«Душа болит за погибших и за забвение»

Учитель-методист, преподаватель истории средней школы № 2 г. Осиповичи Неонила Львовна Цыганок вот уже 15 лет неутомимо и, что называется, по зову сердца занимается составлением гигантского трагического пазла под названием «История жизни, борьбы и гибели евреев Осиповичского района в Белоруссии в годы Второй мировой войн­­ы». Об этой потрясающей женщине я уже рассказывал в очерке «Праведница Неонила», написанном десять лет назад. Вот его начало: «Неонила Львовна Цыганок… не спасала евреев в годы войн­­ы, не была партизанкой или подпольщицей, не участвовала в акциях против фашистов. Она и не могла ничего этого делать просто потому, что родилась только через 11 лет после окончания Второй мировой войн­­ы. И тем не менее я бы с полным правом назвал Неонилу Праведницей народов мира. Ведь спасти от забвения не одну, а сотни еврейских душ, загубленных в страшные годы немецкой оккупации, восстановить имена героев, спасавших евреев, реконструировать историческую правду, которые многие не знают или хотят забыть, – все это тоже требует большого мужества, праведности, силы, упорства и ответственности. Именно спасением еврейских душ от забвения упорно занимается три последних года эта русская женщина, мать двоих детей, одна из лучших учителей-историков Белоруссии, методист районного отдела образования Неонила Цыганок (Волнушкина). Она и ее друзья-ученики взялись за это непростое, можно даже сказать, хлопотное дело совершенно бескорыстно, по велению души, по зову совести. И за неполные три года успели сделать столько, что этого с лихвой хватило бы на деятельность средней руки научно-исследовательского института, работающего за зарплату и премиальные».

Как бы отвечая на не заданный, но напрашивающийся вопрос о том, что ею движет, Неонила Львовна говорит: «Душа болит за погибших и за забвение».

Чтобы не проросла трава этого самого забвения, Неонила Цыганок по своей инициативе и в основном своими силами выпустила в 2010 г. книгу «Войн­а известная и… неизвестная». Это был воистину подвиг с ее стороны. И дело даже не столько в том, что, преодолев идеологические и бюрократические колдобины, она сумела написать и издать эту книгу – результат напряженного четырехлетнего поискового труда самой Неонилы Львовны, ее учеников и их соавторов. «Войн­а известная и… неизвестная» впервые закрыла многие «белые пятна», зиявшие в истории трагической гибели еврейского населения целого района Беларуси даже через 65 лет после окончания войн­­ы.

В предисловии к сборнику Н. Цыганок написала: «Многие жители и сегодня не знают, что Холокостом называется массовое уничтожение нацистами в годы Второй мировой войн­­ы еврейского населения Европы. Эта тема долгие годы вообще не выносилась на страницы печати, не обсуждалась в прессе, не была известна широкому кругу читателей. Своими работами авторы… попытались разорвать этот „круг молчания“, ведь для нашего района тема Холокоста особенно актуальна: до войн­­ы многие местечки на 60–70% состояли из евреев. Сегодня евреи не живут здесь. Почему? Ответ очевиден: потому что их коснулась войн­­а».

«Коснулась» – мягко сказано. И книга показывает, насколько ужасной и безысходной была судьба евреев в годы войн­­ы. Одно из достоинств сборника в том, что он лишен вмешательства цензуры, идеологических и политических клише, стыдливых умолчаний, свойственных советской и постсоветской исторической литературе. Книга Н. Цыганок – предельно честная, искренняя.

В разделе «Бездны Холокоста» помещен очерк «Незабываемое», написанный двумя ученицами Неонилы Львовны – Витой Новик и Валерией Зайцевой. Вот характерный отрывок из него: «28 октября 1942 г. секретарь Осиповичского подпольного комитета КП(б)Б Р. Х. Голант в докладной записке на имя секретаря Бобруйского межрайкома КП(б)Б И. М. Кардовича сообщал: „По Осиповичскому району всего имеется населения 59 тыс. человек, еврейского населения нет“. Жуткая запись! Не верится, что в одночасье исчез целый народ. Но разве произошло наводнение? Извержение вулкана? Разверзлась земля? Нет! Их уничтожили такие же люди, у которых тоже были семьи, дети… Это не укладывается в голове.

