Царь Давид

«Ойстрах был наречен провидческим именем. Давид победил филистимлянского великана Голиафа. „Голиафами“ Ойстраха стали международные конкурсы, на которых он одерживал блистательные победы и, подобно легендарному Давиду, сделался любимцем всего народа. Давид стал впоследствии царем Израиля, Ойстраха во всем музыкальном мире нарекли „Царем Давидом“».

В. Юзефович, музыковед, театровед, культуролог

 

От побед к триумфу

В 1908 г. в месяце тишрей у сына одесского купца II гильдии Фишеля Ойстраха и его жены Бейлы родился сын. Счастливые родители нарекли младенца Давидом и по еврейской традиции сделали все, что полагается делать с младенцами мужеского пола, о чем и была оставлена запись в метрической книге Одесского раввината. Дед, Дувид Ойстрах, вознес хвалу Господу, поцеловал дарованного ему внука и в мечтах своих видел, что тот продолжит семейное купеческое дело.

Но все пошло не так. С детства родители приобщили сына к музыке: Бейла пела в хоре городского оперного театра и часто брала сына с собой в театр; да и Фишель в свободный от работы вечер любил послушать Генделя, Моцарта и Баха. Через всю жизнь всемирно прославленный музыкант пронес следующее воспоминание: «Мне было три с половиной года, когда отец принес в дом игрушечную скрипку, играя на которой, я охотно воображал себя уличным музыкантом. Никто не знал, как я завидовал им – скрипачам, трубачам, гармонистам, даже шарманщикам, часто навещавшим одесские дворы. Я был постоянным и, наверное, самым внимательным слушателем их выступлений. Иногда я становился со своей скрипкой посреди двора, клал перед собой какие-нибудь ноты. В нотах я тогда ничего не понимал, но для виду смотрел в них. Окруженный малышами, я старательно пиликал. Звуки, извлекаемые из канареечно-желтого инструмента, казались мне божественными. Это было так увлекательно, что, когда, уже в пятилетнем возрасте, я получил, наконец, в руки настоящую скрипку-„восьмушку“ и начал учиться музыке, занятия целиком поглотили меня».

На талантливого малыша обратил внимание известный в городе скрипач-педагог Петр Соломонович Столярский и, предсказав ему великое будущее, взял обучение в свои руки.

Пройдя через школу Столярского, его лучший ученик в 1926 г. окончил Музыкально-драматический институт, студентом дал свой первый сольный концерт, играл в своей родной Одессе, вместе с учителем блестяще выступал в Киеве, а в 1929 г. покорил своей виртуозной игрой пресыщенную Москву, с успехом выступив перед столичными меломанами.

А потом, в 1930 г., на Всеукраинском конкурсе в Харькове ему присудили первую премию. Через пять лет он победил всех на Втором Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей в Ленинграде, затем взял вторую премию на Международном конкурсе им. Г. Венявского в Варшаве и опять первую – в Брюсселе на Международном конкурсе скрипачей им. Изаи.

Если до этого времени молодой музыкант-исполнитель шел от победы к победе, то Брюссель был его триумфом: в 29 лет к нему пришли международный успех, слава и известность. За год до 40-летия ему присвоили звание профессора, в годы вой­ны, в 1943-м, – Сталинская премия первой степени (высшая награда за выдающиеся достижения в те годы), в 1950 г. он возглавил кафедру скрипки в консерватории, в 1953-м ему было присвоено звание народного артиста СССР, и в 1960 г. он был удостоен Ленинской премии.

 

«Я другой такой страны не знаю…»

В 1930-е гг., когда машина террора, набирая скорость, катила по стране, бесстрашная Ахматова напишет:

…И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

В это же время бездарный поэт-песенник Лебедев-Кумач воскликнет:

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек!

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек.

