«Россия никогда не будет свободной»

Аркадий Майофис родился 30 мая 1962 г. в Томске. Еще школьником посещал кружок телевидения Томского городского Дворца пионеров, где, по его словам, влюбился в ТВ. После окончания отделения журналистики филфака Томского университета начал журналистскую карьеру в отделе новостей Томского государственного телевидения, сначала корреспондентом, затем стал начальником отдела. В конце 1990 г. основал одну из первых в СССР негосударственную телекомпанию ТВ-2. В 2001 г. Майофис возглавил холдинг «Томская Медиа Группа», куда, помимо ТВ-2, во­шли все созданные за предыдущие годы телекомпании, радиостанции, рекламные агентства. 9 февраля 2015 г. Аркадий эмигрировал из России. В настоящее время он израильский бизнесмен, работает на рынке подарочных сладких съедобных сувениров под брендом Yoffi (слово означает «красота» на иврите и часть фамилии семьи Майофисов).

У нас долго не складывалось с этой беседой. Иногда о переносе просил я. Чаще – один из самых известных в свое время российских медиаменеджеров, доказавший, что для производства классного информационного продукта необязательно жить в Москве. А потом доказавший, что в Израиле человек может всё, даже если ему за 50 и жизнь, казалось бы, разбита вдребезги.

Аркадий Майофис – человек, который никогда не держит в кармане фигу. Он ее держит в яркой упаковке. И продает по всему миру. Вместе с финиками и другими вкусностями земли израильской.

 

– Судя по тому, что мы с вами несколько раз переносили разговор, у вас хлопотные дни. Эхо вой­ны?

– Всё вместе. Люди новые приезжают. Дети, работа…

– Не собирался вначале задавать такой вопрос, он немного не по теме. Но не смог удержаться, беседуя с человеком, который, как мне представляется, чувствует Путина. Вы понимаете, зачем он это всё?

– Думаю, он уверен, что это всё соответствует, так сказать, чаяниям российского народа. До сих пор всё, что он делал, этим чаяниям соответствовало. Путин – не городской сумасшедший. Он плоть от плоти своего народа, этим народом избранный. Он порождение российской империи и имперского сознания. Нельзя понять Путина, не понимая российского народа.

– Похоже, вы пессимист с точки зрения ожиданий от российского общества, от его развития?

– Если вы спросите меня, например, будет ли Россия когда-нибудь свободной, то я, конечно, пессимист. Россия никогда не будет свободной. За исключением небольших отрезков времени, когда власть в стране временно возьмут приверженцы демократии, верховенства права и тому подобного. Эти люди приходят к власти в России в период экономических проблем в стране и угрозы голода. В такие моменты россиянам начинает казаться, что необходимы демократические преобразования. Но как только угроза голода исчезает, народ приходит в себя и легко отказывается от наваждения, то есть от своих прав, и с радостью в количестве примерно 80% населения страны возвращает власть «имперцам». И так по кругу. Относительно скоро как раз должен наступить короткий период демократии. К этому приведут санкции и неизбежный проигрыш в вой­не. И, как следствие, огромные экономические проблемы. Чисто теоретически в этот момент у России появится очередной исторический шанс расстаться со своей имперскостью и перестать уже вылезать за пределы собственных границ и больше заботиться о своей стране и своем народе. Но лично я в долгосрочность этого не верю.

– Ваше, из Facebook: «Последние недели почти каждый день я общаюсь со своими бывшими соотечественниками – умными, совестливыми, талантливыми, профессиональными. И потерянными, растерянными, потерявшими деньги, работу, не представляющими даже самых ближайших своих перспектив. Почти все они хотели бы вернуться, вернуть свою прежнюю жизнь, профессию. Часть из них уедет назад. Часть переедет в другую страну, а кто-то, как и я семь лет назад, останется в Израиле. Конечно же, я хочу, чтобы последних было большинство. Но… будет как будет…» В этих словах мне чудится и надежда, и неуверенность, и даже разочарование.

– Точно нет тут разочарования. Есть горечь. Боль за тех людей, у которых сломалась жизнь (не говорю сейчас об украинцах, у них сломалось вообще все). Эти лучшие люди России не заслуживали такого поворота. Каждый в отдельности, персонально не заслуживали. Многие из них сейчас в Израиле. У них сейчас очень тяжелое время. Но они справятся. И у меня есть надежда, что кто-то из них примет решение здесь остаться. Я хотел бы, чтобы таких людей было больше.

– Вы сказали «сейчас тяжелое время». А сколько это может продлиться? Два месяца, три? И вообще, есть ли тут временные границы, ну хотя бы исходя из вашего личного опыта?

– Эта волна алии…

– Я называю ее постпутинской алией.

