Жизнь и гибель Смоленского гетто

Глазами очевидцев и немецких пособников

Заведующий Архивным отделом Центра «Холокост» Л. А. Терушкин выступает на митинге в деревне Вязовенька Смоленской области, организованном 
Еврейской общиной Смоленска. У памятника узникам гетто, установленном в 1967г., выступили руководитель общины З. Г. Агранат, бывший малолетний узник гетто Е. И. Вакулюк, представители областной и городской администрации. Поминальную молитву прочитал главный раввин г. Смоленска Л. И. Мондшайн


В 2017 г. в декабрьской книжке «Нового мира» были опубликованы «Воспоминания о пережитом» Бориса Георгиевича Меньшагина (1902–1984), бывшего бургомистра оккупированного Смоленска. Еврейская тема в этих «Воспоминаниях» встречается часто. Накануне войн­ы в Смоленске проживало около 15 тыс. евреев, из них подавляющее большинство – не меньше 14 тыс. – смогли эвакуироваться.

Самый ранний «еврейский» эпизод, разыгравшийся буквально за день до прихода в Смоленск немцев, связан с эвакуацией: «…Пришли адвокаты Гайдамак и Н. Гольцова с ручным багажом. Они говорили, что не знают, что им делать. Я сказал, что Гайдамак как еврейке оставаться опасно, ибо давно уже слышно о плохом отношении фашистов к евреям». Гайдамак уехала.

Меньшагин остался, и второй эпизод случился спустя неделю, 22 июля, уже при немцах и уже с ним лично, когда Борис Георгиевич вышел в город «на разведку». Меньшагина немцы беспричинно интернировали: может быть, в качестве одного из заложников. Разместили в совхозном хлеву около Тихвинки, где он по привычке «сделал переводчику какое-то замечание». Далее Меньшагин пишет: «Он в ответ на мои слова посмотрел на меня и ушел. // Через несколько минут вернулся вместе с немецким унтер-офицером, показал ему на меня и сказал: „Jude“. На это я ответил: „Нет, русский“. Тогда немец спросил меня, кем я здесь работал. Ответ был „адвокат“, что переводчик перевел: „Richter“, то есть судья. Я снова возразил: „Rechtsanwalt“».

В результате для самого Меньшагина все обошлось, назавтра за ним даже машину прислали, а еще через неделю назначили в начальники города. Но эти несколько минут пребывания в шкуре еврея, а точнее – лишь только подозреваемого в еврействе, многое, если не все, объясняли в характере нового порядка. Так что никаких иллюзий относительно немцев и их «еврейской политики» с ее целеполаганием у Меньшагина не было. Как не было у него и всплеска антисемитизма.

Став бургомистром, он, пусть изредка и единично, но при каждом удобном и хорошо подстрахованном случае выручал отдельных евреев, выдавая им фальшивые, но спасительные для них документы. Сам он пишет о двух случаях – о чете Магидовых и об окруженце Шламовиче. Майор Беляев, его смоленский следователь в 1945 г., все никак не мог понять: зачем это Меньшагин, зная, что Шламович еврей, – и, следовательно, рискуя и безо всякой выгоды для себя, – выдал ему удостоверение в том, что тот русский.

Прелюдия к смерти

Но из этого вовсе не вытекало, что, будучи вовлеченным в антисемитскую кампанию своих новых работодателей, Меньшагин будет ее саботировать. Центральный узел в «еврейской» истории оккупированного Смоленска – это создание и ликвидация гетто, открытого полевой комендатурой уже 5 августа – вскоре после прекращения последних боев за Смоленск. К выбору места под гетто – на северо-востоке города, в заднепровских Садках, близ еврейского кладбища, – как и к функционированию этого гетто, Меньшагин имел самое прямое касательство.

Процитируем записи, посвященные созданию гетто: «Весь город, кроме еврейского квартала, должен быть до 16 часов освобожден евреями. Все евреи, которые после этого срока останутся в городе, будут арестованы и расстреляны. Из района поселения евреи не имеют права выходить без особого разрешения, выдаваемого комендантом города или полицией. <…> Квартиры, освобожденные от евреев, поступают в распоряжение начальника города для заселения. Всем евреям Смоленска запрещено иметь непосредственное сношение с Управлением начальника города и равно и с русским населением. Эти отношения осуществляются лишь через Еврейский комитет. <…> Все евреи, достигшие 10-летнего возраста, обязаны нашить на одежду круглый знак из желтой материи диаметром 10 см. Эти знаки помещаются с правой стороны груди и на правой стороне спины. Евреи, обнаруженные после 16 часов без указанных знаков, должны быть задержаны и препровождены в немецкую полицию (здание бывшего НКВД) для расстрела».