У запущенной машины не было логики: под нее попадали и известные люди и неизвестные, члены Политбюро, дипломаты, писатели, музыканты, простые граждане. Ойстраха, слава богу, не зацепило. Он был успешен, но это ничего не значило в стране, которую построил Сталин, – жизнь могла оборваться вчера, сегодня, завтра. Как оборвалась она у Бабеля, Мейерхольда и y тысяч других выдающихся писателей, режиссеров, музыкантов.

«Правда» чуть ли не ежедневно, как сводки с полей, сообщала: поэтов и писателей арестовано столько-то, ученых, инженеров – столько-то, врачей и бывших кулаков – столько-то. Всех вредителей – к ответу! Галина Вишневская вспоминала: «Когда у нас на даче в 1969 г. поселился Солженицын, наш друг и замечательный скрипач Давид Ойстрах сказал: „Я не стану перед вами кривить душой и скажу откровенно, что я бы этого никогда не сделал. Я честно говорю вам, что я боюсь. Мы с женой пережили 1937-й год, когда вся Москва по ночам ждала арестов. В многоэтажном доме, где мы жили, в подъезде в конце концов только моя квартира и квартира напротив, через площадку, оставались нетронутыми. Все остальные жильцы были арестованы. Я ждал ареста каждую ночь, и у меня для этого случая были приготовлены теплое белье и еда на несколько дней. Вы не можете себе представить, что пережили мы, слушая по ночам приближающийся шум автомобилей и стук парадных дверей. В народе эти черные машины называли „маруси“. Однажды „маруся“ остановилась у нашего парадного входа… К кому пойдут? Позвонили в квартиру напротив…“»

 

Отмененный юбилей

Слухи о якобы готовящейся депортации евреев в Биробиджан ходили в Советском Союзе с 1948 г. После ареста врачей, вспоминал Микоян, «Каганович сказал мне, что ужасно плохо себя чувствует: Сталин предложил ему вместе с интеллигентами и специалистами еврейской национальности написать и опубликовать в газетах групповое заявление с разоблачением сионизма, отмежевавшись от него». В 1952 г. стали готовить почву для переселения. Многих видных евреев обязывали подписать письмо в поддержку предстоящей акции. Кто-то под давлением подписал (боялись, что естественно, за себя, за своих детей), но кто-то нашел в себе силы отказаться. Таких было не много, но они были. Давид Ойстрах, переживший страх 1937-го, был среди тех, кто не подписал эту фальшивку, требующую пригвоздить «убийц в белых халатах» к позорному столбу, а всех других, принадлежащих к этой нации, отправить в Сибирь.

Солженицын во втором томе книги «Двести лет вместе» писал: «...по глумливому советскому обычаю, от видных советских евреев стали вынуждать подписи под письмом в „Правду“–с резчайшим осуждением козней еврейских „буржуазных националистов“ и одобрением правительства». И в числе тех, кто подписал, привел и фамилию Ойстраха. Встречается его имя и в других публикациях, но Игоря Ойстраха они не убеждают. Он хорошо запомнил день в конце января 1953 г., когда его отец «пришел домой чрезвычайно взволнованный и бледный и сказал», что «отказался подписывать коллективное письмо». Причин не доверять отцу у сына не было.

Через 15 лет, 30 сентября 1968 г., в Москве должны были отметить юбилей выдающегося музыканта. Друзья, меломаны и многочисленные поклонники ждали его из очередной гастрольной поездки по Америке и готовились поздравлять своего любимого музыканта. Но… Советское правительство всегда поддерживало арабские страны в их противостоянии Израилю. После Шестидневной вой­ны летом 1967 г. в стране ни на день не прекращалась антисемитская кампания. На этот раз власти превзошли самих себя, приравняв сионизм к фашизму, а раз так – борьба должна была быть упорной и бескомпромиссной. Газеты и журналы захлебывались в антисионистской риторике, некоторые пламенные публицисты переходили черту, приравнивая всех евреев к сионистам, а в те годы хуже ярлык трудно было придумать.