Но разве евреи не могли спастись? Мы все время думали об этом. Почему они так безропотно шли на смерть? Мы пытались найти ответ на эти вопросы в рассказах свидетелей тех страшных событий. Удалось ли нам это?

Не знаем. С одной стороны, да, а с другой – нет. Было очень трудно рассчитывать на спасение в обстановке всеобщего страха. Если на всех столбах висят объявления „За укрывательство евреев – расстрел“, а у тебя самого дети, да и ты еще не готов умирать… Не знаем… Кроме того, не все было так уж замечательно в отношениях с евреями, как нам сейчас иногда рассказывают. Например, Нина Никитична Аббакшонок вспоминает, что „некоторые еврейскую нацию не очень любили. Говорили, они лентяи, в колхозе работать не хотят. Они хитрые, все больше в парикмахеры норовят, в фотографы. В Осиповичах во всех магазинах заведующими и продавцами были евреи. Особенно деревенские так говорили…“ Это тоже могло быть причиной, по которой не спаслись.

А. Повидайко во время войн­­ы жил в деревне Татарка. „Первое время, – вспоминает он, – евреи работали на немцев, возили из леса дрова на кухню. Ездили они без охраны. Я очень удивлялся: почему они не убегут? А взрослые говорили: „Евреи боятся леса, поэтому не идут в партизаны“.

Но мы-то сейчас знаем, что до лета 1942 г. никаких партизан в Осиповичском районе не было. Небольшие группы партийных работников (среди них были и евреи, например, Р. Голант) скрывались в районе деревни Гродзянка, иногда совершая единичные вылазки против фашистов. Поэтому правильно сказала Ольга Ивановна Ковалева: „А куда им было бежать? Партизан еще не было. У нас в деревне все очень жалели евреев. Их дома стояли пустые, только некоторые занимали полицаи“. И потом, спрятать нужно было не одного-двух, а сотни людей. Сделать это в условиях военного времени практически невозможно.

И все-таки помогали. Мы можем уже сейчас привести фамилии десятков людей, которые помогали, спасали часто совсем незнакомых им людей от верной гибели. Это и Леонид Денисов, и семья Екатерины Ивановны Хлус из деревни Зборск, и Владимир Санкович, и Нина Астапович, и Евдокия Иванова (Гладкая), и Лидия и Михаил Михадюки, и Федор и Мария Метлицкие, и Александра Звонник. А сколько еще просто безвестных людей, о милосердии которых никто до сих пор не знает!

Да и сказать, что евреи не сопротивлялись, мы тоже не можем. Из воспоминаний бывшей узницы Осиповичского гетто Сарры Утевской нам известно, что „из-под расстрела трое самых отважных и смелых бежали: это были Хавкин Эфроим, Дурец Миша и Файн Яша. Немцы стали стрелять по убегающим. Хавкина фашистская пуля достала, и он погиб, а молодые 16-летние парни Дурец и Файн убежали в лес. Они попали в партизанский отряд, где пробыли до освобождения».

Действительно, сведения о том, что М. Дурец и Я. Файн были в партизанских отрядах, подтверждаются материалами книги «Встали мы плечом к плечу…» об участии евреев в партизанском движении в Белоруссии. Кстати, по сведениям этого издания, вышедшего в Минске в 2005 г., около 9000 евреев сражались с фашистами в партизанских отрядах на территории только одной Беларуси.

