Солдат Швейк и евреи

«Солдат не должен думать, за него думает его начальство», «от стен полицейского управления веяло духом чуждой народу власти», «если уж меня один раз признали слабоумным, то мне это пригодится на всю жизнь», «никогда так не было, чтоб никак не было, всегда так было, чтобы как-нибудь да было», «сегодня у нас понедельник или пятница?», «наши войска отошли на заранее подготовленные позиции», «не все люди такие мерзавцы, как о них можно подумать», «убили, значит, Фердинанда-то нашего!», «и в этой атмосфере продажной любви, никотина и алкоголя незримо витал старый девиз: „После нас – хоть потоп“», «я стараюсь, как получше, а выходит так, что хуже не придумаешь», «в шесть часов вечера после войны», «самое лучшее – это выдавать себя за идиота», «те несколько дней, что я провел в сумасшедшем доме, были лучшими днями моей жизни... В сумасшедшем доме каждый может говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте»... Гашековские фразы, ставшие афоризмами.

Знаменитый чешский писатель-сатирик Ярослав Гашек написал около 1500 искрометных рассказов, юморесок, фельетонов, памфлетов. Но главное в его творчестве, конечно, создание бессмертного персонажа мировой литературы по имени солдат Швейк. Гашек сам служил в армии в Первую мировую войну и основу для многих приключений Йозефа Швейка, чеха из Австро-Венгерской империи, черпал из кастрюли событий своей собственной жизни. Присутствует в четырехтомном (незавершенном) романе «Похождения бравого солдата Швейка» и еврейская тема. Об этом и поговорим. «Ладно, – сказал Швейк, снимая трубку. – Я вам расскажу один случай, подходящий к нашему положению».

 

«Помните, скоты, что вы люди!»

Швейк одно время был денщиком у фельдкурата. «Фельдкурат Отто Кац, типичный военный священник, был еврей. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: архиепископ Кон тоже был еврей… У фельдкурата Отто Каца прошлое было еще пестрее, чем у знаменитого архиепископа Кона». Отто Кац учился в коммерческом институте, но «так прекрасно разбирался в вексельном праве и в векселях, что за один год привел фирму „Кац и K°“ к полному банкротству». Он не знал, где приклонить голову, и устроился на военную службу. Однако Кац «придумал еще одну блестящую штуку. Он крестился. Обратился к Христу, чтобы Христос помог ему сделать карьеру. Обратился доверчиво, рассматривая этот шаг как коммерческую сделку между собой и сыном божьим. Его торжественно крестили в Эмаузском монастыре… Экзамен на офицера сошел благополучно, и новообращенный христианин Отто Кац остался на военной службе». Он метил в военную академию, «но в один прекрасный день напился, пошел в монастырь и променял саблю на монашескую рясу. Он был на аудиенции у архиепископа в Градчанах и в результате попал в семинарию. Перед своим посвящением он напился вдребезги в одном весьма порядочном доме с женской прислугой на Вейводовой улице и прямо с кутежа отправился на рукоположение. После посвящения он пошел в свой полк искать протекции и, когда его назначили фельдкуратом, купил себе лошадь, гарцевал на ней по улицам Праги и принимал живейшее участие во всех попойках офицеров своего полка».

Будучи пьяным, Кац кричал: «Кто из вас умер, пусть явится в течение трех дней в штаб корпуса, чтобы труп его был окроплен святой водой…» А на проповедях в гарнизонной тюрьме говорил: «Вы, лодыри, никогда ничему не научитесь… Я за то, чтобы всех вас расстрелять… вы не хотите обратиться ко Христу и предпочитаете идти тернистым путем греха... Я просил бы там, сзади, не фыркать! Вы не жеребцы и не в стойлах находитесь, а в храме божьем… Помните, скоты, что вы люди… один что-то жует, словно родители у него были жвачные животные, а другой… ищет вшей в своей рубашке... Займитесь, черт побери, поисками Бога, а вшей будете искать дома!..»

Такой вот портрет еврея-священника. А также, как отмечал известный экономист и политик Гавриил Попов, периодически писавший и литературные рецензии, Гашек воздал сполна религии: «Разумеется… не вере как таковой, и даже не церкви вообще. Он заклеймил религию, добившуюся права быть государственной, стать структурой государства, частью армии».