Насильственно освободив в Садках около 80 нееврейских частных домов и вскоре после этого оплетя периметр колючей проволокой, сюда сселили как местных евреев, так и пришлых – в основном беженцев из Белоруссии и даже из аннексированной Польши. Жили очень тесно, по 6–7 семей в одном доме, все носили свои желтые лоскуты, а позднее – повязки на рукаве.

Скудный – 200 г в день – хлебный паек полагался только работающим. Поначалу, правда, выручал «бартер» – обмен носильных вещей на продукты питания, но ведь вскоре личные вещи кончились.

С председателем юденрата, зубным техником Пайнсоном, Меньшагин встречался еженедельно и старался евреям помочь – избегая большого риска, разумеется. Тем не менее он выписывал для гетто не полагавшуюся ему соль, которую евреи меняли на продукты. Несколько еврейских портных и сапожников получили с его подачи в комендатуре патенты, после чего работали совершенно официально и индивидуально – через биржу труда. То же, видимо, распространялось на врачей и прямых коллег Пайнсона – зубных техников (например, Давида Львовича Меркина), а иных даже вытаскивали в город на консультацию.

Смоленское гетто продержалось чуть меньше года, другие 14 гетто в городах и весях Смоленщины были уничтожены раньше, и Меньшагин не мог этого не знать. Он не питал никаких иллюзий и понимал, что реальная немецкая еврейская политика требовала от него прежде всего жесткого и безжалостного отношения к жизни гетто – жизни, допускаемой лишь как прелюдия к смерти. Став дисциплинированным винтиком этой бесчеловечной машины – пусть и без энтузиазма, пусть и не стремясь в «первые ученики», – Меньшагин исправно выполнял все то главное, что «машина СД» от него требовала.

Вот еще пример – распоряжение советника Военного управления Феллензика бирже труда от 8 ноября 1941 г.: «Настоящим прошу Вас предписать воинским частям немедленно уволить работающих у них евреев. Если бы в некоторых отдельных случаях возникли затруднения, соответствующая воинская часть должна письменно сообщить об этом бирже труда. Биржа труда вынесет в данном случае обязательное решение. После исключения из списков, у евреев должны быть отняты все находящиеся у них инструменты и взяты на сохранение Управлением начальника города. Бургомистр должен, согласовав это с биржей труда, передать инструменты ремесленникам-арийцам. Конфискация инструментов должна быть сделана местными комендатурами через органы полиции. Найденное у евреев сырье, которое может быть обработанным, конфискуется и сохраняется. Все евреи должны быть помещены в гетто. <…> В дальнейшем евреи должны быть собраны в отряды для принудительных работ и должны получать наиболее трудные работы».

Копия приказа поступила бургомистру Смоленска только для сведения. Меньшагин же начертал на ней резолюцию своему торговому отделу: «Доложить о патентах, выданных евреям. 9.ХI.41 г.». Не для того, чтобы доложить самому, а для того, чтобы было под рукой, если спросят.

Главным, хоть и ненадежным, «защитником» евреев оставался их труд – как правило, непосильный и принудительный. Так, в отдел очистки города, которым руководил Г. Околович, ежедневно приходила рабочая колонна в 100 евреев, использовавшаяся на самых тяжелых и грязных работах (разбор развалин, мытье вагонов, очистка железнодорожных путей от снега, откачка выгребных ям. Около 200 евреев предоставлялись военно-строительной фирме «Тодт» и использовались на масштабных военно-строительных работах в Красном Бору и близ Гнездово. Они-то и прожили на несколько месяцев дольше, чем остальные.

Ров в Вязовеньках

Итак, у евреев последовательно отнимали все: сначала свободу жительства и передвижения, потом – равноправие, даже номинальное и эфемерное, в том числе право на статус безработного, затем – право собственности, в том числе на инструменты, сырье, даже на наволочки! Ну, а в конце отнимут и самое последнее – жизнь.

Бургомистр Меньшагин ратовал за перевод гетто в окрестности Смоленска, дабы смоляне могли разбить на этом месте огороды. После войн­ы ему на этом основании вменяли в вину ни много ни мало, как инициативу по ликвидации гетто: мол, «предложение Меньшагина оккупантам уничтожить гетто ими было принято». Предложение двусмысленное, но во всем, что касалось евреев, оккупанты не нуждались ни в советах бургомистра, ни в его подписях или визах.

Первые убийства евреев в Смоленске начались еще в августе 1941 г. А убивать их в Смоленске было кому: в городе квартировали штабы аж двух айнзацкоманд – «B» и «Moskau».