•

В 2012 г. Неонила Цыганок выпустила второе, дополненное издание книги. В нем на 150 страниц больше, а к 19 уникальным воспоминаниям свидетелей тех ужасных лет добавились еще 13… Прошло семь лет, и вот новое – третье – издание. Теперь это еще более массивный том в 500 с лишним страниц. Вот как сама Неонила Львовна рассказывает о нем: «Поводом к тому, чтобы сделать еще одно издание сборника, послужило следующее: в 2015 г. я стала собирать доказательства спасения протоиереем Стефаном Кучинским из местечка Свислочь еврейских детей – братьев Леонида и Бориса Гришановичей. Сделать это оказалось сложно. Примерно год ушел на то, чтобы найти родственников священника и спасенных им детей. Мне удалось найти внуков С. Кучинского – Владимира Кучинского и Ларису Исаеву (Кучинскую), а также одного из спасенных – Бориса Гришановича. К сожалению, Леонида Гришановича уже нет в живых. Все доказательства были систематизированы и вместе с ходатайством Бориса Гришановича о присвоении С. Кучинскому звания Праведник народов мира отправлены в „Яд ва-Шем“. В конце 2017 г. священнику посмертно было присвоено это звание…

Я поняла, что о подвиге нашего земляка должно узнать как можно больше людей. Память о его подвиге, как и о подвиге других Праведников нашего района, нужно сохранить для потомков. Сделать это лучше всего, издав книгу. Вообще, упор в сборнике сделан именно на участии белорусов в спасении евреев. Большое внимание уделяется роли Православной церкви и других конфессий по спасению еврейского населения республики. Кроме того, изменено и дополнено содержание раздела „Ученые о Холокосте“…

Второй раздел сборника – „Бездны Холокоста“ – содержит исследовательские работы школьников и педагогов Осиповичского района, воспоминания жительницы Израиля Аллы Левиной о ее семье, проживавшей долгое время в Осиповичах и пострадавшей в годы Холокоста… Раздел дополнен исследовательской работой учащейся СШ № 2 г. Осиповичи Екатерины Анюховской „Трагическая судьба семьи Литвин“.

В разделе „Незабываемое“ помещена расширенная таблица „Граждане еврейской национальности, проживавшие до войн­­ы в г. Осиповичи“ и опубликованы дополненные списки евреев, погибших в поселке Свислочь…

В новое издание вошел новый раздел „Праведники, спасители и спасенные“… Опубликованы две новые статьи Н. Л. Цыганок: „Протоиерей Стефан Кучинский: жизнь, отданная людям“ и „Краткие сведения о Праведниках народов мира Осиповичского района“…

Значительно дополнен раздел „Наша память о войн­­е (воспоминания жителей)“. Если во втором издании было опубликовано 32 воспоминания, то в третьем – уже 40. Среди них воспоминания известного писателя Михаила Герчика о детстве, проведенном в Осиповичах, и судьбе его родных в период Холокоста; статья издателя и писателя Аркадия Шульмана „Завещано – помнить“ – о судьбе еврейского мальчика Владимира Свердлова, спасенного А. Звонник в Дарагановских лесах. Впервые публикуются в полном объеме воспоминания М. П. Тиминской о сожжении фашистами ее родной деревни Большая Горожа и последующей жизни в специальном детском доме местечка Свислочь вместе с братьями Гришановичами, спасенными от расстрела священником С. Кучинским. Воспоминания О. П. Баешко о судьбе белорусов, проживавших в деревне Теплухи и подвергшихся ужасным издевательствам со стороны фашистских захватчиков, дополняют наши знания… Новые подробности о довоенной жизни и трагической гибели евреев в поселке Ясень находим в воспоминаниях В. А. Седовой и Р. Ф. Возник.

Значительно дополнены приложения к сборнику. В разделе „Всмотритесь в эти лица. Такими они были до войн­­ы“ имеется 18 новых фотографий жителей г. Осиповичи и Осиповичского района… Много новых фотографий и в разделе „Послевоенная жизнь. Сохранение памяти“».

