«Крымское дело» советских евреев

«На прошлое нужно оглядываться, но не следует прошлым жить», – говорит мне писатель Давид Маркиш, когда я прошу рассказать о событиях более чем 70-летней давности. Август для него – непростой месяц. Месяц воспоминаний. Он идет на кладбище, где похоронены мама и брат, и рядом с их могилами кладет камень в память об отце Переце Маркише. Место его захоронения неизвестно. Классик идишской литературы был расстрелян вместе с другими руководителями Еврейского антифашистского комитета 12 августа 1952 г. А его родные, как члены семьи врага народа, отправлены в ссылку. О судьбе отца, о жизни в степном кишлаке, о годах «отказа» и о книгах мы и поговорили с писателем.

 

– Я думаю, что несвобода ссылки и пейзаж казахской степи подарили мне ощущение свободы, – рассказывает Давид.

 

Когда многотысячный табун необузданных скакунов гнали с одного пастбища на другое, 14-летний мальчик видел свободу. Когда степной ветер перекатывал колючки перекати-поля, он видел свободу. Свобода скрывалась вдали от кишлака – в бесконечной степи, в обжигающем степном зное, в колючем степном песке. Но она была недоступна, ведь отходить от поселения было запрещено.

 

– Однажды я ушел, но меня поймали и отвезли в комендатуру. Я впервые увидел в государственном документе слово «каторга». Мне казалось, что это относится к царскому режиму. А оказалось, это правда. Но уже тогда я понял, что жить в этой стране не хочу и не буду.

 

До советской власти подавляющее большинство евреев проживали за «чертой оседлости». Здесь рождены самые значительные авторы, писавшие на идишe, среди них Шолом-Алейхем, Менделе Мойхер-Сфорим, Хаим Бялик и молодой, но заметный Перец Маркиш, основатель еврейского конструктивизма. По словам сына, Маркиш сделал «переливание крови» идишской поэзии.

Перец воевал в Первyю мировyю, был ранен. После лечения вернулся домой, вступил в отряд еврейской самообороны и познакомился с будущим Любавичским ребе. А в начале 1920-х вместе с другими литераторами уехал в эмиграцию. Первым пунктом его путешествия стала Польша, но там он не поладил с властями. Незадолго до отъезда Маркиш опубликовал страшную поэму «Куча», посвященную еврейскому погрому в Украине. До тех пор еврейская поэзия была бытописательской, но Маркиш написал не просто поэму о погроме, а призыв к мести и восстанию. В Польше ему припомнили эти строки и обвинили в «оскорблении религиозных чувств». Поэту пришлось бежать, и он переехал в Париж. Денег не было. Ни одно издательство не было готово взяться за издание книг на идише. Тогда он решил самостоятельно издавать журнал «Халястра» («Банда»). В «банду» входил, помимо Маркиша, его ближайший друг Марк Шагал, который писал прозу и рисовал иллюстрации к своим рассказам. Вышло всего два выпуска, после чего журнал прекратил существование. Маркиш пытался найти себе заработок, и однажды подвернулось необычное предложение.

 

– Он был невероятно красив, – вспоминает Давид. – Но у него не было денег даже на приличный костюм. И одна девушка, известная в художественных кругах, дала деньги, чтобы он смог взять напрокат фрак. В нем он пошел на «всенародный конкурс мужской красоты», проходивший в те дни в Париже. Это был первый день просмотра, но как только он появился, члены жюри сказали: «Это и есть лауреат».

 

Вот так, за красоту, еврейскому поэту заплатили большие деньги, которых хватило на то, чтобы добраться до Лондона, а затем и до Палестины. Здесь Маркиш написал несколько стихотворений, сказав в одном из них «Галилея – это я». Зная иврит, он мог бы остаться в ишуве, но предпочел вернуться в родную языковую среду, к мамэ-лошн. В будущем Израиле в то время шла «война языков», и идиш безжалостно преследовался.

 

– И в итоге в 1926-м он вернулся в Союз. Не из любви к большевикам, а потому, что единственной страной, финансировавшей культуру на идише, была Советская Россия. Государство вкладывало огромные деньги в культуру, потому что видело в ней часть пропаганды.

 

Как и многие представители творческой интеллигенции, Маркиш верил, что СССР – оплот справедливости. Он понимал, что идиш как культурное явление может развиваться только в СССР. Он вернулся в Украину, но вскоре перебрался в Москву, вступил в Союз писателей, а позже – в ЕАК.

 

– ЕАК придумал не Сталин, – рассказывает Давид, – а другие люди, которых уничтожили. Идея была в том, чтобы с помощью еврейской интеллигенции в СССР получить доступ и влияние на могущественные еврейские круги на Западе. Поначалу это было очень выгодно, но после войны комитет приобрел слишком сильное влияние. По сути, Михоэлс стал «главным евреем» страны. Сталин не мог с этим смириться и приказал его убить. После чего ЕАК был разогнан.

 

Помимо этого, Сталин готовил почву для нового витка террора, направленного в первую очередь против евреев. Началось «дело врачей», «ленинградское дело». Вслед за разгоном ЕАК последовала новая кара: членов комитета арестовали.

