Исследуя прошлое – предвидеть будущее

Бенцион Миликовский, позже взявший фамилию Нетаньяху, родился 25 марта 1910 г. в Варшаве, в 1920 г. вместе с семьей переехал в Эрец-Исраэль. Получил историческое образование, в конце 1930-х был личным секретарем Жаботинского. После его кончины Бенцион становится одним из самых страстных пропагандистов идей ревизионизма. В 1944 г., защитив докторскую диссертацию, посвященную наследию Ицхака Абарбанеля, получает место преподавателя Корнелльского университета в США. Вскоре он женится на своей сокурснице по университету Циле. Она родила ему трех сыновей – Йонатана, Биньямина и Идо.

После создания Государства Израиль Бенцион Нетаньяху много лет жил то в нем, то в США. Окончательно он вернулся в Израиль после гибели старшего сына Йонатана, смертельно раненного в ходе операции по освобождению заложников в Энтеббе в 1976 г. Профессор Нетаньяху редактировал Еврейскую энциклопедию, был признанным экспертом по истории евреев Испании и автором наиболее авторитетного труда по этой теме – 1400-страничной «Истории испанской инквизиции». Глава израильского правительства Биньямин Нетаньяху неоднократно называл своего отца человеком, оказавшим на него наибольшее влияние.

Бенцион Нетаньяху скончался 30 апреля 2012 г. в 102-летнем возрасте. Вот что написал тогда в некрологе обозреватель газеты «Гаарец» Ари Шавит:

«В конце 1990-х неприязнь к Биньямину Нетаньяху в определенных кругах израильского истеблишмента была еще сильнее, чем сейчас. А его отца политические противники его сына считали чуть ли не исчадием ада. Поэтому, впервые подходя к дому историка на иерусалимской улице а-Порцим, я был заинтригован. Я ожидал увидеть вспыльчивого интеллектуального деспота. Однако пожилой круглолицый человек, открывший мне дверь, выглядел невероятно дружелюбно. Преодолев собственные сомнения, он открыл мне свое сердце. Я провел в беседах с ним десятки часов, опубликовав впоследствии объемный материал, посвященный этой личности. Я познакомился с удивительным человеком, обладавшим выдающимися способностями и уникальным мировоззрением.

Бенцион Нетаньяху… любил еврейский народ, но не особенно верил в него. Нетаньяху-старший считал, что евреи подобны детям: они не понимают историю и не способны сами создавать ее. Бенцион Нетаньяху всю жизнь был израильским патриотом, но при этом не был высокого мнения о большей части израильтян. Он считал, что израильтянам не хватает „чувства суверенитета“, которым обладают все нормальные нации. Историк был убежден, что граждане Израиля лишены некоего механизма, который предупреждает все живые существа о нависшей опасности.

Он был убежденным ревизионистом, не уважавшим Бен-Гуриона и презиравшим „красную толпу“ – партию МАПАЙ. Поскольку он был убежденным секуляристом, Бенцион Нетаньяху не жаловал также ультраортодоксов и религиозных сионистов. Его не волновали еврейские поселения и их жители, скептически он относился и к носителям мессианских настроений. По его мнению, израильский народ „не имеет политической культуры и не разбирается в политиках“.

Восприятие Бенционом Нетаньяху реальности можно назвать холодным и жестким. Он не мог простить руководству сионистского движения того, что оно проигнорировало предупреждения Жаботинского и не смогло эвакуировать европейских евреев накануне Второй мировой вой­ны.

Государство, созданное Бен-Гури­оном, виделось ему какой-то „нестабильной деревушкой“, составленной из разнородных множеств и не превратившейся в единый народ. Хотя события 1948 и 1967 гг. историк считал настоящими чудесами, шансы на выживание Израиля в долгосрочной перспективе он оценивал как весьма невысокие. При этом Бенцион считал, что каждый из нас имеет возможность эти шансы увеличить. Примерами подобного рода он считал героизм своего сына Йонатана и деятельность своего сына Биньямина „в презренном болоте местной политической жизни“. Лишь немногие избранные могли, по мнению Бенциона Нетаньяху, вдохнуть новую жизнь в надежду, которой израильская нация лишена в силу ее ужасной истории и глубоких внутренних слабостей и противоречий.