•

«Войн­а известная и… неизвестная» потрясает, прежде всего, своими «неизвестными» страницами. Их составили воспоминания людей, переживших оккупацию. Более 40 историй людей, младшему из которых уже за 80, записали учительница и ее помощники. Я приведу лишь одно – воспоминание чудом спасшейся из расстрельного рва Цили Рубинчик, ныне живущей в Минске.

«До войн­­ы, – рассказывает Циля, – все мы – большая семья Рубинчиков – мама, папа, пять моих сестер – Сара, Геня, Нина, Клара, Фаня, брат Миша и я – жили в местечке Свислочь Осиповичского района Могилевской области. Из всей нашей семьи в живых после войн­­ы осталось только трое – наш отец и я с сестрой Ниной. Сестра Сара в 21 год погибла с ребенком в Минском гетто. Мама – в 41 год, Миша – в 18, Геня – в 16, Клара – в четыре и самая младшая сестренка Фанечка – в два годика были расстреляны немцами 14 октября 1941 г. , в день массового убийства евреев в Свислочи…

В том же году в местечке погибли мамины родители, ее сестра Фаня с четырехлетней дочкой Розочкой, мамин брат Аба Литвин, двоюродные сестры и братья с маминой и папиной сторон и их семьи – всего более 30 человек.

…Первым в Свислочах немцы убили русского человека – Паршина. Он пошел в туалет на улицу, увидел немцев, испугался, побежал, его и застрелили прямо во дворе его дома…

А потом появились полицаи. Бургомистром стал Бондарь Николай... Полицаи заняли здание сельсовета. Председатель сельсовета Моша-Йоша Липский пришел, как всегда, на работу, а они его выволокли, издевались, били плетьми, а потом застрелили. Я этого не видела, но все в местечке говорили об этом.

Нас заставляли носить желтые шестиконечные звезды на рукавах, чтобы было видно издалека, что ты – „юде“. На еврейских домах полицаи прибивали желтые звезды… Но евреи оставались в своих домах, их никуда не переселяли.

Уже с 3 июля 1941 г. полицаи стали брать „на работу“ еврейских мужчин, но с „работы“ никто не возвращался. Они их просто сжигали. Сжигали! Убивали и сжигали. За мостом, за Березиною. В престольные праздники (русские или еврейские) – погромы. Брали мальчиков, стариков и детей. Так было и в июле, и в августе, и в сентябре.

Закрываю глаза и вижу, как ведут мужиков и маленьких мальчиков (человек 25) в Древище. Это такое место изумительной красоты. Там река, обрыв, деревья, а дальше уже еврейское кладбище. На Древище все отдыхали, купались. Было бы не так обидно, если бы там немцы были. А так, кто вы думаете? Полицаи! Наши, местные! Батура, Саша Болбас, Саша Бурневич, комсомольский руководитель до войн­­ы (его судили, мы с ним даже на очной ставке в 1949 г. были), Саша с Виркова, высокий такой. Кто-то еще шел. Это было все на моих глазах! Было это в августе 1941-го, вечером. Повели евреев – там был ров большой – и расстреляли. После войн­­ы эти кости собрали, а также из других мест захоронений, и перенесли на еврейское кладбище.

На моих глазах убили Зельцер Гиту с ребенком. Ее застрелил полицейский Саша из Вирково, а ребенка взял за ножки и убил ударом о стенку кирпичного дома.

Потом собрали всех евреек, которые были замужем за русскими, и сказали, что они поедут в Осиповичи… Как потом выяснилось, довезли женщин до Липеня, с моста сбросили в реку Свислочь и уже в воде расстреляли с моста.

Дедушку моего тоже убили в июле 1941-го. Он пошел в туалет на улице, и там его заловили полицаи… А бабушку убили во дворе позже.