Игорь Ойстрах вспоминал: «В начале 1968-го, во время гастролей по США Давиду Ойстраху сообщили, что по возвращении в Москву он должен будет поставить свою подпись под документом, осуждающим правительство Израиля, которое призывало евреев всего мира поселиться на своей исторической родине. Возвратившись в феврале в Москву, Ойстрах отказался подписать сфабрикованное письмо евреев – видных деятелей культуры. Потому, когда полгода спустя у отца был юбилей, он нисколько не удивлялся тому, что эту дату наверху просто-напросто „спустили на тормозах.“ Однако никто не мог предположить худшего». Но худшее произошло – юбилей отменили.

Больше, когда требовалось подписать какое-нибудь очередное письмо против Израиля, к нему не обращались. Именно поэтому его имени не было под появившимся в газете «Правда» 13 января 1970 г. письмом одиннадцати видных евреев, осуждавшим эмиграцию из Советского Союза. Как не было его и среди участников состоявшейся через два месяца пресс-конференции «граждан еврейской национальности», подписавших коллективное письмо с осуждением политики Государства Израиль.

Но советское государство, что при Сталине, что при Брежневе, было мстительным. При «лучшем друге всех советских людей» сажали и расстреливали, при «дорогом Леониде Ильиче» в большинстве случаев предпочитали другие методы. Игорь Ойстрах считает, что его отцу отомстили «оригинальным» способом.

 

Скрипка Страдивари

Семья жила в довольно благополучном районе Москвы – в доме № 14/16 по улице Чкалова (сейчас Земляной Вал). Осенью Ойстрах с женой был в Италии: с успехом, постоянно сопровождавшим его концертную деятельность, давал концерты в Риме, Милане и других городах.

27 октября 1968 г. (эта дата была зафиксирована в милицейском протоколе) всемирно известному музыканту нанесли визит неизвестные «любители»: с помощью определенных манипуляций (квартира стояла на охране) они взломали замок и вынесли все самое ценное – деньги в различных валютах, драгоценности, в том числе подарки первого президента Турции Ататюрка и королевы Елизаветы Бельгийской – золотой портсигар и шахматы с золотыми и серебряными фигурами, символический ключ от Иерусалима, ордена и часы. Грабители прихватили с собой концертные дневники, почетные дипломы, фотографии знаменитых музыкантов с дарственными надписями. Не побрезговали новейшей западной звукозаписывающей аппаратурой и коллекцией собранных по всему миру грамзаписей. И почему-то не тронули бесценные скрипки...

Слухи о беспрецедентной краже в мгновениe ока разнеслись по всей Москве. Не оплошали и западные корреспонденты – все крупные мировые газеты сообщили о случившемся. Это было ударом по престижу первого в мире социалистического государства. Три месяца понадобилось лучшим столичным сыщикам на то, чтобы раскрыть это преступление и вернуть все похищенные вещи народному артисту СССР.

Пока длилось расследование, он не раз встречался с работниками Петровки, 38 (там располагался уголовный розыск), и даже хлопотал о получении другой квартиры. В 1972 г. братья Вайнеры по мотивам этой истории напишут роман «Визит к Минотавру». Давид Ойстрах станет прототипом его главного героя – скрипача и педагога Льва Полякова. Правда, по сюжету воры выносят из его квартиры старинную скрипку работы Антонио Страдивари. Но жизнь и литература – вещи разные; однако бывает, что не литература и кино черпают из жизни сюжеты, а совсем наоборот.

В 1996 г. Москву потрясло очередное громкое преступление: из Музея им. Глинки была похищена скрипка Страдивари, которую бельгийская королева подарила Ойстраху. После смерти музыканта его семья преподнесла ее в дар музею. Ее страховая стоимость составляла миллион долларов. Это был один из самых охраняемых инструментов в стране. Вместе с уникальной скрипкой Страдивари из музея исчез инструмент работы известного немецкого мастера XVII в. Якоба Штайнера.