– Нормально, берем как рабочее название. Так вот, ее представители сейчас, естественно, живут интересами России. У них всё – творчество, карьера, заработок, вся жизнь – связанo с Россией. Если они останутся в этих «российских рамках», то в Израиле смогут закрепиться лишь единицы из них. Невозможно из Израиля заниматься Россией, если ты не профессор университета, занимающийся творчеством Пелевина (я не знаю, есть ли такие здесь вообще). Чуть больше шансов у тех, кто начнет работать в израильской русскоязычной среде. Но все равно найти работу в этом сегменте тоже будет очень сложно. «Русский» рынок в Израиле – не устаю говорить об этом – очень мал. И он, как ни странно, уменьшается. «Русских» магазинов, условно говоря, больше не становится. Мои ивриторусскоговорящие дети шпроты не едят и даже не знают, что это такое. В полной мере это касается и русскоязычного медийного рынка. Исключения, разумеется, бывают. Тот же книжный магазин «Бабель», ставший центром русской культуры в Израиле. Русская культура и русскоязычная культура вообще сейчас переживает подъем, возможно, сопоставимый с тем, что было в Израиле в конце 1990-х – начале 2000-х. Но это гуманитарный расцвет, если так можно сказать, а не экономический, в отличие от тех лет, когда оба эти процесса совпали. Если же говорить о сроках… То, думаю, года три надо.

– Отъезд из России начинает походить на обвал в горах: количество покидающих Россию стремительно растет. По данным «Натива», 12–13 тыс. российских евреев выразили заинтересованность в иммиграции в Израиль. У вас есть какие-то статистические данные по количеству желающих репатриироваться из России?

– После оккупации Крыма, с 2014 г. по конец 2021-го, как я слышал, из России и Украины приехало около 90 тыс. человек. Сейчас, по ощущениям, будет больше. Тогда решение о переезде люди принимали рационально. То есть порыв мог быть и эмоциональным, но их никто не гнал, было время подумать и подготовиться. Сейчас – вой­на. Многие просто сбегают. Бегут туда, куда проще. А проще всего человеку с еврейской кровью уехать в Израиль.

– Мой хороший знакомый в Москве говорит, что очередь в посольство Израиля – на год вперед. На ваш взгляд, Израиль как-то может ускорить процесс репатриации для граждан России?

– Израиль как государство в этом смысле уже сильно удивил. Он уже сделал все, чтобы эти потоки ускорить. Вообще не ожидал, что национальная бюрократическая машина, связанная с вопросами репатриации, будет так быстро ехать и на ходу перестраиваться. Первые дни вой­ны механизм еще давал сбои, барахлил иногда. Но вообще, с моей точки зрения, произошло чудо. Его сотворили «Натив», МИД, «Сохнут» и, что самое поразительное, МВД – одна из самых закостенелых структур великой израильской бюрократии.

– Вы известная фигура в Израиле, занимаетесь обустройством вновь прибывших. Простите, а зачем это вам, преуспевающему предпринимателю? Вам мало головной боли с финиками?

– Финики, кстати, прекрасно влияют на функции головного мозга (смеется). Мы же все новые репатрианты. Мы все через это прошли. Семь лет назад я сам оказался в Израиле, почти в такой же ситуации, что и нынешние, «постпутинские», как вы говорите. Я тоже бежал от путинского режима. И мне помогало огромное количество людей. Я был окружен морем тепла и заботы. Пришло время отдавать долги. Вокруг меня все занимаются вновь прибывшими. И те, кто приехал 50 лет назад, и кто полтора года. Мы в шутку называем себя «маленькими „Сохнутами“». Моя дочь Лиза, например, помогает с поиском квартир, переводом договоров аренды или типа того. Я в этом смысле совершенно бесполезен, но стараюсь людей сводить друг с другом, просто поддерживать психологически.

– Власти страны, занимающиеся вопросами репатриации, с вами когда-либо связывались с учетом темпов и проблем с репатриацией «постпутинской алии»?

– В этом, кажется, нет никакой необходимости. Власть помогает своими способами, мы – своими.

– Довлатов – он как Ленин: его цитаты применимы почти ко всем сферам жизни. Вот что Довлатов писал в середине 1970-х, на пике эмиграции из СССР в США: «Грамотеев хватает. Из одних докторов наук можно сколотить приличную футбольную команду». В Израиле сейчас примерно такая же ситуация, разве что не с докторами наук, а с гуманитариями. Чем они могут тут заняться, если говорить о профильном занятии?

– Большой, сложный вопрос. Я сейчас имею в виду прежде всего выдающихся людей, по-настоящему высоких профессионалов в гуманитарных сферах (а не тех, кто лишь сам себя таковым считает). Надо думать, как помочь этим людям себя здесь найти. Представим, а сейчас это представить легко, что в Израиль приехало, скажем, 15–20 русскоязычных актеров мирового уровня. Можно, конечно, отмахнуться, мол, это их проблемы. Но мне кажется, это неправильно.

