«Рождениe детей – единственное, что можно сравнить с рождением идеи нового фильма»

Свой первый фильм легендарный режиссер таких культовых кинолент, как «Челюсти», «Инопланетянин», «Парк Юрского периода», «Список Шиндлера», Стивен Спилберг снял еще в 11 лет. Тогда для его показа гостиная дома Спилбергов была переоборудована в кинозал, на входе в который можно было купить билеты и лимонад… Этой и множеством других сентиментальных историй из детства и жизни своей семьи 76-летний режиссер делится в своем новом фильме «Фабельманы». О том, что осталось за кадром, Стивен Спилберг рассказал на пресс-конференции Берлинского кинофестиваля, где в этом году ему вручили почетного «Золотого медведя» за заслуги всей жизни.

 

– Господин Спилберг, что побудило вас рассказать свою семейную историю в ленте «Фабельманы»?

– В самый разгар пандемии коронавируса у меня оказалось много свободного времени. Я жил тогда изолированно в своем доме, окруженный только семьей. Мы никуда не выезжали, ничего не планировали… И всё, чем я занимался тогда, это находился со своими взрослыми уже детьми, которые приехали в наш дом на время пандемии, а также с женой и моей собакой. Пандемия дала мне время перевести дух, сделать большой глубокий вдох и подумать, есть ли какой-то важный фильм, который я еще не снял. Потому что теперь у меня появилось время сделать его. И ответ пришел ко мне сразу, поскольку я всегда хотел рассказать миру историю моей матери, моего отца, моих сестер. И поведать о той необычной борьбе между моей семьей и моим искусством. Это то, о чем я не переставал рассуждать всю жизнь. И отголоски этой истории и моих мыслей о ней появлялись во всех моих фильмах. Потому что все мои фильмы в той или иной степени очень личные, многие из них рассказывают эпизоды из истории моей семьи. Но никогда еще в них не было столько детальных подробностей из моей жизни, как в этом фильме.

– Фильм «Фабельманы» начинается с истории вашего первого похода в кинотеатр в возрасте пяти лет на фильм «Величайшее шоу мира». Какие еще киносеансы остались в вашей памяти?

– Помню, когда мне было 9 лет, родители собрались идти в кино на фильм, который был, по их словам, «слишком жестокий», а потому они не могут взять меня с собой. Это был вестерн Джона Форда «Искатели». Когда они вернулись домой после сеанса, они не переставали обсуждать увиденное. Так что на следующий день я решил сам пойти в кино и посмотреть этот фильм. Помню, из вазы, в которую мы складывали мелочь, я достал две монеты и на эти деньги, пройдя полторы мили до кинотеатра, купил билет на «Искателей». Я видел этот фильм еще несколько раз после, а тогда мало что понял – я смотрел его один. Тогда я понял, как важно, когда в такой момент твои родители рядом и держат тебя за руку в темноте кинотеатра.

– Какую роль сыграла ваша мама в вашем становлении как кинорежиссера?

– Моя мама сыграла огромную роль в моей жизни! И в фильме актриса Мишель Уильямс очень точно изобразила ее. Моя мама была крайне прямолинейна. И она умела наслаждаться каждым днем своей жизни. Если она что-то хотела сделать – то делала это! Если хотела запрыгнуть в армейский джип, собрать нас всех и поехать в пустыню Аризона смотреть на звезды, мы все, хотя это была ее идея, прыгали в джип и ехали смотреть на звезды.

Помню, всякий раз, когда я говорил маме, что собираюсь однажды снять фильм и рассказать в нем историю нашей семьи, она говорила: «Стивен, я дала тебе такой материал! Когда же ты, наконец, воспользуешься им?» (Смеется.) И во время пандемии эта мысль не покидала мою голову… В самом начале, весной 2020 г., я был настолько испуган происходящим в мире, что, когда мы все оказались дома и долго не выходили из него, я начал всe чаще думать про старость, про смерть. И эти страхи, что принесла пандемия, придали мне смелость наконец рассказать свои очень личные истории.