В 1987 г. по ТВ впервые демонстрировался пятисерийный художественный фильм, снятый по роману братьев Вайнеров. В Советском Союзе телевизор смотрели все, в том числе и воры, которые и использовали сюжет как руководство к действию. Правда, раздумывали девять лет.

Человека со скрипкой Штайнера вскоре задержали на таможне. Скрипку Страдивари вернули в музей только через полтора года.

 

Триумфальное трио

Игорь родился в той же самой Одессе, где огласил мир своим первым криком его отец, в 1931 г. Родители приобщали любимого сына к музыке с его первых шагов, в шесть лет купили ему скрипку, а в восемь ребенок сел за фортепиано, игре на котором учила его мать – пианистка Тамара Ротарева. Другого пути в жизни своего сына, кроме как быть музыкантом, они не видели.

В одном из своих интервью Игорь говорил: «Понятно, что я не случайно выбрал эту профессию, а потому, что мне посчастливилось иметь такого великого и замечательного отца, как Давид Ойстрах, великого скрипача и педагога. То, что с раннего детства я слышал его замечательную игру, конечно, меня вдохновляло… В семье… царили мир и согласие, все были дружны, веселы и остроумны... свойственные моему отцу оптимизм, эпикурейство проросли еще в детстве... и черты эти сказались и в его артистическом облике».

Давид Ойстрах был не только великим скрипачом и выдающимся педагогом, но и любящим отцом. В 1943 г. он писал своему 12-летнему сыну: «Дорогой Гаринька!.. Меня очень радует, что в последнее время, по отзывам мамочки, ты стал лучше заниматься. Ты ведь знаешь, что больше всего в жизни нас с мамой огорчает твоя лень и непослушание. Если бы ты понял, как важно для твоей будущей самостоятельной жизни накопить как можно больше знаний именно теперь, в детстве, в юности, когда все то, что ты прочитаешь, услышишь или увидишь, впитывается в твою память, в твое сознание, как в губку, и сохраняется уже навсегда, ты бы серьезнее относился к наставлениям мамы, папы, учителя, которые уже прошли путь, который ты сейчас проходишь…»

Игорь прислушался к советам отца (в том же письме старший Ойстрах писал, что хочет видеть в нем «подрастающего друга, товарища») и в 1955 г. окончил Московскую консерваторию по классу скрипки у отца, а в 1958-м – аспирантуру под его же руководством. И стал выдающимся скрипачом, победителем – еще в студенческие годы – международных конкурсов и лауреатом многочисленных престижных премий. Он выступал с Иегуди Менухиным и с самыми известными оркестрами мира под управлением таких всемирно прославленных мастеров, как немецкий дирижер еврейского происхождения Отто Клемперер, итальянец Карло Джулини, австриец Герберт фон Караян и др. Вместе с женой создал дуэт, объездил весь мир, покоряя своим искусством самые престижные залы мира – от зала Московской консерватории до Карнеги-холла в Нью-Йорке.

Семейную традицию продолжил внук Давида Ойстраха Валерий, который в интервью западным журналистам говорил: «Я продолжаю дело отца (скрипач, профессор Королевской консерватории в Брюсселе. – Ю. К.), несмотря на то, что утрата, которую понесла музыкальная культура с его уходом, невосполнима. Он, как и мой дед Давид Ойстрах, щедро отдавал свой талант народу и развитию мировой музыкальной культуры. В Европе и в Соединенных Штатах критики до сих пор называют отца не иначе как „Князем Игорем“, по аналогии с моим дедом Давидом Ойстрахом, которого когда-то окрестили „Царем Давидом“».