– Так что делать, как снискать хлеб насущный, спрошу словами Балаганова.

– Надо думать. Сейчас самое время это обсуждать. И израильскому обществу, и государству.

– Спрашиваю у человека, чья периферийная (по географическому показателю, только по географическому) медийная компания брала «Тэфи» с такой же регулярностью, как Месси брал «Золотой мяч». А потом уехал в Израиль, где показал всем нам фигу. И инжир. И прочие сувенирные вкусности. Как переживается такой переход из одного статуса в другой?

– Вам ли спрашивать? Тоже, небось, это прошли.

– Было, прошел, хлебнул.

– Мы все пережили это. У меня это усугублялось возрастом, 53 года. Всю жизнь я был довольно успешен. А тут пришлось круто все менять, с нуля. Мы все – обнуленцы (смеется).

– Что посоветуете людям, которые в какой-то момент могут почувствовать: всё, нет больше сил, сдаюсь?

– Не люблю давать советы (да-да, есть еще израильтяне, которые не любят давать советы), но раз спрашиваете… Нельзя рассматривать вариант «вернуться». Даже когда невмоготу. Всё, приехали. Только в этом случае ты начнешь воспринимать Израиль своей страной. А не перевалочной базой.

– Самый необычайный случай в вашем опыте обустройства вновь прибывших?

– Меня как-то спросили: а какие города, кроме Тель-Авива, здесь еще есть? Это к вопросу, где жить новому репатрианту.

– И где?

– В Израиле, как известно, плохо жить хорошо везде. Но мне лучше всего в многочисленных населенных пунктах вокруг Тель-Авива. Когда же мне надоест продавать финики, я уеду в кибуц на север. Если возьмут.

– Общаюсь с друзьями и знакомыми, разбросаны они по всему миру. Нередко слышу, что жители тех мест, куда эвакуировались беженцы, недовольны их поведением. Мол, заносчивы бывают, неблагодарны, ну и так далее. Вы с таким поведением новых репатриантов встречались?

– Я – нет. Наоборот, удивляются: надо же, еще и деньги дают. В одном все едины: кошмарные цены. На всё. К тому же многие не могут перевести сюда деньги из России, даже если они есть. Израильские банки российские деньги не любят. Это всё добавляет людям дискомфорта, усугубляет их психологическое состояние. Плюс россияне, особенно москвичи, привыкли к очень высокому, особенно по сравнению с Израилем, уровню сервиса. Банковского, кстати, в том числе и прежде всего.

– Я помню интеллигентное возмущение Аркадия Майофиса банковским израильским сервисом, когда делал первое интервью: пока дождешься работника по телефону, весь репертуар классической музыки выучишь…

– Как компания мы наконец-то нашли «свой» банк. И поэтому я больше на эту тему не ворчу. В Израиле «свой» банк – это тот, где у тебя есть квалифицированный и расположенный к тебе лично сотрудник банка. В странах с нормальной банковской системой от действий сотрудника зависит гораздо меньше. На то она и система. Мне тут знакомая недавно звонит и говорит: «У меня новенькие интересуются рейтингом израильских банков с точки зрения цифровизации, уровня аппликаций. Какой банк посоветуешь?» Говорю: «Никакой. И в этом смысле любой».

– А с какими еще проблемами чаще всего сталкиваются новые репатрианты?

– Много проблем с квартирами. Некоторые израильтяне пользуются тем, что люди не знают иврита, и подсовывают договора, где написано, что в квартирах, например, нет кондиционеров или еще чего-то важного. И люди подписывают. Ну и вообще найти квартиры, особенно на короткий срок, очень непросто. Последние два месяца на рынке съема жилья вообще сумасшедший дом.

– Нынче в ходy популярное сравнение, особенно с учетом большого наплыва россиян в Турцию: так было сто лет назад при массовой эмиграции белых после поражения в Гражданской вой­не. Как, по-вашему, похоже, если исходить из булгаковского «Бега»?

– Я об этой параллели думал часто в 2015-м, когда сам репатриировался. Очень похоже на то, что мы читали, видели в кино. Разве что в 1920-х Израиля как страны еще не было. Так что нам сейчас проще.

– Три совета вновь прибывшим от Аркадия Майофиса. Один уже дали: живи тут, а не там, если ты приехал сюда. Еще два совета…

– Скажу словами из одной песни: «Не плачь, дядя, не ты один сиротка». Это второй совет. И третий: когда «невмочь пересилить беду, когда подступает отчаяние», представь, что лет через 30 твой внук будет говорить своему израильскому другу: старик-то наш был ого-го какой герой и молодец, не нашел бы он силы тогда, до сих пор бы мы рассуждали о сложном извилистом пути российской интеллигенции.