Главная же ликвидация состоялась в ночь с 14 на 15 июля 1942 г. – в точности к годовщине оккупации Смоленска.

Сама весть о ликвидации гетто – о «злодеянии», как Меньшагин это назвал, – один из центральных моментов в его воспоминаниях. Принес ее первый заместитель Меньшагина Григорий Гандзюк в 8 часов утра: «Не успел я сесть за свой стол, как ко мне вошел мой заместитель Г. Я. Гандзюк, обычно он приезжал с некоторым опозданием, почему я был удивлен его раннему появлению. Поздоровавшись, Гандзюк сказал: „Сегодня ночью ликвидировано гетто, его имущество передается нам. Вы сами изволите поехать туда или разрешите мне принять это имущество?“ – „То есть, как это ликвидировано?“ – спросил я. Гандзюк несколько замялся и, жестикулируя руками и заикаясь, сказал, что евреи умерщвлены. – „Как, все? А Пайнсон?“ – „И Пайнсон тоже“. – „А куда же дети?“ – „И дети тоже“. – „Нет, я не поеду“. – „Тогда разрешите мне?“ – „Да, да!“ Таков был дословный обмен фразами между мной и Гандзюком. Да, я еще спросил его: откуда это ему известно. На что он ответил также с некоторым замешательством: „Это достоверно“. Но откуда он узнал об этом вопиющем злодеянии, он так и не сказал. // После этого Гандзюк вышел от меня и уехал в Садки. Я же пошел к другому своему заместителю Б. В. Базилевскому и рассказал ему о сообщении Гандзюка. Оба мы были в полном смысле слова ошеломлены. Сказал я еще своему секретарю А. А. Симкович. Она пришла в ужас и высказала опасение за свою дочь, мою крестницу, отец которой еврей. Слава Богу, она пережила войн­у и гибель изуверского гитлеровского режима. // Помню, какая тяжелая атмосфера возникла у меня дома, как плакала моя покойная жена, когда я рассказал о происшедшем в предшествующую ночь. По данным паспортного отдела, убито было 1003 человек, проживавших в гетто».

Надо сказать, что от бургомистров нигде и не требовали личного присутствия на «акциях». В то же время сомнительно, чтобы такие оперативные планы держали от них в тайне. Вот Гандзюку, вице-бургомистру, предложили если не участвовать в акции, то как минимум присутствовать. А бургомистру – ничего не сказали?

Другое дело, что Меньшагину 15 июля предстоял очень непростой, буквально тяжелый день: первая славная годовщина оккупации Смоленска немцами. К дате бургомистр накануне писал статью, вышедшую в «Новом пути», полном, как и все оккупационные газетенки, антисемитских материалов. А вечером в гортеатре шел юбилейный вечер – с концертом и банкетом, со шнапсом и артистками, в теплом кругу сотрудников комендатуры и управы!..

Единственный уцелевший

Как же обстояло дело с самой ликвидацией, как она происходила?

Полевая жандармерия (немцы) и смоленские «стражники» (русские), возглавляемые Алферчиком, ликвидировали тогда около 2000 евреев, из которых лишь половина, согласно городской картотеке, были местными.

На казнь везли с ветерком: кого-то – с газовым, в нескольких «газвагенах» («душегубках»), кого-то – на расстрел – в обычных грузовиках. Шоферы намотали в эту ночь от 4 до 8 рейсов. Везли за 10–15 км по Московскому шоссе, а затем еще 3 км по грунтовой дороге – в район деревни Магаленщина Карахоткинского сельсовета, где на опушке Вязовеньского леса заранее была приготовлена глубокая и длинная траншея В нее-то и сбрасывали трупы из «газвагенов», в нее же падали и тела тех, кого ставили у края и расстреливали, как и тельца малышни, бросаемой в ров живыми, словно кошки.

В цепи палачей, как оказалось, был и один… еврей – Владимир Фридберг, скрывавшийся под фамилией Николаев. В мае 1945 г. он показывал военному трибуналу: «Я лично на машине выехал с 30 евреями <…> в лес, где уже была приготовлена яма. Всех 30 евреев выстроили лицом к яме, после чего немецкий офицер из жандармерии построил сзади в ряд полицейских, где был и я. Кроме полицейских, были построены и немецкие солдаты на расстоянии 60 шагов. По команде дали залп по евреям... Всех расстреляли одним залпом».

