавшись там снова более 30 лет спустя в качестве одного из главных героев фильма «Шоа», он как бы «отмотал пленку» назад. Он был снова здесь, у реки Нер. Эта река повидала, как и он сам, много ужасов. Если бы она умела рассказать об этом! Вода в ней теперь стала черной. Это от пепла, который он ссыпал в нее по ночам, и от горя тех, кто был в него превращен... Река безмолвна, но он рассказал обо всем, что здесь происходило. О том, что не должно повториться никогда...

Последний оставшийся в живых свидетель Хелмно, 76-летний Шимон Сребрник, скончался в 2006 г. в больнице Тель-Хашомер после долгой борьбы с раком. Мы будем помнить о нем!

 

Эстер ГИНЗБУРГ