– Спасибо деду за победу. Красиво! Какие привычки, приемлемые для жизни в России, следует поскорее забыть вновь прибывшим?

– Тогда четвертый совет: во избежание психологических срывов нельзя каждый раз в уме переводить шекели в рубли, а также вообще сравнивать Израиль с Россией. Это две радикально разные страны. Здесь всё устроено по-другому, и то, что пишут здесь справа налево, – самое легкоусвояемое отличие.

– Сравнивая все волны репатриаций в истории Израиля: нынешняя, как мне кажется, отличается от предыдущих тем, что ее представители обладают намного большим эго, чем предшественники. Они были в той, доотъездной, жизни более преуспевающими, скажем так. Это проблема для нынешней алии?

– Наверное. Но это и отличный способ проверить, не был ли твой предыдущий успех случайным.

– Говоря условно, все те, кто приехал раньше в Израиль, считают, что те, кто приехал позже, должны съесть свою порцию фекальной массы, прежде чем добьются успеха. На ваш взгляд, новые репатрианты готовы к этому?

– Каждый раз новые репатрианты оказываются гораздо более сильными, чем думают старые.

– В последнее время власти Израиля, похоже, готовы пойти на ужесточение требований к новым репатриантам. Имею в виду сообщения в СМИ об анкетах для потенциальных репатриантов, где речь идет о необходимости доказать готовность жить в Израиле достаточно длительный период. Это что, по-вашему, требования времени или изначально неверие в качественный состав новой алии?

– Могу ошибаться, но об этом пункте говорили до 24  февраля. После 24 февраля – об этом ни слова. Насколько я знаю, условия сильно смягчены, даже справок о несудимости сейчас не требуют. Все понимают, что в нынешних условиях не всегда есть возможность заготовить те документы, без которых раньше новых граждан не принимали.

– Как вы думаете, спецслужбы Израиля могут заинтересоваться постпутинской алией с точки зрения доступа к информации или получения аналитической экспертизы?

– Я не в курсе. Но, по логике, думаю, что уже интересуются. Израиль должен понимать, как устроена Россия. Хотя, кажется, это понять невозможно.

– Как оцениваете действия Иерусалима в отношении вой­ны между Россией и Украиной?

– Я считаю, что Израиль должен был сразу занять определенную позицию, как это сделало большинство цивилизованных стран. И я рад, что хотя бы со временем это произошло.

– Есть ли среди так называемой постпутинской алии лица, пребывание которых в Израиле вас бы удивило?

– Песков, например.

– Да ладно…

– А что, говорят, у него тоже есть корни... Среди евреев тоже хватает негодяев.

– Нет, давайте серьезно. Вы удивитесь, если в Израиль в качестве нового репатрианта прибудет Владимир Соловьев?

– (После долгого молчания.) Нет, не удивлюсь. Зная этого товарища, не удивлюсь.

– А власти должны его принять как нового репатрианта, если что?

– Безусловно, нет. Это говорю я, человек, придерживающийся либеральных взглядов. И если теоретически он подаст прошение, то Израиль должен исходить из того, что это – преступник, совершивший тяжелые преступления.

– Противоречите себе: буквально минуту назад вы назвали верными действия властей страны, не требующих от претендентов на гражданство справок о несудимости. Двой­ными стандартами балуетесь, Аркадий…

– Применительно к Соловьеву никакого противоречия тут нет. Израиль, в принципе, принимает людей с судимостью, просто он взвешивает, что за судимость, насколько давняя. Сейчас, когда большой наплыв репатриантов, власти поступают разумно, отменив справки о несудимости: лучше пропустить несколько человек с криминальным прошлым, чем затормозить из-за отсутствия справок десятки тысяч людей. В случае же с Соловьевым мы знаем, что это серийный убийца. Российский Геббельс. Его место на скамье подсудимых военного трибунала. Он совершает свои преступления в прямом эфире. Каждый сотрудник «Натива» может в этом убедиться, не отходя от рабочего стола.

– Но как профи вы же не станете отрицать, что Соловьев хорошо делает свою работу в профессиональном смысле?

– Так и Чикатило хорошо делал работу, сколько лет не могли его найти…

– Есть ли в этой алие те, кому вы не подадите руки?

– Которые уже тут?

– Да.

– Нет, таких вроде пока нет. Но будут, я думаю.

– А есть ли такие из этой алии, кому вы ни при каком раскладе не продадите финики?

– (Смеется.) Любой человек заслуживает финика!

 

Беседовал Игорь ЛИТВАК