Коллективная память города

На проходившем в феврале 72-м кинофестивале Berlinale в секции Encounters состоялась премьера фильма греческих режиссеров Силласа Цумеркаса и Христоса Пассалиса «I Poli ke i Poli» («Город и Город»). Нестандартно снятая картина дает представление об истории еврейской общины Салоник, о том, что случилось с этим сообществом, которое в начале прошлого века было самым большим в городе. Киноповествование не лишено ярких поэтических образов, но прежде всего оно суровое и горькое. И так вышло не только потому, что большинство евреев Салоник стали жертвами Холокоста, но и с точки зрения того, как с памятью о замученных евреях обращались в послевоенное время.

Сейчас это второй по численности населения, экономическому, историческому и культурному значению город Греции. С давних времен он притягивал многих, поскольку был расположен на древнем перекрестке путей, связующих Восток и Запад. На протяжении веков город являлся плавильным котлом разных культур. В XV в., когда он был в составе Османской империи, в нем стали селиться изгнанные из Испании сефардские евреи. Это определило культурную и экономическую жизнь Салоник на века вперед. Город стал домом для большой диаспоры сефардских евреев. Они даже называли Салоники «матерью Израиля».

На рубеже XX в. евреи составляли примерно половину населения города. Однако во время Второй мировой войны десятки тысяч евреев были депортированы из Салоник в концлагеря. По некоторым оценкам, было убито до 97% еврейского населения города. Не только зверства нацистов, но и роль их активных помощников в преступлениях против евреев, которую сыграли греческие коллаборационисты, являются горьким фактом, который никогда полностью не признавался ни греческими властями, ни греческим обществом в целом.

«Город и Город» – проникновенное, скорбное и элегическое признание в любви к Салоникам. Лента похожа на свободное странствие между прошлым и настоящим. Режиссеры решили, что было бы интересно, если бы история в фильме стала движущей силой, а не визуальным фоном, как это бывает в костюмированных драмах.

Весь материал фильма был снят примерно за 14 дней, но не за один присест, а на протяжении года. Первая часть съемок длилась неделю и проходила в Салониках. Спустя несколько месяцев в Афинах тоже на протяжении недели были отсняты оставшиеся сцены. А между двумя этапами съемок фильма зрели новые идеи. От начала и до конца работы над лентой режиссеры не ставили себя в жесткие рамки, оставляли место для спонтанных решений. Отсняв первую часть, они посмотрели получившийся материал, после чего появились свежие мысли. И так в процессе работы над фильмом он становился все глубже по содержанию, появлялись все новые и новые необычные решения. Такой процесс работы привнес в картину ощущение живости и раскрепощенности.

Действие ленты начинается в 1930-е, когда в Салониках появились первые признаки грядущего Холокоста – греческие националисты стали преследовать своих соседей-евреев, поджигая их дома. Этот момент отражен в начале фильма, когда импрессионистская манера в кадре сменяется ощущением клаустрофобии. Значительная часть ленты посвящена не только событиям Второй мировой войны, но и тому, что происходило после нее, в 1950-е. Завершающая сцена переносит зрителей в 1983 г. Но повествование не является абсолютно линейным. Весь фильм напоминает вспышки воспоминаний.

Для режиссеров-греков этот фильм явился восстановлением справедливости по отношению к еврейской общине города. И давно зревшие идеи о реконструкции истории города принимали неконвенциональную форму. В фильме шесть глав, действие в которых происходит в разное время. 1983-й явился для режиссеров знаковым – для обоих это был первый год, от которого у них сохранились детские воспоминания о Салониках.

Это первая совместная режиссерская работа Силласа Цумеркаса и Христоса Пассалиса. Сняв первые три полнометражные игровые ленты, Цумеркас зарекомендовал себя как свежий и непредсказуемый режиссер. Его фильмы явно отличаются от лент представителей всемирно известной «странной волны» греческого кинематографа, в числе которых Йоргос Лантимос, Афина Цангари, Александрос Авранас. В «Городе и Городе» Цумеркас демонстрирует не только готовность рисковать, но и способность достигать весьма впечатляющих результатов. Его коллега по режиссерскому тандему Христос Пассалис впервые привлек к себе внимание как актер, сыграв в расхваленном критиками фильме Лантимоса «Клык» (2009). Позднее он снялся в двух лентах Цумеркаса – драме «Родина» (2010 г.) и необычном криминальном триллере «Чудо Саргассова моря» (2019 г.), который тоже был показан на Berlinale. «Город и Город» – режиссерский дебют Пассалиса.

Кинематографический язык этого фильма очень близок моему сердцу, и среди других работ, которые были представлены на фестивале, я выделил эту ленту особо, поэтому было очень приятно общаться с ее режиссерами.