Бенцион Нетаньяху не верил в мир, не верил в возможность вывода войск и не верил в существование палестинского народа. 15 лет назад он предсказал мощные волнения среди народов Ближнего Востока. Он предсказал также, что мусульманские экстремисты, получив в свое распоряжение ядерное оружие, будут представлять угрозу для мира во всем мире. Он полагал, что аятоллы, вооруженные ядерными ракетами, в итоге будут представлять угрозу для восточного побережья США. Он считал, что Запад не будет в состоянии справиться с новым исламским вызовом. Он был убежден, что западная цивилизация разложится, поскольку ее элиты окажутся недостойными, а массы – невежественными.

Кажется удивительным, что историк, человек прошлого, обладал такой поразительной способностью предсказывать будущее. Он умел видеть разницу между важным и второстепенным, он не был ограничен политкорректностью. Именно поэтому он смог разглядеть то, чего не видели другие.

Хотя Бенцион Нетаньяху считался экспертом в своей профессиональной области, израильский академический истеблишмент никогда не признавал его выдающихся способностей. В результате он был вынужден заниматься своими исследованиями в США, где он также преподавал и воспитывал сыновей. Это непризнание и отторжение ученого оставили след на всей семье Нетаньяху и продолжают оказывать влияние на деятельность нынешнего премьер-министра по сей день…»

Менее, чем достижения историка, известны заслуги Бенциона Нетаньяху в установлении связей ревизионистского сионизма и американского консерватизма, с которыми мы хотим познакомить читателей «ЕП».

 

Вот сборник эссе авторства Бенциона Нетаньяху «Отцы-основатели сионизма», вышедший в 2012 г. на английском языке с предисловием автора и незабываемым посвящением сыну Йонатану. Герои биографических эссе – Лев Пинскер, Теодор Герцль, Макс Нордау, Израэль Зангвилл, Зеэв Жаботинский. Эти эссе важны для понимания сионизма в целом, но я остановлюсь именно на пересечении сионистских взглядов и консервативных взглядов в западном (американском) понимании.

В нескольких эссе Нетаньяху подчеркивает важность индивидуальной свободы и отрицание социализма. Вот о Пинскере: «Он никогда не принимал социализм». А вот о Герцле: «Он полностью отрицал социализм и не упускал возможности напомнить об этом. Для Герцля социализм не подходил к природе человека и точно не подходил евреям, „которые оставались и остаются индивидуалистами со времен Моисея до наших дней“. Герцль видел в еврейском социализме ненормальное явление, результат ненормального существования евреев, потому считал одним из главных достоинств сионизма возможность вывести евреев из сферы влияния социализма». Так проще понять, почему еврейские интеллектуалы помогали создавать консервативное движение в США. Движение, чье влияние давно вышло за границы Америки. Да и рассуждения Нетаньяху, пусть и основанные на идеях объектов его исследования, звучат очень похоже для тех, кто изучал консерватизм по работам Стэна Эванса, Гарри Джаффы или Томаса Соуэлла.

Как, например, и такое замечание про Зангвилла: «Для него свобода была сущностью сионизма, а ее присутствие или отсутствие – главным критерием оценки любого еврейского движения… Он видел еврейскую трагедию как зависимость даже не от их порабощения, но отсутствия жажды свободы… за время скитаний мы потеряли нашу любовь к независимости». Снова перекличка с американскими авторами, которые видели в консерватизме возможность вернуть любовь к свободе, сильно пострадавшую в коллективистские 1940-е.