А публицист Владимир Шлаин полагает, что вот этим «Помните, скоты, что вы люди!» Ярослав Гашек замечательно сформулировал «национальную» или «многонациональную» идею. «Кратко и емко. Если бы человечество прислушалось к этому совету, то жизнь могла бы стать лучше и приличнее».

 

Артистки-еврейки

Поручик Лукаш пошел из военного лагеря в город, «собираясь попасть лишь в венгерский театр в Кираль-Хиде, где давали какую-то венгерскую оперетку. Первые роли там играли толстые артистки-еврейки, обладавшие тем громадным достоинством, что во время танца они подкидывали ноги выше головы и не носили ни трико, ни панталон, а для вящей приманки господ офицеров выбривали себе волосы, как татарки. Галерка этого удовольствия, понятно, была лишена, но тем большее удовольствие получали сидящие в партере артиллерийские офицеры, которые, чтобы не упустить ни одной детали этого захватывающего зрелища, брали в театр артиллерийские призматические бинокли».

 

«Несчастных евреев избивали в кровь»

Уделяет внимание Ярослав Гашек преследованию евреев во время Первой мировой войны войсками Австро-Венгерской монархии. И здесь уже без юмора. «На станции Золтанец… пейсатые евреи в длинных кафтанах, собравшись в кучки, размахивали руками, показывая на тучи дыма на западе… стали кричать, что русские бомбардируют со стороны Грабова Каменку-Струмилову… Повсюду царила суматоха, никто не знал точно – перешли русские в наступление, приостановив свое отступление по всему фронту или нет. В главную комендатуру местечка патрули полевой жандармерии поминутно приводили то одну, то другую запуганную еврейскую душу. За распространение неверных и ложных слухов несчастных евреев избивали в кровь и отпускали с выпоротой задницей домой».

Непростые отношения были у евреев с чехами, так как немецкоговорящих евреев многие считали проводниками имперской политики Австро-Венгрии. Так, когда несколько евреев приветствовали солдат патриотическими приветствиями: «Хайль! Долой сербов!», чехи им «так смазали по морде, что они целую неделю потом не показывались на улицу». А «на углу Краковской улицы был избит какой-то бурш в карпорантской шапочке, закричавший Швейку: „Хайль! Долой сербов!“».

 

Алтарь от еврейской фирмы

Показывает писатель и роль евреев в бизнесе. Денщик, укравший у поручика Лукаша парадный мундир, продал его в еврейском квартале. Офицеры пьют еврейскую водку: «За неимением другого алкоголя пили простую хлебную водку, подкрашенную луковым отваром в желтый цвет. Еврей-лавочник утверждал, что это самый лучший и самый настоящий французский коньяк, который достался ему по наследству от отца, а тот унаследовал его от своего дедушки. „Послушай, ты, – грубо оборвал его капитан Сагнер, – если ты прибавишь еще, что твой прадедушка купил этот коньяк у французов, когда они бежали из Москвы, я велю тебя запереть и держать под замком, пока самый младший в твоей семье не станет самым старшим“».

Нуждается в евреях даже Католическая церковь: «…походный алтарь был изделием венской еврейской фирмы „Мориц Малер“, изготовлявшей всевозможные предметы, необходимые для богослужения и религиозного обихода, как-то: четки, образки святых».

Сатирически подан эпизод 1915 г., когда русская армия отступала из Галиции и австрийская часть оказалась в галицийском местечке, сильно истощенном войной. Бегали, искали пропитание, но «повсюду им отвечали, что москали все или съели, или забрали». Разбудили и еврея в корчме. Он «стал рвать на себе пейсы и сожалеть, что не может услужить панам солдатам». Затем «пристал к ним, прося купить у него старую, столетнюю корову, тощую дохлятину: кости да кожа. Он требовал за нее бешеные деньги, рвал бороду и клялся, что такой коровы не найти во всей Галиции, во всей Австрии и Германии, во всей Европе и во всем мире». В конце концов у него купили «эту дохлятину, которой погнушался бы любой живодер». А еврей еще долго «плакал, что его окончательно погубили, уничтожили, что он сам себя ограбил, продав задешево такую великолепную корову». Потом он вдруг стряхнул с себя всю скорбь, пошел домой в каморку и сказал жене: «Elsa lébn (Эльза, жизнь моя), солдаты глупы, а Натан твой мудрый!»

