Фотолетописец Израиля

Миха Бар-Ам считается важнейшим фотографом Израиля. На протяжении многих десятилетий Бар-Ам документировал при помощи своей камеры Leica радостные и сложные моменты в жизни своей страны, ее участие в вооруженных конфликтах и повседневную мирную жизнь. В его архиве гигантское количество негативов – полмиллиона. Он родился в 1930-м в Берлине. В 1936-м вместе с родителями эмигрировал в Палестину. В молодости придерживался сионистских взглядов, в 1950-х стал соучредителем кибуца, работал сварщиком и слесарем, только потом стал зарабатывать себе на жизнь фотографией, самостоятельно освоив все необходимые для этого навыки. С 1968 г. стал корреспондентом знаменитого агентства Magnum, в котором до сих пор является единственным представителем Израиля. В 1974 г. Бар-Ам помог легендарному Роберту Капе основать Международный центр фотографии в Нью-Йорке. С 1977 по 1993 г. был куратором отдела фотографии Тель-Авивского художественного музея.

В феврале на кинофестивале Berlinale состоялась мировая премьера документальной ленты о Бар-Аме «1341 Framim Mehamatzlema Shel Micha Bar-Am» (в международном прокате «1341 кадр любви и войны»). Ее снял израильский режиссер Ран Таль. Видеоряд фильма почти исключительно состоит из архивных снимков Бар-Ама. Они дополнены лишь несколькими секундами семейной видеохроники. Демонстрируемые в ленте фотографии, сделанные за полвека, монументальный израильский фотожурналист комментирует вместе со своей женой Орной, его преданным архивариусом. Бар-Ам словно заново вглядывается в свои фотографии, с волнением вспоминая, как он фотографировал ту или иную ситуацию, как она повлияла на историю Израиля. Бар-Ам снимал во время Шестидневной войны 1967 г. и во время Войны Судного дня 1973 г. В фильме он рассуждает об этике фотодокументирования батальных сцен и о том, как это повлияло на него.

Режиссер фильма «1341 кадр любви и войны» Ран Таль обсудил со мной особенности этой ленты.

 

– Фильм создает впечатление, что нас пригласили посмотреть святая святых легендарного фотографа – его архив. Бывает так, что близкие друзья или родственники показывают друг другу альбомы со снимками, на которых запечатлена история семьи, важные личные моменты. В фильме тоже много таких личных моментов. Я имею в виду откровенные комментарии Бар-Ама. Как получилось, что он отнесся к вам с теплотой, и сколько времени заняло, чтобы снискать такое доверие?

– Все получилось, потому что наши взаимоотношения длились три года с тех пор, как я предложил Михе снять такой фильм. У нас было очень много бесед. Мы вспоминали о прошлом вместе с ним, c его женой Орной, с их детьми – Бараком и Нимродом. Спустя какое-то время все члены семьи Михи почувствовали мой искренний интерес к ним и приняли мою идею, мой кинематографический метод. Думаю, им было интересно говорить со мной. И таким образом между нами возникло доверие. Миха дал мне свободный доступ ко всему своему архиву.

– Вам, возможно, посчастливилось увидеть фотографии, о которых мало кто знал.

– Полагаю, что за последние 60 лет Миха опубликовал многие свои фотографии, но по-прежнему остаются малоизвестные снимки. Некоторые из них Миха не хотел публиковать, поскольку, по его мнению, они были недостаточно хороши. Но и их очень интересно рассматривать. Хорошо известны снимки, которые публиковались на страницах газет. Но после этого многие фото никто не видел. Некоторые из них, правда, стали иконами фоторепортажа, вошли в каталоги, книги, музейные коллекции.

– Не зная Бар-Ама, многие могут подумать так: «Это фотограф, который много снимал во время военных действий. Наверное, он жесткий, циничный и, может быть, даже бессердечный». Но в фильме есть очень ценное признание Бар-Ама: «Я очень застенчивый. Камера словно дает мне прощение за то, что я приближаюсь так близко к людям». На мой взгляд, эта фраза лучше всего раскрывает характер Бар-Ама. Так ли это?

– Наверное, так было в начале карьеры Михи, когда он был застенчивым молодым человеком и когда камера помогала ему приближаться к людям. Думаю, для многих фотографов камера – это средство общения. Она, действительно, обеспечивает прощение таким фотографам, как Миха, которые часто оказываются в зоне опасных конфликтов, где происходят важные исторические события. Полагаю, что после 20–30 лет работы он уже не был столь застенчивым.

– Свидетельство того, сколь чувствителен и человечен Миха, – это его состояние после того, как он снимал во время судебного процесса над Адольфом Эйхманом. Затем он отправился в путешествие на Дальний Восток, чтобы стряхнуть с себя впечатление, оставленное показаниями Эйхмана в суде.

– Перед отъездом он оставил все снятые фотографии и не участвовал в формировании общего массива материалов, собранных Израилем во время процесса над Эйхманом. Миха всегда сохранял индивидуальность, даже когда приходилось иметь дело с официозом, который помогал попасть в определенные места. У него всегда была своя особенная, частная точка зрения на события.