Ряд замечаний в эссе о Нордау перекликается уже с работами американских традиционалистов и фузионистов и видного британского историка – консервативного разоблачителя интеллектуалов Пола Джонсона. Особенно когда Нетаньяху разбирает книгу «Вырождение» и выделяет критику толстовства и ницшеанства. «Толстой и Ницше были противоположностями по духу и происхождению, но оказались одинаково разрушительны для принятой моральной системы… Те, кто знает историю победы большевиков в России, помнят, что почва для революции была удобрена не столько теориями Маркса, призывающими определенные группы к действию, сколько пассивностью и умственной деградацией большинства российской интеллигенции. Это были во многом последствия морального учения Толстого, а также других элементов его теории, отсылавших к чистому коммунизму… И, пока теория Толстого просто оставляла место криминальным наклонностям, Ницше воспевал преступление как высшую человеческую ценность… Один Нордау понял важность слов Ницше. Он воспринял их тем, чем они и были – языками пламени, пожирающими столпы цивилизации». Книга Нордау появилась еще в 1892-м, и в ней еще достаточно «героев» из разных стран. Но, как видите, Нетаньяху точно выделил кризисные точки в русской и немецкой интеллектуальной жизни. Точки, которые разрослись и стали причиной крушения цивилизации в этих странах. А вслед за Нордау и Нетаньяху уже американские консервативные авторы стали главными деятелями, предупреждающими о развитии опасных идеологий в обществе.

Наконец, рассказывая о Жаботинском, Нетаньяху немалое внимание обращает на необходимость привлечения общественного мнения на свою сторону: «Жаботинский верил, что в новых условиях общественное мнение могло влиять на нации и правительства в большей степени, чем раньше… А то, что произошло потом – с момента, когда Америка вступила во Вторую мировую и стала активным участником мировой политики, от чего не отказалась и после вой­ны – сделало фактор общественного мнения важнее, чем когда-либо в истории. Так как именно в Америке общественное мнение – больше, чем любая другая сила – может определять политику, менять ее, делать правительства и обрушивать их». Знакомые с деятельностью консервативного активиста уже XXI в. Эндрю Брайтбарта или сатирика Грега Гатфелда и тут увидят знакомые мотивы – необходимость делать консервативную философию доступной и понятной обществу и борьбу с леволиберальной машиной СМИ, шоу-бизнеса и системы высшего образования, стремящихся монополизировать влияние на общественное мнение.

Сам Нетаньяху не довольствовался теорией. И в 1940-е уже на практике применял как идеи Жаботинского, так и объединение сионистов с американскими консерваторами. Пусть тогда консервативного движения в нынешнем понимании еще не было, но Нетаньяху сотрудничал со многими политиками-республиканцами, которые были близки сегодняшним консерваторам. Не стоит думать, что он был один: сионистских активистов в Америке 1930–1940-х было, к счастью, немало, но Нетаньяху точно стал одним из самых ярких и успешных деятелей.

На момент, когда он возглавил Новую сионистскую организацию Америки (в 1942 г.), за плечами Нетаньяху уже были отличные эссе, редакционная работа, сотрудничество с Жаботинским. Но это в Иерусалиме. Однако и в Америке Нетаньяху ждал успех (не только политический – он успел защитить докторскую диссертацию), значимость которого за прошедшие годы только выросла. Он, между прочим, вышел было из Сионистской организации в 1940 г., но все же вернулся, да еще на руководящий пост. И посвятил себя лоббированию еврейских интересов, пропаганде идей ревизионистского сионизма и создания еврейского государства.

Нетаньяху и его единомышленники очень точно распорядились своим пониманием американской политики и близостью ревизионистского сионизма американским консервативным идеям. Поэтому зачастую установлению нужных контактов с американскими политиками мешали только личные проблемы. Хотя бы наметившееся соперничество между довольно близкими по взглядам Нетаньяху и популярным раввином из Кливленда Аббой Хиллелом Силвером.