А с коровой потом солдаты изрядно намучились – «повар в полном отчаянии стряпал офицерский обед из кусков этого скелета». «Корова оказалась такой бессовестной, что даже супа из нее не удалось сварить: чем больше варилось мясо, тем крепче оно держалось на костях… такое твердое мясо, что им можно резать стекло». Попробовали было сделать бифштекс, но поняли, что о нем не может быть и речи, и решили ограничиться гуляшом, при том что ужин поспеет лишь к утру. В дальнейшем, если бы перед боем командиры напомнили солдатам об этой корове, «вся одиннадцатая рота со страшным ревом и яростью бросилась бы на неприятеля в штыки».

А бывало и так, что торговля завершалась для евреев печально: «За вокзалом гонведы-гусары поймали двух польских евреев, отняли у них корзину с водкой и, придя в хорошее настроение, вместо платы били их по мордам. Делали они это, по-видимому, с разрешения начальства, так как рядом стоял их ротмистр и, глядя на эту сцену, довольно улыбался. Тем временем за складом другие гонведы-гусары залезли под юбки чернооких дочерей избитых евреев».

 

Христианин и еврей

После боя фельдкураты пошли причащать на поле битвы, «с ними пошел и раввин посмотреть, нет ли там какого-нибудь умирающего еврея, которому он мог бы подать духовное утешение». Под кустом они нашли двух раненых солдат. Один – христианин, другой – еврей. Фельдкурат объявил своему отпущение грехов, подал ему духовное утешение: «Сын мой, – говорил он, – раны твои тяжки, и жизнь твоя на исходе; но не страшись, ибо еще сегодня ты узришь лик господень и вечно будешь с восторгом созерцать его». Солдат поцеловал распятие и умер. «Раввин тоже помолился над солдатом-евреем, тоже захотел влить в его душу утешение на дальний путь и говорит ему: „Моисей, я вижу, что не долго тебе уж оставаться тут, но не тужи, потому что для всех наступает час, когда надо оставить свои дела. И ты умрешь так скоро, что еще сегодня будешь ужинать с Авраамом“. Тогда солдат плюнул и со вздохом ответил: „Видит Бог, что мне вовсе не хочется жрать!“».

 

Швейк – еврей

Швейка, одетого в русскую шинель и фуражку, ошибочно приняли за сбежавшего пленного русского. Солдат-мадьяр бил его прикладом по плечу и называл «русской свиньей». Когда у пленных спросили, кто говорит по-немецки, «из толпы выступил Швейк и с радостным лицом устремился к писарю, который велел ему немедленно следовать за ним в канцелярию».

Писарь уселся «за груду бланков, в которые вносились фамилия, происхождение, подданство пленного, и тут произошел забавный разговор по-немецки:

– Ты еврей? Так? – спросил он Швейка.

Швейк отрицательно покачал головой.

– Не запирайся! Каждый из вас, пленных, знающих по-немецки, еврей, – уверенно продолжал писарь-переводчик. – И баста! Как твоя фамилия? Швейх? Ну, видишь, чего же ты запираешься, когда у тебя такая еврейская фамилия? У нас тебе бояться нечего: можешь признаться в этом. У нас в Австрии еврейских погромов не устраивают. Откуда ты? Ага, Прага, знаю... знаю, это около Варшавы. У меня уже были неделю тому назад два еврея из Праги, из-под Варшавы».

«Еврейское происхождение» Швейка не помешало писарю назначить его старшим среди пленных в эшелоне: «К вечеру ты перепишешь мне фамилии всех остальных пленных. Будешь получать на них питание, разделишь их по десяти человек. Ты головой отвечаешь за каждого! Если кто сбежит, еврейчик, мы тебя расстреляем!».

 

Кадет Биглер

Встречается еврейская тема у Ярослава Гашека и в некоторых других местах. Например, монах из монастыря повесился из-за еврейки, а в шкафу Швейка висела его фуражка с вылинявшим девизом «В интересах евреев»… Нелицеприятную порой иронию Гашека, конечно, нельзя воспринимать как проявление антисемитизма, в своей книге он смеется над «детьми разных народов». А больше всего могут «обижаться» сами чехи. За Швейка и иных чешских героев. Это гашековское сатирическое, где-то, возможно, гротескное отображение реалий, с которыми он сталкивался, его усмехающийся взгляд на жизнь. Даже став в 1909 г. редактором серьезного академического журнала «Мир животных», под видом истины Гашек опубликовал несколько заметок о… псевдонаучных открытиях и несуществующих животных. Разумеется, подходить к творчеству Гашека нужно с чувством юмора. В какой-то степени сатира писателя напоминает многочисленные еврейские анекдоты, которые часто сами евреи и придумывают. Умение в меру посмеяться над собой – признак уверенности в своих силах.