В этот период я оказался вовлеченным в два весьма личных фильма. Я всю жизнь хотел снять мюзикл, и «Вестсайдская история» – лучший мюзикл, когда-либо написанный для бродвейской сцены. Когда я был с ним уже на стадии постпродакшн, мы с Томом Кушнером начали писать сценарий «Фабельманов». И вот теперь я сижу перед вами и говорю: я не знаю, что я буду делать дальше. Понятия не имею! Это приятное и это ужасное чувство. Приятно, что я снова могу держать свою жизнь под контролем и делать то, что считаю нужным, делать собственный выбор в своей реальной жизни. Но мне надо работать дальше, я ведь люблю работать. И, наверное, это будет самый большой вопрос до конца года: я буду пытаться понять, что мне делать дальше.

– В «Шугарлендском экспрессе», «Близких контактах третьего уровня» и других ваших фильмах вы уже использовали эпизоды из своей жизни. Это делалось вами исключительно как психотерапия или потому, что эти истории из жизни на самом деле годятся для кино?

– Признаться, я никогда не думал об этом как о некоей терапии. Я брал эти истории из своей реальной жизни и переносил в фильмы, потому что они звучали в моей голове, как колокольчик, который звенит в голове и не дает покоя. Подобные травматичные истории случались со всеми нами, когда мы были молоды. У нас есть возможность выразить эту травму через живопись, музыку, дизайн, киноискусство, написание книг. Ты не хочешь этого делать, но делаешь это. Очевидно, я был очень травмирован в детстве распадом моей семьи, и меня привлекали такие темы, как сюжет «Империи солнца» – история мальчика, которого вой­на разлучила с родителями, и он попадает в японский лагерь для интернированных. Я уверен: если бы мои родители не развелись, я бы никогда не выбрал «Империю cолнца» в качестве фильма для своей режиссуры. Мне думается: всё, что с нами случается, так или иначе мотивирует нас принимать ключевые решения в нашей жизни.

– В фильме вы показываете вашу – в ту пору юного начинающего кинолюбителя – встречу с легендарным режиссером Джоном Фордом. Приди сегодня к вам молодой кинорежиссер, что бы вы сказали ему?

– Ну, уж точно я не скажу молодому режиссеру: «Пошел вон из моего офиса!», как когда-то мне Джон Форд! (Хохочет.) И в этом самая большая разница между нами. Но всё равно, он был и остается для меня одним из величайших кинорежиссеров на планете. Я всегда был и буду его поклонником. Эта сцена нашей встречи основана на моих воспоминаниях о том дне: я помню наш разговор слово в слово. И это, пожалуй, самая точная, дословно верная сцена во всeм фильме. Тогда я, признаться, был напуган тем, что Форд сказал мне, был смущен и пристыжен. И только 20 лет спустя я понял, что на самом деле он преподнес мне огромный подарок. Он не просто пригласил меня в свой кабинет, где я смог признаться ему лично, как сильно я люблю кино, как сильно я люблю его фильмы. На самом деле он дал мне несколько советов, которые оказались важными для меня. Пусть не в тот самый момент (тогда я еще учился в школе, мне было лет 16). Но советы, что дал мне Джон Форд, были подарком для меня. Пусть он преподнес их в очень грубой форме, как какой-то жесткий директор школы для мальчиков, но всe же это было то, за что я ему буду всегда благодарен.

– Какой совет вы сами дадите сегодня молодым режиссерам?

– Совет, который я обычно даю, касается не столько того, как сделать кадр интересным (как учил меня Джон Форд), сколько того, как найти интересные истории и как их интересно рассказать. Сегодняшние молодые режиссеры имеют возможность учиться у стольких великих кинематографистов! Да и у тех мастеров, кто работает сегодня. На самом деле, я сам много нового узнаю от молодых режиссеров, которые делают смелую, дерзкую работу в кино. Например, Дэн Кван и Дэниэл Шайнерт и их гениальная картина «Всё везде и сразу». Но есть одна вещь, которую я точно скажу: у вас должен быть под рукой хороший сценарий. Я всегда говорил, что, если текста нет на странице, его нет и в сцене. Я и вправду в это верю. Поэтому мой вам совет: если хотите стать режиссером кино, научитесь писать. А если чувствуете, что это не самая сильная ваша сторона, познакомьтесь с кем-то, кто умеет рассказывать истории и писать их. Потому что именно захватывающие истории дадут вам аудиторию.