Сионистские активисты нацелились на поддержку идей о независимости Израиля среди сенаторов и конгрессменов. Тем более, что, как оказалось, ведущий «мейнстримный» американский сионист Стивен Уайс (возглавлявший ряд авторитетных организаций, например Американский еврейский конгресс) не очень заботился о такой поддержке, рассчитывая прежде всего на помощь президента Франклина Рузвельта и его администрации. Нетаньяху же после первых контактов в Конгрессе увидел, с одной стороны, недостаточную осведомленность о проблемах на подконтрольных Британии еврейских территориях, с другой – готовность политиков встать на сторону будущего Израиля. Но тогда Нетаньяху стремился все же к двухпартийной поддержке. Так, уже на заре своей деятельности он привлек под свои знамена двух сенаторов, демократа Элберта Томаса и республиканца Уильяма Лэнгера. Томас интересовался сионизмом с 1912 г., после поездки в Палестину. Он пренебрег партийной дисциплиной и решительно критиковал Рузвельта за иммиграционную политику 1930-х, закрывавшую евреям путь в Америку. В 1942-м Томас объявил: «У администрации есть ответственность перед евреями. Необходимо помочь им в создании еврейского государства». Поэтому с Нетаньяху мормон из Юты сразу нашел общий язык. «Ваши герои – мои герои», – приветствовал сенатор сионистского активиста. Выслушав его речь, в которой тот приглашал политика выступить на сионистском митинге, Томас прервал Нетаньяху словами: «Вы говорите 40 минут. А я был готов помочь вам уже после первых десяти». И даже попросил Нетаньяху помочь в написании речи.

Нетаньяху быстро получил и «своего» республиканца, Уильяма Лэнгера. Это был рискованный шаг – в прошлом Лэнгера были скандалы на посту губернатора Северной Дакоты. Но Нетаньяху видел в сенаторе прежде всего защитника равных прав. И не просчитался: Лэнгер стал серьезным и сильным союзником сионистов. Позже, в 1947-м, Лэнгер вместе с республиканцем Артуром Ванденбергом и демократом Робертом Вагнером возглавил сенаторов, требовавших от Британии человечного отношения к задержанным бойцам «Иргун» и ЛЕХИ. Лэнгер же выступал за отмену смертного приговора для убийц лорда Мойна из ЛЕХИ и освобождение одного из лидеров организации Ицхака Шамира, когда того арестовали в Эфиопии.

Успехи Нетаньху положили начало сотрудничеству сионистов с сенаторами и конгрессменами, тем более что симпатия к евреям, как замечает историк Рафаэль Медофф, сильно выросла в 1941–1942 гг. Но Нетаньяху не останавливался на законодательной власти. Его республиканские друзья устроили встречу сионистских активистов с Лоем Хендерсоном, главой отдела Азии и Африки Госдепартамента. Хендерсон вообще-то был ярым врагом сионизма, но Нетаньяху знал, как заинтересовать если не вредного Лоя, то правильных людей из администрации. Медофф: «Нетаньяху понимал – истории про Холокост и потерявших дома евреях не тронут чиновников. Он сыграл на антисоветских доводах… Нетаньяху сказал Хендерсону – пусть Вашингтон и Москва союзники, скоро между ними вернется напряжение. И Ближний Восток со своими нефтяными запасами и стратегической важностью станет пунктом столкновения. Британцы уйдут, оставив вакуум, который русские постараются заполнить. Арабы ничего не сделают… Евреи же с помощью американского оружия обеспечат проамериканский буфер против СССР». Пусть Хендерсона и не удалось обратить в сионизм, после той встречи Нетаньяху и его коллега Зви Колиц были приглашены на важнейшую встречу с героем вой­ны республиканцем Дуайтом Эйзенхауэром, вскоре ставшим президентом. Потом – с генералом Лорисом Норстадтом (позже – главой НАТО), сенатором-республиканцем и послом США в ООН Уорреном Остином, будущими госсекретарем-демократом Дином Ачесоном и его помощником республиканцем Робертом Ловеттом… Не всех удавалось привслечь на свою сторону, но сама активность Нетаньяху впечатлила многих. Даже ревнивый рав Силвер стал с уважением отзываться о его усилиях. Главное же в том, что Нетаньяху очень точно описал будущее Израиля как самого проамериканского государства на Ближнем Востоке.