И еще одно доказательство «вненациональности» Гашека, которое прослеживается в тексте романа, – комический персонаж, кадет Биглер. Это взводный командир, только окончивший школу вольноопределяющихся, кандидат в офицеры. По сути, еще мальчишка, амбициозный ура-патриот, романтик с грезами о великих победах, блистательной карьере и собственных мемуарах о войне. Хотя еще не офицер, но его тетрадка озаглавлена «Схемы выдающихся и славных битв австро-венгерской армии, составленные императорским королевским офицером Адольфом Биглером». Усердно читал книгу «Самовоспитание к смерти за императора».

Однажды во сне подозревает, что ему был присвоен чин генерал-майора и он оказался у врат небесных: «Посреди комнаты, на стенах которой висят портреты Франца-Иосифа и Вильгельма, наследника престола Карла-Франца-Иосифа, генерала Виктора Данкеля, эрцгерцога Фридриха и начальника генерального штаба Конрада фон Гетцендорфа, стоит господь Бог.

– Кадет Биглер, – строго спрашивает Бог, – вы меня узнаете? Я бывший капитан Сагнер из одиннадцатой маршевой роты…

– Кадет Биглер, – возглашает опять господь Бог, – по какому праву вы присвоили себе титул генерал-майора?..

Уста господа Бога вещают:

– Бросьте его в сортир! 

Кадет Биглер проваливается куда-то, откуда несет страшной вонью».

Как потом заключает лекарь, «кандидат в офицеры просто обделался… самый простой и обыкновенный случай». Человек выпил коньяку больше, чем следовало, объелся трубочек с кремом и обделался во сне. Чтобы такое дело не получило огласку, кадета сдают в госпиталь со справкой, что у него дизентерия… «Одно дело – обделавшийся кадет, другое – кадет, заболевший дизентерией». Затем Биглер попал в холерный барак и был объявлен «носителем холерных бацилл».

Что весьма показательно: у Биглера был прототип – еврей по имени Ганс Герман Густав Биглер, прошедший всю войну, с офицерским чином после первого же сражения. Прозаик Сергей Солоух, автор книги «Комментарии к русскому переводу романа Ярослава Гашека „Похождения бравого солдата Швейка“», подчеркивает, что прототип Биглера «довольно храбрый и не лишенный юмора господин, ведший свою родословную от дедушки с бабушкой из городка Колодее-над-Лужницей, такого, скажем, эквивалента Бердичева в Южной Чехии. Но вот несмотря на то, что уже родители Ганса Густава перешли в лютеранство и он сам был христианином, это второе по счету поколений омовение в купели не могло ничего сделать с его внешностью. Выраженно еврейской».

Об этом оставили заметки те, кому довелось служить в одном полку с Гашеком и Биглером и учиться с ними в одной школе вольноопределяющихся. «Но Гашек об этом не говорит ни слова. Просто не упоминает. Вот вам и вся его позиция по еврейскому вопросу. Весьма, скажем так, отличная от взглядов автора другой популярной книги XX столетия и также бывшего ефрейтора».

Еврейской тематики у Гашека вообще не так-то и много. Будь он антисемитом, ее было бы намного больше. И национальность попадавшего в нелепые ситуации литературного Биглера была бы указана. Сатирик Михаил Задорнов рассказывал на одном из концертов, что как-то в Израиле его слегка упрекнули в шутках о евреях, и в ответ он сказал, что о русских и американцах шутит гораздо больше. После чего ему сказали: вы могли бы писать о нас и почаще. Нечто подобное можно адресовать и Гашеку.

