И снова о големе

В прошлом году состоялась 26-я церемония вручения крупнейшей негосударственной литературной премии Польши Nike. Среди семи финалистов был роман «Голем» 46-летнего Мачея Плазы. Писатель, переводчик, доктор гуманитарных наук Плазa уже во второй раз попадает в финал Nike. Ранее это было в 2016 г., когда вышел сборник рассказов литератора «Skoruń». Плаза – пока единственный поляк, ставший в 2018 г. лауреатом Центральноевропейской литературной премии «Ангелус», которую он получил за свой предыдущий роман «Робинзон в Болехове».

 

Развитие легенды

Действие «Голема» (издательство W.A.B.) происходит в Подолье в начале XX в. Писатель обратился к давним еврейским легендам, погружается в хасидскую культуру, черпает вдохновение в шедеврах еврейской литературы. Почему Плаза взялся за роман именно с такой тематикой? Объясняет oн это так: «Меня давно завораживают такие персонажи, как Голем или же монстр Франкенштейна. В легендах они созданы по человеческому обличью, в них есть нечто человеческое, может быть даже сверхчеловеческое. Увлекает меня и сама идея создания существ, повторяющая акт создания не только тела, но и наделения его неким сознанием, восприимчивостью. Однако я знал, что моя книга не будет эклектичным рассказом, я хотел опираться на бытовавшие в Польше еврейские легенды».

Плаза стал углубляться в тему, и его впечатлила как сама история голема, так и то, как этот персонаж путешествовал из века в век. Писатель восхищался тем, какое значение персонаж занимал в еврейской мысли, особенно в каббалистической. Легенда о големе имеет давнюю историю, она исходит из самых основ иудаизма, повествует о повторении человеком акта творения и даже дает намек на сотворение души, хотя голем, существо, созданное из глины по нашему подобию, имеет только душу низшего рода, называемую на иврите nephesh, те есть инстинктивную, животную.

Изучение Плазой многочисленных материалов привело его на обширную территорию еврейской религиозности и духовности и, наконец, в местечко Подолья, где и возникла современная легенда о големе. Сейчас каноническая история о нем, защищающем евреев от угрозы погрома, обычно ассоциируемая только с чешской Прагой XVI в. Но изначально изложил легенду на бумаге Иегуда Юдл Розенберг (1860–1935), который был раввином в Тарлуве, Люблине, Варшаве и Лодзи. Его книга «Чудеса Маараля», изданная анонимно в 1909 г., принесла широкую известность легенде о големе. Возможно, именно таким способом раввин хотел утешить сердца евреев, живших в Восточных Кресах в царской России, где в то время множились погромы евреев. Книга Розенберга, написанная на иврите, быстро переведенная на идиш и немецкий язык, приобрела огромную популярность среди восточноевропейского еврейства. И Плаза решил отправить своего голема именно туда, где, по мнению Розенберга, он был нужен больше всего, то есть на Подолье, в местечко, где живут хасиды. Они, как отдельное ответвление ортодоксальной еврейской культуры, очень увлекли писателя. Он открыл для себя оригинальный литературный жанр – хасидские предания. Плазу очаровала религиозность хасидов – мистическая и в то же время радостная, экстатическая. Его также вдохновила институция цадиков – религиозных лидеров хасидской общины, окруженных ореолом святости, часто считавшихся чудотворцами. К ним совершались паломничества, им вручали записки с просьбами о молитвах и благословениях, к их одеяниям прикасались как к реликвиям.

 

В ожидании Голема

В романе «Голем» абзацы-главы сначала короткие, потом занимают несколько страниц кряду, словно рассказчик впадает в транс хасидского предания. Плаза поясняет: «Это была хорошо продуманная тактика. Работа над „Големом“ и его манерой изложения была напряженной, но недолгой. Включая работу над подготовительными заметками и набросками, я написал эту книгу менее чем за год. Были моменты, когда мне казалось, что она пишется сама по себе, как в трансе. Так было, например, с образом Ширы, дочери цадика. Фраза „Они торопились“ пришла мне на ум как начало рассказа о ее судьбе, а потом все пошло словно без моего участия. Словно нашелся сам собой тон повествования, словно сама по себе родилась драматургия. Это стало возможным благодаря тому, что я пропитался стилем хасидских преданий и самых ярких примеров еврейской литературы. У меня было впечатление, будто Шира и другие персонажи „Голема“ использовали меня как рассказчика».

Плаза хотел, чтобы местечко из его романа не было похоже на открытку. Благодаря прочитанному материалу он знал, как «обустроить» местечко так, чтобы оно не казалось схематичным и поверхностным и в то же время оставалось не совсем прозрачным для читателя, дабы возникало впечатление некоторой загадочности. Для этого писателю пришлось использовать многие элементы и манеры речи, характерные для еврейского мира. В «Големе» много молитвенного языка, цитат из Библии, в основном псалмов.