Я также всегда говорю своим студентам-кинематографистам: не заботьтесь о больших вещах, они сами о себе позаботятся. Но вы должны изрядно попотеть над мелочами. Кино – это сумма деталей. И в каждой сцене, которую я снимаю как режиссер, должна быть причина. Если причины нет, просто вырежьте ее и не тратьте время впустую: вы даже сэкономите немного денег. Важно помнить, что в истории нет второстепенных, неважных персонажей. Снимать кино – это как строить картину из множества мелких плиток: когда вы соедините тысячу пластинок вместе, они образуют одно лицо. Вы, наверное, видели такие портреты, собранные из множества фотографий людей. И это то, чем на самом деле для меня является кино.

– На роль режиссера Джона Форда в фильм «Фабельманы» вы пригласили другого культового режиссера, Дэвида Линча. У вас ведь раньше снимался и сам Франсуа Трюффо!

– Знаете, Трюффо никто не любил. Потому что он всегда был ребенком. Точнее даже сказать, он был похож на название своего фильма: он был «диким ребенком». Я работал с ним как с актером на съемках фильма «Близкие контакты третьей степени». Но главное другое, могу вам признаться: одной из причин, по которой я снял «Инопланетянина», был Трюффо! Он тогда только что снял фильм «Карманные деньги», в котором работал с детьми. И помню, сказал мне на ломаном английском: «У тебя сердце ребенка. Поэтому тебе нужно снять фильм с детьми». И когда я писал сценарий «Инопланетянина», я всe время держал у себя в голове, что это Франсуа Трюффо был тем, кто сказал мне: «Ты должен снять фильм с детьми»!

– Кто еще из великих режиссеров оказал на вас влияние?

– Признаться, не было такого, чтобы я снял фильм и сказал бы: я снял его под влиянием кого-то. Я даже самому себе не произношу таких речей! И всякий раз, когда я собираюсь снять новый фильм, никогда не думаю о том, как мой фильм повлияет на кого-то. Хотя на меня самого повлияло много моих предшественников, и я знаю, что это такое – быть впечатленным чьей-то работой. Но дело в том, что мне просто некогда об этом подумать. Я всю жизнь словно бы мчусь в сверхскоростном пассажирском экспрессе, снимая фильм за фильмом. И так без перерыва на протяжении вот уже нескольких десятилетий.

– За свою жизнь вы сняли очень много фильмов. Есть ли среди них самый любимый?

– Все мои фильмы мне как дети, поэтому среди них нет любимого и нелюбимого. Но в то же время могу признаться, что самый сложный фильм, который я когда-либо делал, это «Челюсти». Физически сложный! А эмоционально самым тяжелым на протяжении многих лет для меня оставался «Список Шиндлера». Но сегодня я могу сказать, что больше всего своих эмоций я вложил в «Фабельманoв». И хотя я рассказываю в нем много забавных историй, я также открываю много травмирующих, драматических подробностей. Признаться, даже просто воссоздавая эти сцены, мне было очень-очень трудно пережить их снова.

– На Берлинском кинофестивале вам вручили почетную награду за заслуги всей жизни. Что она значит для вас?

– Эта награда заставляет меня делать то, что я, признаться, не часто делаю: рефлексировать, размышлять. А рефлексия для меня означает, что я не двигаюсь вперед, пока размышляю о прошлом, а провожу много времени в нейтральном положении, просто вспоминая… Когда три года назад я потерял своего отца, когда шесть лет назад я потерял маму, которая умерла в этот самый день, сегодня, только шесть лет назад: моя мама, Лия Адлер Спилберг-Познер... Так вот, когда моей мамы не стало, а отец был все еще жив, пандемия дала мне дополнительное время, чтобы произвести некий учет, оглянуться назад. Я обратился к своему прошлому, чтобы решить, какую историю я бы мог рассказать о годах своего становления. И в некотором смысле то же самое делает со мной эта награда за заслуги всей жизни. Она заставляет оглянуться в прошлое, задуматься. Для меня получить такую награду именно в Берлине – это честь!

– Вот уже 30 лет вы работаете с одним оператором – Янушем Камински. Почему?