 

«Не по морде, а по паспорту»

Правда, еврейские темы есть не только в «Швейке», но и в рассказах Ярослава Гашека. А «Еврейский рассказ из Запустны в Галиции» лучше не читать, настолько он напичкан негативными персонажами-евреями и антиеврейскими стереотипами. А юмор уже переливается через край, лишен границ, чувства меры. Вполне себе антисемитское произведение, если рассматривать его отдельно от остального творчества Гашека. В таком случае легко можно записать автора в антисемиты. Сегодня приличное издательство такого бы не опубликовало. Впрочем, акцент там сделан не на взаимоотношениях евреев с другими народами, а на отношениях евреев друг с другом: «Зеви Ашер и Якоб Тхар… оба были евреи, но ненавидели друг друга насмерть». И опять же – как и в «Швейке» – прочтение других рассказов Гашека показывает, что его «рассказная» сатира носит вненациональный, наднациональный характер.

А в некоторых произведениях он не просто смеется над представителями иных национальностей, но и ужасается, осуждает за антиеврейские преступления. Возьмем рассказ «Уши святого Мартина Ильдефонского». Средневековье, католическая инквизиция, Испания, Толедо. Аббат Фернандо организовал в пещере явление… святой Цецилии, для чего воспользовался глупой пастушкой, с которой монахи часто занимались амурными делами. Затем глупая пастушка «родила мальчика с шестью пальцами на ногах и руках», и слухи о чуде, о ребенке, родившемся от святого духа, распространились с быстротой молнии по всей Испании. После этого «в Толедо поймали еврея, притащили его к пещере и торжественно сожгли в честь св. Цецилии. На это интересное зрелище приезжала посмотреть даже сама королева с маленьким инфантом, который хлопал в ладоши и даже изволил подложить немного хворосту на костер».

Второй эпизод рассказа: «…по улицам Толедо потянулись толпы фанатиков, кричавших: „Да здравствует св. Мартин Ильдефонский, исповедник королевы Изабеллы Католической!“… К толпе вышел монах из братства св. Якова и произнес речь, что король Фердинанд, который двести лет тому назад отрезал уши св. Мартину Ильдефонскому, был тайным последователем еретического учения альбигойцев и беггардов (средневековые секты. – А. К.). Затем он только намекнул, что не мешало бы устроить маленькую Варфоломеевскую ночь для еретиков и евреев. Этот его намек был прекрасно понят и с необычайным рвением приведен толпой в исполнение; правда, верующие больше обращали внимание на еврейские магазины, чем на беггардов. Так, долго можно было наблюдать, как Христово воинство растаскивало перины из еврейских домов с криками: „Да здравствуют уши святого Мартина Ильдефонского!“».

Или вот рассказ «Дневник попа Малюты» о Гражданской войне в России, о православных и мусульманах. «Архипастыри, пастыри и все верные чады православной церкви российской вместе с царем всероссийским Александром IV (Колчаком) объявили гонения на язычников-большевиков. Из нашей братии сформирован батальон, к которому прибавили два батальона из татар и башкир. Это полк Иисуса Христа». Дальше узнаем, что в Уфе полк устроил еврейский погром: «Всякий, кому дорога возобновленная родина и жизнь церковная, кто дорожит святым учением евангельским, кому дороги заповеди Христовы, шел бить евреев. Я сам зарубил шашкой на центральной улице одну старушку. Да укрепит нас господь на служение правде божией и на славу временного сибирского правительства!.. Завтра преосвященный епископ Андрей устроит ход по всему городу. После крестного хода опять будет еврейский погром, так как уфимский гарнизон, бригады уральских горных стрелков нуждаются в обмундировании».

Вот так Гашек «троллил», выражаясь современным сленгом. Такова была природа бескомпромиссного гашековского юмора и сарказма.

Автор комментариев к «Швейку» Сергей Солоух справедливо и метко отмечает, что особенность восприятия народов у Гашека – «не по морде, а по паспорту». Так как чешские евреи обычно совершенно не отличались от немцев, то в тексте у Гашека они идентифицируются только тогда, когда они уже не немцы, – в Галиции. А на восточной стороне Буга евреи у Гашека, «лишившись в очередной раз кип и пейсов, теперь уже русские». Или другой пример: Ярослав был коммунистом, и, по многочисленным воспоминаниям его друзей и знакомых, главным русским большевиком в его сознании был Лев Троцкий. «Творчество и жизнь автора „Швейка“ на фоне еврейской темы – это свидетельство того, каким мог бы быть мир подлунный, не будь в нем такой чушни не в строчку, как дело Дрейфуса или же Бейлиса».

 

Александр КУМБАРГ