 

– Вы оба родились в Салониках. Сколько вам было лет, когда вы узнали хоть что-то о прошлом еврейской общины города?

Силлас Цумеркас (С. Ц.): – Мы оба родились в 1978 г. И наше взросление пришлось на 1980-е и 1990-е. Но, думаю, ответы о знакомстве с прошлым еврейской общины Салоник будут у каждого из нас различными. Когда я рос в этом городе, представление о его еврейском прошлом было для меня размыто до нуля. И так было почти до моего совершеннолетия. Складывалось впечатление, что вокруг обсуждения темы еврейского прошлого Салоник существовало прочное табу. Эта тема не обсуждалась в школах и высших учебных заведениях, в семьях. Она словно вообще не существовала. Понимание, что такая тема существует, появлялось, если ты натыкался на определенные развалины. А ведь еврейская община была крупнейшей в Салониках до 1930-х. Город, по сути, был еврейским. Лично я познакомился с еврейской культурой, потому что моя мама была литературным переводчиком. Когда мне было 16 лет, она переводила книгу Исаака Башевиса-Зингера «Папин домашний суд». Поскольку я хорошо печатал, я помогал маме готовить перевод. Благодаря этой книге я начал уже в юном возрасте задавать себе серьезные вопросы о прошлом города, о первой половине прошлого века. Вот с чего начинался мой личный интерес к еврейской теме. Спустя годы, когда мне было примерно 25 лет я уже стал интересоваться литературой о Второй мировой войне. Тогда для меня мир прошлого стал обретать все более и более реальные черты. Одновременно на тот момент пришлся бум в библиографии о еврейской общине Салоник. А за последние 10 лет в Греции стало еще легче узнать о прошлом еврейства страны.

Христос Пассалис (Х. П.): – Я постараюсь дополнить сказанное Силласом. В Салониках по многим сложным причинам сведения о массовой депортации евреев были довольно скудными и очень медленно пополнялись, словно это было незначительное событие. Кое-что изменилось в недавнее время, но изменения не проникли в коллективное сознаниe города, который потерял примерно треть населения в 1940-е вследствие нацистской оккупации. Я был уже достаточно взрослый, когда осознал ужасающий масштаб преследования евреев. И в основном я узнавал об этой теме еще больше, когда проводил исследования для фильма. Только тогда я стал осознавать в полной мере, что на самом деле произошло с евреями в нашем городе.

– Я воспринимаю ваш фильм как модель человеческой памяти. Причем это не воспоминания отдельных героев фильма, а коллективная память города. Лента создает фантастическое ощущение лоскутного одеяла памяти, объединенных воспоминаний разных лет, разных людей. В итоге мы получаем великолепную, необычную картину истории еврейской общины Салоник.

С. Ц.: – Это, пожалуй, наилучшее описание сути нашего фильма из всех, которые мы до сих пор слышали.

Х. П.: – Я полностью согласен. Спасибо за это определение. Мне даже нечего добавить.

С. Ц.: – У нас действительно вышло так, что при помощи подчас разрозненных фрагментов мы выстроили эту коллективную память, память еврейской общины, память города. Нам помогли и личные воспоминания о Салониках, которые мы накапливали с 1980-х. Все эти фрагменты и создают это лоскутное одеяло, как вы сказали. Они срабатывают не как индивидуальные воспоминания, а именно как коллективные, как воспоминания целого города, целой общины. Мы соединяли объективные и субъективные материалы таким образом, чтобы смоделировать структуру памяти. Вот это и есть главная суть фильма.

Х. П.: – И ваше прекрасное определение фильма совпадает с основным нашим намерением снять фильм о прошлом города, но в современном городском пейзаже. Мы подразумевали, что воспоминания не должны быть линейными, но обязательно должны быть неотделимыми от зданий, улиц. Съемки проходили в 2020-м, но воспоминания из Салоник невозможно выпарить. Просто должно быть желание докопаться до них и осмыслить их.

– Я восхищаюсь монтажом фильма. Например, цветная сцена в Эпаноми, пригороде Салоник, заканчивается бегом, и тут же черно-белые кадры в самом городе словно продолжают это движение. Но думаю, такие моменты в фильме присутствуют не только ради кинематографической красоты. Вероятно, таким образом вы хотели показать связь между людьми, связь между временами.

Х. П.: – Наш выбор между цветными и черно-белыми определяется довольно сложными параметрами. Иногда мы применяли эмоциональный монтаж. Мы хотели вызвать искры, шок, чтобы зритель не оставался все время на очень стабильной почве. Еще один параметр – это попытка отобразить средствами кино принцип человеческой памяти. Об одних моментах своей жизни у нас словно цветные воспоминания, а о других – черно-белые. Мы также учитывали, что цветное и черно-белое изображение производит на зрителя разное эмоциональное воздействие. Думаю, вот некоторые из тех причин, по которым мы сделали такой выбор монтажа и использования цвета.