 

Современники о Давиде Ойстрахе

Иегуди Менухин: «Он никогда не пытался казаться тем, кем на самом деле не являлся…»

«Ойстрах с самого начала был для меня воплощением всего моего русско-еврейского наследства. Я чувствовал, что мы с ним удивительно схожи: у нас одно происхождение, один инструмент, одинаковая манера исполнения… ему были присущи все качества разностороннего музыканта: широко образованный человек, он обладал проникновенной, гибкой и полнокровной музыкальностью. Ойстрах… быстро прославился; когда я с ним встретился, он уже был профессором Московской консерватории и любимцем всей России… Я сразу же его полюбил. Он был не только мягким, преданным, отзывчивым, но и простым, чистосердечным человеком. Он никогда не пытался казаться тем, кем на самом деле не являлся, никогда не пытался ничего объяснять, вел себя открыто, без всяких задних мыслей, не стеснялся, не боялся, что его не поймут…

Исполнение чьих-то распоряжений было неотъемлемой частью жизни Ойстраха, как и любого советского артиста, и вообще любого артиста, живущего при автократическом режиме. Не думаю, что им очень нравилось являться в Кремль, чтобы по приказу производить впечатление на гостей, но такова была жизнь этих людей. Моцарту и Гайдну приходилось делать то же самое, не говоря уже об Энеску при дворе румынских правителей. Я родился американцем, свободным от придворных обязательств, и всегда немного смущался от той бесцеремонности, с какой гражданские власти распоряжаются артистами…»

 

Дмитрий Шостакович: «Ойстрах и музыка – эти понятия стали неразрывны»

«Ойстрах – целая эпоха советского исполнительского искусства. Ойстрах – гордость советской музыкальной культуры. Весь свой огромный талант, все свое несравненное мастерство он отдавал людям, служению музыке. Ойстрах и скрипка, Ойстрах и музыка – эти понятия стали неразрывны. Его замечательное искусство давно завоевало мир. Не было уголка на земле, где бы не восхищались его удивительной, неповторимой игрой. Громадный репертуар Ойстраха включал в себя произведения мировой музыкальной классики, современной советской и зарубежной музыки. Многие скрипичные произведения впервые прозвучали в его исполнении, в том числе и мои…

В любом произведении он всегда находил что-то новое, неожиданное для слушателя. В музыке он находил обновление и это новое нес слушателям. Молодым нашим артистам, да и не только молодым, надо учиться вот такому рыцарскому отношению к своему искусству. Я, вероятно, не ошибусь, если скажу, что именно сочетание огромного таланта и непрестанного труда, соединение вдохновения и отточенного мастерства принесли Ойстраху славу „короля скрипачей“, „первой скрипки мира“, как его образно называли за рубежом».

 

Виктор Пикайзен: «Мы за глаза называли его „Царем Давидом“…»

«Когда я впервые увидел и услышал, как он играет, а это было в годы вой­ны, в Алма-Ате, у меня сразу возникло огромное желание учиться у него. Это было что-то невероятное! В 1944 г. наша семья возвращалась в родной Киев, ехали через Москву. Там-то меня и показали Ойстраху. Помню, Давид Федорович спросил у меня, одиннадцатилетнего вундеркинда: „Что ты играешь?“. Я ответил: „Концерт Чайковского“. Ойстрах отреагировал вопросом: „А что ты будешь играть, когда вырастешь?“...

Он и сам никому никогда не подражал, был особенным среди своих знаменитых современников – Яши Хейфеца, Иегуди Менухина, Исаака Стерна... Давид Федорович был потрясающим педагогом. Это редкость: далеко не каждый выдающийся исполнитель имеет талант учителя…

Он мастерски рассказывал одесские анекдоты, обожал свой „жигуленок“, любил вкусно поесть... Всегда находил время написать письмо своим друзьям, ученикам... Но главной его страстью была музыка. Никаких поблажек он себе не делал, если речь шла о концерте, об уроке. Не сбавил нагрузки ни после первого инфаркта, ни после пятого, ни после седьмого...»

 

Юрий КРАМЕР