13 октября 1941 г. вечером была очень сильная стрельба. Я утром выхожу, смотрю: машина стоит, шофер Юзик Пигулевский и людей очень много на машине (в 1948 г. его судили, я была в Бобруйской тюрьме с ним на очной ставке, а затем в Бобруйске выступала свидетельницей на суде). На машину, куда погрузили еврейских женщин, лезли русские женщины, сдирали платки с голов, вырывали серьги из ушей, и все кричали: „Юде капут“. (После войн­­ы, когда я вернулась в Свислочь, они, мои соседи, говорили: „Понимаешь, такая была ситуация, всех вас все равно убили бы, зачем пропадать добру“. Мало им имущества, которое они пограбили в еврейских домах. Я, когда вернулась в Свислочь после освобождения, на улице в присутствии многих людей сорвала зимнее пальто моей сестры с Лариски Тесленок… Пусть знают, что чужое, добытое предательством, не навеки.)

Вернулась в дом, а мама говорит: „Прячься где-нибудь“. Я побежала на Березинскую улицу. Меня встречает Манька Назарович: „Что ты тут бегаешь! Вашу Розочку уже взяли, иди, пусть и тебя тоже возьмут“. Я оттуда – во двор к Яновским (однофамильцы тех, что нашу семью выводили на расстрел). Здесь наш сарай, а тут – этого Васи Яновского, между ними небольшое расстояние. И решетчатый забор. Я забилась в угол. Смотрю, заходит в наш двор Ганна Яновская, ее братья Миша и Гриша, ее муж Иван, ее сынок Мишка и жена брата Марфа. И сразу в сарай! Выводят моего брата Мишу. Потом маму вывели с моими сестренками. Слышу, Марфа кричит по-белорусски: „Так это еще не все! А где же Цилька ихняя!“ И повели их. А я все это наблюдаю…

Я стою, уже стемнело, вышел Вася Яновский, видит, что я стою. Говорит мне: „Циленька, иди в сарай, замерзнешь“. А я была одета: все на мне было одето, и юбки, и платья, и бурочки с галошиками. Дал мне кусок хлеба. Захожу в сарай – лежит раненная в живот Бася Файнберг, она была заведующая магазином лесосплава. И говорит мне: „Циленька, дай мне галошики, а то мои ноги замерзли“. Я одела ей галошики…

15 октября утром я пошла к тете Фене (это сестра Мани, жены дяди Абы, он женился на русской). Пришла к Фене (надеялась: родственница, спрячет), но она меня прогнала. Тогда я спустилась к реке, думаю: переплыву. Плавала я отменно. Подхожу к берегу, и вдруг кто-то хвать меня за руку! А это полицай Кобылянец Вася… Я так кричала, что после войн­­ы, когда я пришла в Свислочь, Маня Бурак сказала, что мой крик у нее до сих пор звенит в ушах. А кричала я Ваське Кобылянцу: „Я с тобой еще рассчитаюсь!“ Так он меня за руку дотянул до сельсовета, это примерно полкилометра. Когда он меня уже на крыльцо толкнул, там стоял Петя Лузанов – недавний школьник – так он мне по руке как дал прикладом от винтовки!

Ввели меня в сельсовет, а там полно людей… Это я хорошо помню. А потом вдруг потеряла сознание. Кто и как меня на машину кинул, не знаю… Как переехали через мост, тоже не помню. Смутно помню, что на машине был выстрел. Помню, что я летела. Это меня кинули в яму, где были уже убитые. Вот и всё.

Маму мою с четырьмя детьми убили на день раньше, 14 октября 1941 г., в тех же ямах, куда и меня бросили...

Как я осталась в живых, не знает никто. Очнулась я, когда было уже темно, и чувствую, что кто-то на мне лежит и какая-то тупая боль в левом предплечье. Это я упала на чьи-то кости. Я с трудом выкарабкалась из-под убитых, оглянулась – нигде никого… Начала выбираться. Но они же нас раздевали, одежду верхнюю снимали… Не помню, что на мне было, но помню, что была вся в крови. Бурочки на мне остались (а было уже холодно). В общем, я оттуда выбралась. Там лужица была, я в ней обмылась и пошла через железную дорогу...