– Фильм решает непростую задачу: совместить фотографию и кино. По своей сути они радикально отличаются друг от друга. В первом случае это момент, вырванный из жизни, мгновение времени. В другом случае это непрерывная череда моментов, некий фрагмент реальности, нередко поданный в том ритме, к которому мы привыкли. Как возникла концепция фильма?

– Долгие годы я снимал фильмы в таком духе, когда видеоряд и звук фиксировались одновременно. Иными словами, возникала иллюзия жизни. И я даже специально устраивал паузы в некоторых своих фильмах, когда звук не поддерживал изображение. Это я делал для того, чтобы создать впечатление просмотра киноленты. В данном случае с самого начала было предельно ясно, что я буду иметь дело со снимками Михи. И еще надо было, чтобы они «склеивались» с его мыслями о том, как он в кадре словно замораживал момент. Мы могли снять фильм в духе «говорящих голов», как часто бывает в документальных лентах, но тогда мы утратили бы ощущение пребывания на одной интимной волне с Михой. И мне стало ясно, что на экране будут только снимки, а саундтрек должен строиться из разговоров. У нас заняло много времени выстраивание и точное размещение всех комментариев. Мне было увлекательно решать конфликт между статичностью снимков и постоянным движением в кино. Я чувствовал, что это противоречие может быть очень важным в фильме. Надо было придать иллюзию движения статичному изображению и ощущение, словно видеоряд иногда замерзает. Такова была часть задачи при монтаже. Было очень волнительно попробовать сделать это.

– Для Бар-Ама фотография – это инструмент, помогающий запоминать. Он несколько раз жалуется на свою память. Например, Бар-Ам сказал: «Я не помню, что заставило мою семью покинуть Германию». Тут ситуация такая – память против архива. Создалось ли у вас впечатление, что он постоянно был в конфликте со своими воспоминаниями и документальностью снимков?

– Персональные проблемы с точностью воспоминаний присутствуют, пожалуй, у каждого из нас. Очень часто приходится разбираться, чему можно больше доверять – памяти или архивам, каковы взаимоотношения между ними. Например, Клод Ланц­ман (французский режиссер-документалист, снимавший ленты о Холокосте. – С. Г.) хотел иметь дело только с воспоминаниями, архивы его не интересовали. Так что при разговоре об истории всегда возникают дискуссии о точности памяти, о ее хрупкости, когда дело доходит до очень интимных воспоминаний. У архивов, особенно текстовых, тоже есть свои проблемы, потому что подчас туда попадает чья-то специфическая точка зрения на реальность. Мне было важно поднять эти вопросы в фильме, потому как бывает, что воспоминания имеют посттравматический характер. Миха сказал, что иногда мы должны забыть о каком-то сегменте жизни, чтобы идти дальше, найти новый путь. Для этого не всё нужно помнить. Это интересный вопрос, особенно для еврейского народа, у которого есть традиция помнить всё.

– Вероятно, эта проблема стоит перед теми, кто пережил Холокост.

– Да, но если обратить внимание на еврейские праздники, то они связаны с воспоминаниями ужасных событий в истории еврейского народа. Вот Миха и спрашивает, стоит ли помнить обо всем все время. Быть может, иногда надо что-то забыть, и это будет правильным ответом на травму прошлого.

– Очень важным моментом является наличие в фильме голоса Орны. Есть диалог между вами и Михой, который очень дополняет диалог между Михой и Орной. Они спорят, соглашаются. На каком этапе съемок вы поняли, что без Орны не обойтись?

– Это стало ясно на самом раннем этапе работы над фильмом. Орна очень и очень важна, потому что нет Михи без Орны. Проекты Бар-Ама на 50% зависят от нее. Миха – это личность, которую все знают, которой все восхищаются. Орна всегда находилась за кулисами. Но ее работа неизменно была важна. Она писала заметки к снимкам, выбирала подходящий материал, публиковала его, вместе с Михой составляла каталоги выставок, критиковала его в самое подходящее время. Ее точка зрения – решающая для Михи. Так что мне было важно ввести ее фильм как женщину с очень веским суждением по поводу многих тем фильма. Мне не только хотелось опираться на высказывания Михи, но и важно было выслушать Орну. И, естественно, хотелось включить в фильм разговоры между ними. Подчас это споры, они очень полезны для киноповествования.

– Паузы выглядят очень драматично, когда Бар-Ам замолкает. Иногда в таких случаях он явно не хочет говорить на определенную тему. Вы тонко чувствовали, что в такие моменты не стоит давить на Бар-Ама, чтобы он все же высказался?

– Подчас молчание оказывает более сильное воздействие, нежели ответ. Иногда кто-то не хочет говорить с тобой на конкретную тему, и это наиболее мощный ответ, который ты можешь получить как кинематографист. Такие моменты, когда кто-то выбирает тишину, молчание, очень редки, но они прекрасны.

 

Беседовал Сергей ГАВРИЛОВ