 

– Решение уничтожить президиум ЕАК принадлежало Сталину. Для назначения высшей меры наказания не было никаких доказательств. Тогда была придумана версия о том, что члены ЕАК пытались «отторгнуть Крым и передать его американцам». Поэтому позже этот процесс получил название «крымское дело».

Давид рассказывает, что отец знал о приближающемся аресте. Возле дверей их дома всегда дежурили двое агентов МГБ. Однажды ночью пришли люди в форме и сообщили, что министр ГБ Абакумов вызывает Маркиша к себе немедленно и что через пару часов он вернется домой. А через пару часов принесли ордер на арест.

 

– Обыск у нас в доме шел около полутора суток. Они, конечно, ничего не нашли, но квартиру разнести успели. Архив отца сложили в соседней комнате, которую опечатали. А мы до февраля 1953-го прожили в этой квартире, после чего нас арестовали и выслали.

 

Вместе с Маркишем были арестованы еще 16 членов ЕАК. Перец дважды побывал в карцере. Это был пустой каменный мешок площадью 2 кв. м, оборудованный трубопроводной установкой, через которую подавали холодный воздух. Холод всё время усиливался, и в итоге арестованный оказывался замурованным в холодильной камере. После нечеловеческих пыток Маркиш подписал признание в националистической и шпионской деятельности. Позже, на суде, он от него отказался, но это уже не могло изменить ситуацию: 13 человек были расстреляны.

Никаких сведений о судьбе Маркиша у его родных не было. Но каждый месяц они приносили в тюрьму деньги, которые там обещали передать арестованному. Его к тому времени уже не было в живых. Только однажды родственникам одного из заключенных приказали принести в тюрьму… костюм. Позже выяснилось, что в этом костюме арестованный отправился на встречу с американским певцом Полoм Робсоном, гастролировавшим в СССР. Певец поинтересовался, где те знаменитые евреи, которых он встречал в Нью-Йорке. И в качестве доказательства их благополучия арестанта одели в костюм, заретушировали следы побоев и предъявили гостю.

 

– O том, что их расстреляли, мы узнали только когда вернулись из ссылки, – рассказывает Давид. – Ушел в ссылку я бараном, а вернулся волком. Наверное, ссылка сформировала меня как личность. Я предпринимал первые попытки сбежать из страны. Это были детские, наивные попытки, и слава Богу, что меня не посадили. Хотя могли бы. Я был и остаюсь человеком действия, я считал, что нужно что-то делать, чтобы уехать, а не просто «поднимать еврейское самосознание». В итоге уже в начале 1970-х я оказался в «отказе». Но мне повезло, я провел в нем всего два года, хотя были люди, просидевшие до 17 лет! В «отказе» я написал свой первый роман «Присказка».

 

– Я еще в Москве подал заявление о вступлении в партию, ничего не зная о политическом устройстве Израиля. Для меня было важно, что это – партия еврейского народа. Но в «Херут» я вступил сознательно, потому что для меня Жаботинский – один из величайших евреев в истории.

 

Вскоре началась Война Судного дня. «Слава Богу, я еще успел повоевать», – говорит Маркиш с гордостью. Он вспоминает, как общался с Голдой Меир и дружил с Менахемом Бегинoм, познакомился с Ариэлем Шароном и даже застал в живых Бен-Гуриона. В Израиле 1970-х Маркиша воспринимали как сына классика еврейской литературы, а не как самостоятельного и сложившегося автора. Его это, кстати, совершенно не беспокоит. За свою жизнь Давид Маркиш опубликовал десятки книг. Его романы переведены на множество языков, в первую очередь, конечно, на иврит.

 

– Я приехал в Израиль уже вполне состоявшимся писателем. И быстро понял, что журналист может перейти с русского на иврит, а писатель – нет. Я пишу по-русски и никогда об этом не жалел. Жалеть – бессмысленное занятие. Мои книги переводят на иврит другие люди. В Израиле нет другого русскоязычного писателя с таким количеством переводов. Мои книги выходят по всему миру. Но, конечно, русский язык для Израиля – это иностранный язык. И поэтому, помните, как там у Шварца? – «Тень, знай свое место!». Я знаю.

 

Читатели Маркиша – русскоязычные люди по всему миру, но, прежде всего, в России. Его герои живут в разных странах и в разных исторических периодах. Он работает в небольшом кабинете, где в углу стоит старая печатная машинка, полки прогибаются под тяжестью книг, а на стене висит фото отца. Маркиш садится за стол, наливает себе чай, рядом пристраивается огромный верный пес Боб, и вместе они начинают сочинять истории.

 

– К моим 85 годам я давно уже сложился как профессиональный литератор и, по всей видимости, неплохо освоил литературное ремесло. Поэтому я на своем веку написал множество произведений. Сбережений у меня никогда не было, я человек буквы, а не цифры. Но я не жалуюсь… Я живу в своей любимой стране, своей Отчизне, а это намного ценнее, чем просто родина. Я занимаюсь любимым делом и вполне здоров. Я думаю, я состоялся на своем месте.

 

Беседовала Майя ГЕЛЬФАНД