Еврейское имущество в Садках досталось отчасти мародерам-соседям, а по большей части – управе. Мебель, утварь, одежда – все было вывезено на специально организованный склад, а затем распродано «через комиссионные магазины на территории Смоленского округа. Этим занимались Г. Гандзюк, Г. Околович, А. Делигенский при активном участии Б. Меньшагина. Впрочем, не все: на подарок ко дню рожденья Гюнтеру Краатцу – начальнику 7-го отдела комендатуры – ваза «из еврейских вещей» – все же нашлась, и Меньшагин пишет об этом совершенно спокойно – походя и буднично.

Уцелел – чудом – всего лишь один очевидец «акции» 14-летний Володя (Вейвл) Хизвер. В его глазах ликвидация выглядела так: «Началось ночью, где-то в первом часу, когда все мы после изнурительного рабочего дня спали. Вначале появились автомашины и рассредоточились по проулкам и между домами. Никто этому не придал особого значения, не обратил внимания. Уснули. Вдруг меня тормошит мама: „Володя, Володя, проснись...“ Открываю глаза, встаю... С улицы доносится шум, слышатся вопли женщин, крики детей. Что происходит? „Нас выселяют“, – сказал кто-то. Куда, почему ночью?.. Часа в три ночи ворвались в наш дом: „Выходите! Быстро выходите! С собой взять только одежду...“ Вижу немецкого жандарма с бляхой на груди и полицейских с карабинами. Толкают в спину прикладами, гонят на улицу. // Гетто очищали поэтапно. Очистят столько-то домов, сгонят к перекрестку улиц на площадь, освещенную фарами автомашин, построят. Отделяют крепких мужчин и уводят. Остальных грузят в автомашины, увозят…»

Выйдя на улицу, Володя с мамой оказались возле откоса холма, спускавшегося от Садков к нефтебазе, склон которого представлял собой большое картофельное поле: «Мы видели, как сажали в „душегубки“ женщин и детей. Вот скоро и наш наступит черед... Какое-то оцепенение, безразличие сковало душу. Мама тихо плачет... Вдруг она говорит мне: „Володенька, сынок, беги, беги, родной...“ Я оглянулся, поблизости нет охраны, и рванулся к картофельному полю. Метров восемь, может, больше, пробежал и упал в борозду, прополз чуть и замер, уткнувшись в землю. Так я пролежал до утра и почти весь день, пока все стихло. Ничего больше не видел, только слышал крики, шум, да гул моторов нагруженных людьми машин, уходивших из гетто».

Осмелев, Володя Хизвер прополз по борозде вниз, почти до Новомосковской улицы, возле самой нефтебазы. Отряхнув землю и перебежав улицу, он вышел к Днепру и, перейдя по мосту реку, стараясь не попадаться никому на глаза (страшно боялся), пошел в город. Но мальчишеский его подбородок при этом по-прежнему словно вжимался в картофельные кусты, а в ушах застряли крики и плач евреев, рев моторов «газвагенов» и лающие команды немцев.

Никакого плана у мальчишки не было, ноги сами вынесли его навстречу спасителям и спасению. Он благополучно добрался до Днепра, прошел берегом до переправы, оказался на левобережье, в южной части города. Куда идти? Дом возле Сенной площади, где жили до войн­ы, сгорел, соседи разбрелись. Оказавшись возле Чертова рва за улицей Запольной, увидел домик. Вспомнил, что тут он бывал со своим отчимом до войн­ы, здесь жил его товарищ по работе. Постучался. Семья столяра Гредюшко приняла мальчика. Накормили, спрятали. Володе повезло и дальше. Через несколько дней неожиданно сыскался отчим, бежавший из плена. Они вместе покинули Смоленск, ушли в Монастырщинский район. Там случайно встретились с партизанской группой Грицкевича. Началась другая жизнь – Володя стал партизаном 2-й Клетневской партизанской бригады. Классический «сын полка», он был направлен после войн­ы в Калининское суворовское училище. Его лучшим другом-суворовцем стал одновзводник Алик Валуев, сын Якова Петровича Валуева – одного из первых лиц в Смоленске. Уж почему он отправил в суворовское своего единственного сына, теперь не уточнить, но, как бы то ни было, Володя неожиданно получил в его лице покровителя и опекуна. Именно поэтому Хизвер в интервью Фонду Спилберга не просто помянул Валуева, а назвал его своим приемным отцом.