С. Ц.: – Есть еще одна причина, которую Христос упустил. Мы решили так: поскольку это совместная режиссура, то будем очень свободны в следовании своим инстинктам, когда необходимо выстроить последовательность глав и визуальных образов. И так было день за днем во время съемок. Для нас это был очень раскрепощенный и ободряющий выбор стиля работы, это было восхитительное ощущение. И затем за дело взялся Йоргос Цафейрис – фантастический монтажер, который спаял без швов различные миры, сотворенные нами во время съемок. Он свел их воедино, создав вместе с нами ощущение целого. Кроме того, когда мы старались охватить семь десятилетий, мы намеренно работали и с памятью кинематографа. Мы старались не просто представить модель человеческой памяти средствами кино – мы старались работать в духе современного кинематографа, но с учетом истории кино. Это тоже часть нашей памяти, мы не можем игнорировать ee. И мы обращались к фрагментам коллективной памяти кинематографа, рассчитывая на реакцию опытного зрителя. Мы использовали, например, особый стиль черно-белого кино, который можно встретить, скажем, в первых неореалистских греческих фильмах 1950-х, характерных для послевоенных лет. В определенных моментах мы также использовали текстуру 1970-х, характерную для фильма Тео Ангелопулоса «The Travelling Players». Это был своего рода выбор синефилов, помогающий лучше обозначить конкретное время повествования.

– Интересно, что возникают пересечения похожих тем в разных странах. Весной прошлого года на Мюнхенском фестивале документального кино демонстрировался фильм израильского режиссера Хена Шелаха «Муранов» об одноименном варшавском квартале, где находилось Bаршавское гетто. Почти все дома там были разрушены, на их месте возводились новые. Среди их жителей до сих пор живы легенды об обитающих в этих домах призраках, о беспокойных душах замученных евреев. В вашем фильме также можно угадать линию призраков прошлого, которые присутствуют в современном городе Салоники. Прав ли я?

С. Ц.: – Да, снимая главы фильма о прошлом, мы использовали идею современного городского пейзажа. Современные Салоники словно волнами проходят по всей картине, иногда довольно неожиданным образом. Эта идея подвинула нас к тому, чтобы сблизить городские пейзажи дня сегодняшнего и людей, живших в городе в далеком прошлом – это линия призраков, как вы сказали. Это призраки памяти, призраки людей, которые жили особой жизнью в Салониках 1930-х и подверглись позднее гонениям и мучениям. Невозможно говорить о том, что произошло с еврейской общиной города во время Второй мировой войны, не рассказывая о том, что там было до того. А там была смесь разных культур, разных языков и разных религий, которая определяла характер Салоник.

– Есть много городов, где построено нечто новое на месте еврейских кладбищ, разрушенных во время Второй мировой войны. И такая же история в Салониках. Я был однажды в этом городе, в районе Университета Аристотеля, где практически не осталось и намеков, что там находилось еврейское кладбище, первые захоронения на котором появились в конце XV в. Как сегодня выглядит эта территория?

Х. П.: – Там есть небольшой мемориал, который обозначает, что на этом месте было большое еврейское кладбище. Но памятный знак время от времени портят вандалы. И это происходит довольно часто. Большая часть мраморных надгробий со старого еврейского кладбища была использована в качестве строительного материала при возведения новых зданий. Это тоже очень прискорбная, драматическая реальность.

С. Ц.: – Самая крупная православная церковь Салоник перестраивалась после Второй мировой войны. При этом использовались мраморные камни кладбища. Мне, как гражданину Греции, больно, когда я вспоминаю, что произошло в Салониках с остатками еврейского кладбища. Университет был расширен за счет площади, где оно находилось. В истребление памяти о евреях города внесли свой вклад греки-коллаборанты, сотрудничавшие с немцами во время Второй мировой войны. Затем греческое государство сделало вид, словно ничего не произошло. На мой взгляд, это шокирующий, скандальный факт. Думаю, мы дали ясно понять в фильме, как это было, и это его поворотный пункт. Поведение греческого правительства после Второй мировой войны должно было быть иным. Мы упоминаем об истории кладбища во второй половине фильма, когда говорим о последствиях войны. Это довольно неизвестная часть истории.

Х. П.: – Еще одна часть этой горькой правды – местные православные постоянно требовали, чтобы еврейское кладбище было окончательно разрушено.