Пик контактов с республиканскими политиками пришелся на выборный 1944 г. Ревизионисты воспользовались растущим недовольством среди еврейских активистов политикой Рузвельта (нежелание администрации помогать европейским евреям) и разочарованием в слишком прорузвельтовской позиции раввина Уайса. К тому же ревизионисты понимали: привлечение на свою сторону республиканцев запустит механизм политической конкуренции и заставит демократов активнее поддерживать сионистов и признание Израиля. Терять еврейские голоса демократы точно не хотели, а вот республиканцы были очень заинтересованы в расширении электората именно при помощи сионистов. Расчет себя оправдал. Но главное – на стороне сионистов оказались такие важные для Республиканской партии и будущего консервативного движения фигуры, как экс-президент Герберт Гувер, «мистер республиканец» Роберт Тафт, знаменитый сенатор-антикоммунист Стайлс Бриджес и конгрессвумен Клер Бут Люс. Она оставалась звездой консервативного движения и Республиканской партии до 1980-х, так что этот контакт стал одной из самых больших удач активистов. Перед своим выступлением Люс, главная союзница сионистов на предвыборном съезде республиканцев, полушутливо сказала Нетаньяху: «Спокойно, я сделаю всю работу за вас». В результате в программе Республиканской партии появился пункт с призывом позволить евреям свободный въезд и обладание землей в Палестине, а также поддержать создание еврейского государства. Демократы ожидаемо встревожились, поспешили через конгрессмена Эманюэла Селлера выйти на Нетаньяху и заверить в своей поддержке. Похожий пункт появился и в программе демократов.

В 1944 г. Рузвельт сохранил президентский пост. Победили демократы и в 1948-м, но и тогда рост сионистских настроений внутри Республиканской партии заставил демократов активизировать свою поддержку признания Государства Израиль.

А Нетаньяху в 1949 г. вернулся в Иерусалим. «Мы сегодня не пишем историю. Но, когда история сионизма появится, я не думаю, что честный исследователь забудет о деятельности тех, кто… изо всех сил старался повлиять на американское общественное мнение и американских лидеров, чтобы привлечь их на нашу сторону». Добавлю – историкам американского консерватизма и Республиканской партии тоже нельзя забывать людей, наладивших контакты между правыми США и Израиля и показавших близость ревизионистского сионизма и консерватизма. Пусть Нетаньяху и его единомышленники старались охватить все политические силы для помощи в признании независимости Израиля – та самая близость ревизионистов и консерваторов сделала контакты с республиканцами наиболее надежными. Что продемонстрировал успех уже Биньямина Нетаньяху среди консервативных республиканцев XXI в.

В предисловии «Отцов-основателей сионизма» Бенцион Нетаньяху обращается к читателям со словами, которые, как и его предсказания 1940-х, следует принять во внимание всем разумным правым: «Антисемитизм, о котором предупреждали отцы-основатели и который привел к ужасам нацизма, сегодня заменен атакой боевого ислама на Израиль и Запад. Тогда, как и сейчас, друзья еврейского народа и все свободные люди могли многое узнать, изучая взгляды этих пророков. В борьбе за свободу идеи важны. Они были необходимы для успеха сионизма, еврейского национального движения. И они необходимы сегодня. В борьбе Израиля и Запада с жестокой и нетерпимой верой идеи основателей сионизма стали важнее, чем когда-либо. Они сохраняют свою значимость для безопасности еврейского будущего, а значит и для будущей всей иудео-христианской цивилизации». Нетаньяху имел в виду героев своей книги. Но мы смело можем добавить к ним и его имя.

 

Иван ДЕНИСОВ