Польские ремесленники

Впрочем, в ночь ликвидации уцелел, возможно, не один Хизвер. Евреи в Смоленске содержались не в одном только гетто, но еще и в лагере фирмы «Тодт», размещавшемся в здании смоленской железнодорожной больницы. Об этом писал, ни на что, правда, не ссылаясь, в своей работе «Реликты войн­ы» Л. Котов: «Гитлеровцы весной 1942 г. в Смоленске и близ него развернули крупные военно-строительные работы, особенно в Красном Бору и близ Гнездова. Эти работы велись военно-строительной фирмой „Тодт“. На строительстве использовались, помимо немецких специалистов, советские военнопленные, поляки и евреи, доставленные из Варшавского гетто, из Витебска, Орши и других мест (около 2 тыс. человек). К ним же были приобщены около 200 евреев-мужчин, отобранных в Смоленском гетто. Кстати, как свидетельствуют очевидцы, евреи из Варшавского гетто, содержавшиеся в недостроенном здании смоленской железнодорожной больницы, были одеты в форму польских солдат. Их расстреляли гитлеровцы, но где? Скорее всего – в Козьих Горах».

Последнее предположение настолько фантастично, что вызывает недоверие, подкрепленное стандартным для Котова отсутствием ссылок. Во всяком случае ни в одну энциклопедическую статью это утверждение не просочилось, если не считать сайт «Яд ва-Шем», где можно прочесть: «После ликвидации гетто в живых были оставлены около 200 мужчин, труд которых использовался для строительных работ. Их уничтожили поздней осенью 1942 года».

Но недавно встретился другой, независимый источник с очень близким содержанием. Это свидетельство П. И. Кесарева, врача гражданской больницы, о том, что часть польских евреев – ремесленников-мужчин – до самой зимы еще была в живых: «Они работали в немецких частях и главным образом отстраивали здания для гестапо и новое здание железнодорожной больницы, которое было около моста. <…> // Иногда в городскую больницу привозили этих больных или на осмотр к врачам в амбулаторию. Они проработали до октября или ноября. Когда они кончили, их там же на участке работ расстреляли и там же закопали. Там, вероятно, больше тысячи человек было».

Памятник

21 июня 2018 г. в Вязовеньках, на месте гибели смоленских евреев, был открыт памятник с выбитыми на нем 1413 именами. Это явно неполная цифра, но имен было бы как минимум 1414, если бы Володя Хизвер, единственный, не спасся в тот чудовищный день.

Разыскать потомков его спасителя, столяра Гредюшко, так и не удалось. А столяр явно заслуживал того, чтобы быть занесенным в почетный ряд «Праведников мира».

Павел ПОЛЯН

Уважаемые читатели!

Старый сайт нашей газеты с покупками и подписками, которые Вы сделали на нем, Вы можете найти здесь:

старый сайт газеты.


А здесь Вы можете:

подписаться на газету,
приобрести актуальный номер или предыдущие выпуски,
а также заказать ознакомительный экземпляр газеты

в печатном или электронном виде

Поддержите своим добровольным взносом единственную независимую русскоязычную еврейскую газету Европы!

Реклама


История провалов и ухода от ответственности

История провалов и ухода от ответственности

Роль международных миротворческих сил в арабо-израильском конфликте

Девочка из гетто: страницы дневника

Девочка из гетто: страницы дневника

К 95-летию со дня рождения Тамары Лазерсон

«Некоторые умирали тихо, а некоторые так кричали от голода…»

«Некоторые умирали тихо, а некоторые так кричали от голода…»

Воспоминания узницы гетто и лагеря Иды Спектор, освобожденной 80 лет назад

«Стеклянный дом» против «поезда Кастнера»

«Стеклянный дом» против «поезда Кастнера»

80 лет назад нацисты оккупировали Венгрию

Как зарождался современный Эйлат

Как зарождался современный Эйлат

75 лет назад мало кто задумывался о том, что самый южный город Израиля может стать столицей туризма

О чем писала Jüdische Rundschau 100 лет назад

О чем писала Jüdische Rundschau 100 лет назад

Продолжатели дела нацистов

Продолжатели дела нацистов

Что говорит истинное происхождение ХАМАСа о его природе

Ученый и «большой ученый»

Ученый и «большой ученый»

75 лет назад Сталину было направлено необычное письмо

«Не позволял душе лениться…»

«Не позволял душе лениться…»

К 115-летию со дня рождения Льва Арцимовича

«За нас работать никто не будет»

«За нас работать никто не будет»

К 115-летию со дня рождения Александра Печерского

105 лет назад: Гражданская вой­на и погромы

105 лет назад: Гражданская вой­на и погромы

Фрагмент будущей книги о различных этапах еврейской истории Украины

Жертва истории

Жертва истории

120 лет назад родился Леопольд Треппер

Все статьи
Наша веб-страница использует файлы cookie для работы определенных функций и персонализации сервиса. Оставаясь на нашей странице, Вы соглашаетесь на использование файлов cookie. Более подробную информацию Вы найдете на странице Datenschutz.
Понятно!