– Мы познакомились, когда я искал оператора-постановщика для съемок «Списка Шиндлера». И, надо сказать, не нашел ни одного! Как-то я случайно смотрел по ТВ первый проект, снятый Дайан Китон в качестве режиссера. Фильм назывался «Дикий цветок». И я был впечатлен тем, как он сделан. Меня поразило использование теплых и холодных оттенков цвета в одном и том же кадре, этот художественный кинематографический вкус. Я еще не встречался с оператором, но уже нанял его, попросив снять пилотную серию для проекта, который я собирался продюсировать для ABC. Я хотел убедиться наверняка, что всё, что я увидел, не случайность. Он снял эту пилотную серию так, что я встретился с ним. Его звали Януш Камински, он был поляком. Тогда же в офисе я сказал ему, что хочу снимать черно-белое кино, и поинтересовался, снимал ли он когда-то такое. На что Януш сказал, что в Польше в киношколе они могли позволить себе только черно-белое кино. (Смеется.) Так что с Янушем Камински мы работаем вместе с 1993 г. над каждым моим фильмом. Над каждым! Наш с ним «брачный союз» определенно был заключен где-то на кинонебесах.

– После выхода в свет фильма «Список Шиндлера» вы основали фонд USC Shoah Foundation, который, вероятно, также входит в число важнейших достижений вашей жизни...

– Создание этого фонда стало величайшей общественной работой, которую я когда-либо делал! Дело в том, что этот фильм наложил на меня ответственность делать что-то, помимо кино. Фильмы, увы, имеют очень короткий срок годности с точки зрения внимания к проблеме. Когда я пригласил еще оставшихся в живых участников тех событий, людей, чьи имена были в списке Оскара Шиндлера, прийти и посмотреть, как мы снимаем фильм, некоторые из них попросили меня рассказать их истории. Когда режиссеру говорят: «Расскажите мою историю», обычно это означает «снимите фильм обо мне». Но это было другое! Эти люди хотели иметь возможность говорить о том, что с ними случилось, иметь возможность огласить свои воспоминания, свой опыт, рассказать обо всех, кого они потеряли. Все они росли в Венгрии, Польше, Германии до вой­ны, а затем случился Холокост… И мне пришло в голову, что мы создадим фонд, в котором будем сохранять эти свидетельства. И этот фонд стал для меня самой важной работой, когда-либо выросшей из моего фильма. Я очень горжусь им! И это то, чем я по сей день активно занимаюсь. Сейчас мы собираем свидетельства жертв геноцида армян, свидетельства из Сараево, Камбоджи, Руанды. Наш архив расширился за пределы Холокоста, вместив в себя истории других геноцидов. И важно, что именно Берлин стал нашей первой европейской штаб-квартирой фонда в 1994 г.

– Вот уже 55 лет вы снимаете кино. Что движет вами снова и снова делать это?

– Не думаю, что что-то изменилось за эти годы: всё то же самое. Мне кажется порой, что какие-то высшие силы кинематографической природы захватили меня и многих моих коллег, которые, как и я, много лет делают кино, занимаются искусством. И для этой природы я всё тот же ребенок. И всё те же чувства я сохраняю на протяжении этих десятилетий. И каждый раз всё тот же уровень возбуждения и волнения охватывает меня, когда мне в руки попадает нужная книга, новый сценарий или я сам придумываю идею, из которой, как мне кажется, выйдет хороший фильм. И это волнение захватывает всю мою жизнь, подчиняет себе всё, что в ней происходит. За исключением, разве что, рождения детей: это единственное, что можно сравнить с рождением идеи нового фильма. И это чувство для меня по-прежнему свежо.

– Какими словами вы сами можете рассказать о человеке по имени Стивен Спилберг?

– Я не выбирал свое имя, а получил его от своего отца. Это австрийское имя, которое означает в переводе Play Mount («горa игры»). Когда мне было 13 лет, я создал свою первую продакшн-кинокомпанию. Я тогда хотел подражать Paramount Pictures, поэтому назвал ее Play Mount Productions, зашифровав в этом названии фразу «горa игры». И, конечно, символом моей компании была гора: я немного обокрал тогда Paramount. (Смеется.) Сегодня у меня есть понимание, что та работа, которую я делаю как режиссер, – это игра. Если моя игра не соответствует уровню моей работы, тогда я не развлекаюсь, не веселюсь, делая ее. Так что даже в самых сложных, с точки зрения производства или эмоционально истощающих по теме, моих фильмах всегда было чувство игры, что позволяло мне добавлять юмора даже в самые печальные фрагменты истории. И, возможно, всё это связано с тем именем, которое когда-то дал мне мой отец.

 

Подготовила Мария ПАВЛОВА

По материалам пресс-конференции Berlinale International Film Festival