Перешла дорогу, смотрю – здание. Его разбомбили, раньше это была школа. Я – под печь. Полежала-полежала под печью, посидела-посидела, вылезла и думаю: пойду в деревню. Иду, встречаю мужчину. Он как закричит: „Ай, девочка, идем со мной!“ Я не хотела, но он меня схватил за руку и повел за собой. Их дом стоял недалеко от школы. Привел меня в сарай, привязал к саням и оставил одну. Ночью слышу, кто-то открывает сарай. Бабушка подошла, запричитала: „А мое ты дитятко, это ж бандюга, ён учора забил Грышку Рымара, ён и цябе забье“. Отвязала меня: „Идзема, мая дзетачка, уцякай адсель. Ён жа бандыт, убийца!“ А кто такой Гришка Рымар? Его отец делал хомуты, по-белорусски это „рымар“. А Гришка этот, фамилия, кажется, Эпельман, учился со мной в одной школе… Я говорю: „Бабушка, мне нужно на Вирков, там у меня знакомые. Как пройти?“ Она согласилась меня проводить.

Перешли мы железную дорогу, и я пошла на Вирков. Сколько-то прошла и вижу домик. Захожу. Там дедушка один. Стала просить его, чтобы он пустил меня погреться. Он пустил, велел залезать на печь. Отогрелась и говорю: „Мне нужен Фесько, Василь или Иван. Где они живут?“ Он рассказал мне и пошел в сарай перебирать картошку. Я поднялась и вижу: пальто лежит. Напялила это пальто на себя (крови на мне уже особенно не видно) и иду. Только вышла, слышу, кричат: „Вон жидовка побежала!“ А тут немцы. Я развернулась и назад!.. Заскочила в хату и опять на печь. Видела через окно, как немцы побежали в сарай, избили старика, затем зашли в сенцы, открыли двери в дом. Оглянулись – на них смотрели только иконы – и произнесли на немецком языке: „Никого нет“…»

•

И на русском, и на белорусском языке в книге рассказано о трагедии обитателей детского туберкулезного санатория «Крынка», располагавшегося в бывшем имении помещика Дарагана на реке Птичь. Немцы появились там 27 июня 1941 г. , и в первый же день расстреляли заведующую. «Отдыхающие» продолжали жить по обычному расписанию, но их уже не лечили, поскольку большая часть обслуживающего персонала ушла из санатория. Во второй половине августа всем еврейским детям было приказано подняться на второй этаж и пришить на одежду желтые звезды. Их охраняли полицейские, и им запрещалось покидать отведенное им помещение.

Весна 1942 г. стала для них роковой. Апрельской ночью в комнаты зашли полицейские и сказали, что сейчас детей отвезут в другое место. На краю леса за деревней Крынка их уже ждали немцы и вырытые местными жителями ямы. Двое немцев подводили детей группами по 8–10 человек и бросали в яму, а третий расстреливал их из автомата. Лишь одному из почти 80 приговоренных к расстрелу удалось бежать. Это был 12-летний Володя Свердлов (о нем см. «ЕП», 2018, № 6).

Неонила Цыганок разыскала Владимира Семеновича Свердлова в Минске, и он рассказал о своей лесной одиссее и о своей спасительнице Александре Кирилловне Звонник из деревни Макаричи: «Совсем немногим я мог отблагодарить свою спасительницу, да и жизни всей мало, чтобы вернуть ей то, что она сделала для меня, подобрав умирающего в лесу. Звание Праведника народов мира ей было присвоено лишь в 2004 г. Но для меня, для всех, кто ее знал, она всегда такой была. Только слова такого красивого мы тогда не знали…»

Трудно переоценить значение книги, созданной белорусской учительницей. Впереди у Неонилы Цыганок – новые открытия страшной истории своей земли.

 

Александр БАРШАЙ

Фото из архива Н. Цыганок