Сын еврея и армянки

Герман Лукомников

Он знаменит среди ценителей виртуозного владения словом и рифмой, он – победитель Большого поэтического слэма Москвы (2006), Российско-украинского слэма во Львове (2007) и Всероссийского слэма в Воронеже (2014), вице-чемпион парижского Coupe du Monde de Slam Poésie 2015, а еще его всегда понимают дети, недаром он был удостоен Премии им. Корнея Чуковского. Но многим взрослым и серьезным читателям стихов и поэм его творчество казалось несерьезным. И вот в последнее время его комбинаторная поэзия зазвучала по-новому. Короткие стихи, созданные, казалось бы, ради «красного словца», чтобы пощеголять виртуозной версификацией, словесным жонглированием, вдруг приобрели вполне актуальное содержание. Вот, например, то, в чем он признанный виртуоз, – палиндромы (фразы, читаемые одинаково и слева направо, и наоборот) типа «Мала каска аксакалам». Как говаривал один аксакал, «кто не понял, тот поймет».

Мы встретились с поэтом в Израиле, где с успехом прошли его выступления перед русскоязычной публикой, которой в последнее время здесь прибавилось. И мы начали с цитаты, важной для читателей еврейской газеты: «Я сын еврея и армянки...»

– Вы таки носите еврейскую фамилию?

– Строго говоря, фамилии Лукомников не существует, есть русские фамилии Луковников и Лукошников, а также еврейская Лукомник. Дело в том, что в 1920-е гг. советская власть в Азербайджане стала русифицировать фамилии: многие Мамед-заде и Али-заде превратились в Мамедовых и Алиевых, а мои армянские родные Мартиросяны – в Мартиросовых. Еврейские фамилии не трогали, но паспортистка автоматически приписала к дедушкиной фамилии Лукомник окончание -ов. Сейчас во всём мире нас, Лукомниковых, лишь трое: я, моя мама, оставившая фамилию папы, хоть и развелась с ним, и еще моя тетя, которая живет в Израиле. У меня всё интересно было с происхождением…

– Расскажите.

– Я родился в Баку в 1962 г. У моего папы, Геннадия Ильича Лукомникова, была вторая группа инвалидности по шизофрении, он с детства наблюдался у психиатра, при этом был очень талантливый, я даже считаю гениальный поэт и художник. Но его стихи и рисунки видели только родные и психиатры. Он увлекался фотографированием, остались тысячи снимков: город Баку, знакомые, родственники; этим фотоделом он кое-что зарабатывал... Когда мои мама и папа решили пожениться, их отговаривали родственники с обеих сторон. Они не послушались, и в результате появился я. Но мама и папа действительно были настолько разными людьми, что прожили вместе недолго и развелись. Мама потом вышла замуж за дядю Шамиля Алиева, наполовину азербайджанца, наполовину русского. А папа уже не женился, хотя у него тоже была подруга, тетя Рая (по фамилии, кажется, Федорова). Папа погиб, когда я жил уже в Москве у его родных. Моя тетя и ее муж стали моей, можно сказать, третьей семьей, потому что я сначала воспитывался у мамы, потом у бабушки. Мне долго не говорили, что во время очередного папиного приступа бабушка вызвала психиатрическую «скорую», а он спрятался от санитаров, повиснув на перилах балкона, и, когда его пытались снять, он сорвался и упал – нечаянно или нарочно, непонятно. Осенью 1977 г. Ему было всего 38 лет, а мне 15.