– У фильма довольно эмоциональный саундтрек. Но кажется, что вы намеренно избегали использовать подчеркнуто еврейские мелодии. В фильме несколько раз появляется органная тема Баха. Есть сцена, где звучит песня в стиле танго еврейского композитора Германа Яблокова «Купите папиросы», в которой нет ярко выраженных еврейских оттенков. А для финала вы выбрали песню группы Afrodite‘s Child, в которой пел Демис Руссос, что подчеркивает безмятежность и полную отрешенность от прошлого. Вы следовали определенной концепции при составлении саундтрека?

С. Ц.: – В какой-то степени концепция у нас была. Танго мы попробовали использовать во время съемок той сцены, о которой вы упомянули. И мы решили оставить эту музыку, которая, по сути, случайно оказалась под рукой. В этой сцене танцуют персонажи, представляющие еврейский средний класс. И музыка прекрасно оттеняет их взаимоотношения. Композиция Баха, на мой взгляд, создает очень динамичную линию в фильме. Это как обозначение присутствия в Салониках многих культур, о чем мы говорили ранее. И, наконец, песня группы Afrodite‘s Child – это как мост в эпоху нашего детства, в 1980-е. Мы остановили свой выбор на лирической композиции «Rain and Tears». По своему настроению эта песня очень подходила к этой сцене. Она хорошо обозначает Грецию 1980-х. Средний класс отдыхает в кемпинге, где мы проводили время на каникулах в детстве. Мы оба выросли именно в небогатых семьях среднего класса. И это довольно четкая ностальгическая нотка, плюс лирическое настроение, которое навевает эта песня. Думаю, что эмоционально она создает некую неопределенность в конце фильма.

– В этот момент возникает впечатление, что люди живут своей жизнью и почти ничего не знают о прошлом. А может, даже и не хотят знать о нем.

Х. П.: – Точно. Думаю, что последняя сцена, не буду ее описывать подробно, показывает эту глупую сонливость по отношению к истории, по отношению к трагическим событиям, которые произошли в нашем городе. Силлас правильно говорил о неопределенности, но тут есть и самоирония. Много других эмоций скрыто за этой последней сценой. Она и очень горькая в какой-то степени.

С. Ц.: – Очень горькая, но это некое свидетельство состояния греческого среднего класса того времени.

– Была ли в недавнее время открытая дискуссия в городе или в Греции о том, что случилось с еврейской общиной Салоники?

С. Ц.: – Обсуждения разворачиваются очень медленно, но уже происходят чаще, нежели раньше. Об этой теме уже многие знают. Все это происходит благодаря пополнению библиографии на тему еврейской общины Салоник, что очень важно. Но, я думаю, если говорить об осознании, о переосмыслении прошлого, проникновении в суть проблемы, то мы пока еще не приблизилось к уровню, которого достойна эта тема. И еще мне кажется, что на уровне общественного сознания Салоники все еще не воспринимаются в полной мере в контексте Холокоста и самых ужасных событий Второй мировой войны. Рассказы об этом периоде словно хранились в секрете, словно было табу на них на протяжении десятилетий.

– Как сложился ваш режиссерский тандем? Ведь сначала вы, Христос, сыграли главную роль в фильме Силласа «Родина». Как работает ваша волшебная кинолаборатория?

Х. П.: – Это был очень приятный опыт совместной работы. Он оказался успешным, наверное, потому, что мы знаем друг друга много лет. Мы работали вместе в основном в таком духе – я играл в фильмах Силласа, но он также сыграл в одной из моих театральных постановок. Мы хорошо знаем друг друга и разделяем эстетические воззрения друг друга. Нас связывают многие темы в искусстве, значительные для каждого из нас. Но наиболее важноe для меня то, что мы вместе способны создавать единое креативное пространство, которое пропитано свободой. Мы хорошо понимаем друг друга с первого дня совместной работы и довольно скоро смогли наладить творческие взаимосвязи. Мы тонко чувствуем идеи друг друга. И как-то совсем по-доброму усовершенствовали свое общее творческое пространство. Мы отрицаем какие-то строгие правила и ограничения, открыты к любым экспериментам до монтажной студии. Да и во время монтажа мы продолжаем оставаться открытыми. В этом смысле у нас опыт очень свободного сотрудничества. Для меня это наилучший способ достижения хорошего результата.

С. Ц.: – В нашем фильме определенно есть диалог между настоящим и прошлым. Но есть и диалог между нами, который не давал сбоя на протяжении всей работы над лентой. Мы чувствовали себя и защищенными, и очень раскрепощенными с самого начального момента, когда стали работать вместе, решив делать этот фильм. Мы следовали одной линии вплоть до сегодняшнего дня, когда уже представляем этот фильм зрителю.

Х. П.: – Точно.

 

Беседовал Сергей ГАВРИЛОВ