Главный герой романа – Рафаэль, «хромой великан», бродяга, с приходом которого в местечко Лишчиски начинается действие «Голема». Кто это – целитель, мошенник или посланник Вечного? Но и сам писатель не может дать ответ на вопрос. Плаза поясняет: «Это немного похоже на случай с Беккетом. Когда его спросили, кто такой Годо, писатель ответил, что если бы знал, то написал бы об этом в пьесе. Конечно, я тщательно продумывал этого персонажа, я знал, что будет делать и чувствовать Рафаэль, но его глубочайшая сущность для меня тоже загадка. Жители города, в который он приезжает, строят о нем всевозможные догадки, да я и сам не могу решить, какая из них верна. Может быть, Рафаэль – мессия, может быть, один из праведников, которые бродят по миру непризнанными и несут его бремя на своих плечах, а может, это сам Голем, вынесенный в заглавие? На последнее указывала бы его осанка, неуклюжесть».

Персонаж Рафаэля напрямую вдохновлен тем моментом из классической истории о големе, в которой его создал для защиты евреев от погрома пражский раввин Маараль Йегуда Бен Бецалель. Он советует своим ученикам распространить слух, будто созданный им голем – это всего лишь бродяга, пришедший неведомо откуда и сидевший у дверей синагоги в ожидании неизвестно чего. Плаза говорит: «Я подумал: а что, если бы случилось нечто в таком духе? Рафаэль появляется в Лишчисках неожиданно, словно из ниоткуда, он чужой и в то же время какой-то свой, он сливается с местным сообществом, но при этом интригует и тревожит его».

Хасидский мир патриархален, но Плаза почувствовал необходимость показать общину хасидов и с женской точки зрения. Жена раввина, ребецин, – персонаж, прочно присутствующий в еврейской культуре. Жить рядом с человеком, который был лидером религиозной общины и считался святым, было и большой ответственностью, и большой честью. Но в «Големе» писатель попытался выделить ребецин из фона и наделить ее голосом. Еще один женский персонаж, Шира, как и Рафаэль, главный герой «Голема», является своего рода аутсайдером в хасидском сообществе. Она живет в рамках этой традиционной и строгой культуры, но в силу своего развитого ума и впечатлительности чувствует обособленное положение в общине. Отмеченная судьбой, она долго хранит молчание, ибо является дважды вдовой, что суеверные евреи расценивали как знак проклятия – оба ее мужа, братья, умерли вскоре после женитьбы. Женщины, живя в ортодоксальной еврейской культуре того времени, не имели полного доступа к глубочайшему истоку еврейской культуры – к ивриту, а пользовались молитвенниками, написанными на идише. Шира сама задается вопросом, кто она, каково ее место в мире и перед Богом и что ей предписано судьбой.

 

Анатомия погрома

Плаза не хотел, чтобы события его романа разворачивались слишком близко ко Второй мировой войне. Он стремился к тому, чтобы в книге отсутствовал призрак надвигающегося Холокоста. И избрал за отправную точку событий своего «Голема» 1910 г., когда еще существовал архаичный мир хасидов, с разветвленной структурой хасидских семей, паломничествoм к цадикам, устроением свадеб, но это был момент, когда устои закрытой еврейской культуры начали сотрясаться. Вот потому даже в Лишчисках писатель обозначает первые признаки тогдашней современности, среди евреев появляются социалистические и освободительные идеи, начинается эмиграция в Америку. Боаз, второй муж Ширы, противится воле семьи, он хочет освободиться, у него нет намерения быть очередным святым человеком, он едет в большой город, чтобы заниматься светской учебой. По мнению Плазы, 1910-й был последним годом, когда еще можно было запечатлеть медленно разрушающуюся традиционную еврейскую культуру.

События в «Големе» происходят спустя несколько лет после того, как в Санкт-Петербурге были опубликованы печально известные «Протоколы сионских мудрецов» – антисемитская мистификация, сфабрикованная в России царской охранкой. Хрупкое равновесие, в котором жили еврейская и нееврейская общины небольших городков – то есть украинская, польская или русская, – могло быть легко нарушено, особенно когда власти не только терпимо относились к проявлениям антисемитизма, но даже одобряли его. В «Големе» Плаза реконструирует ход погрома. Правда, он заканчивается совсем не так, как задумано погромщиками. Но всe равно писатель обращает внимание на ту напряженность, которая царила в первое десятилетие XX в. на Подолье и в целом в Восточной Европе, упоминает о печальных событиях в Кишиневе и Киеве.

Плаза говорит: «Анатомия погрома, то есть то, как он начинается, как развивается, как погромщики указывают на предполагаемого врага, как происходит всплеск агрессии, – всe это неизменно на протяжении веков. Погромы обычно являются побочным эффектом социально-экономических изменений или военных конфликтов, революций или восстаний. Евреи Восточных Крес передавали память о погромах из поколения в поколение со времен восстания Хмельницкого, поэтому чутко относились к нарастанию враждебных настроений. Угроза присутствовала всe время, часто достаточно было банального предлога – и уже горели дома, лилась кровь».

 

Сергей ГАВРИЛОВ