«Я пытаюсь убедить людей сохранить чувство чести и совести»

Специально представлять любимую актрису нашим читателям нет необходимости. Да и интервью с ней у нас в газете уже публиковалось (см. «ЕП», 2020, № 9). Однако по случаю юбилея мы решили познакомить читателя еще с одним интервью. Вернее, эссе, составленным на основе бесед Клары Новиковой с писателем, журналистом и историком Матвеем Гейзером, скончавшимся в феврале 2018 г.

***

Когда я думаю о судьбах актеров, я более всего восхищаюсь их одержимостью. У писателей, художников, даже мало известных, непризнанных, остается надежда – на то, что от их творений сохранится вещественный след на земле. Судьбы же актерских созданий, да и слава актеров так эфемерны... Как часто всё созданное актерами, эстрадными в особенности, умирает еще при их жизни, и они становятся свидетелями не только собственного забвения, но и восходящей славы новых имен, еще вчера никому не ведомых. И даже сознавая это, настоящие актеры так истово творят свое искусство «сегодня». Эти мысли не покидали меня, когда я смотрел моноспектакль Клары Новиковой «Я смеюсь, чтобы не заплакать». Сегодня Клара Новикова знаменита, обожаема зрителями. Наше современное эстрадное искусство трудно представить себе без нее – без Клары оно бы так обеднело.

Не многим известно, каким нелегким и непростым было восхождение киевской школьницы Клары Герцер к заслуженной и народной артистке России Кларе Борисовне Новиковой… Да и нужно ли об этом знать сегодняшним зрителям? Думается – нужно. Хотя бы затем, чтобы еще раз напомнить, как труден путь на Парнас, да и не только поэтому…

Принято считать, что все знаменитые актеры – юмористы и сатирики в особенности – родились в Одессе или хотя бы причастны к ней. Клара Новикова и в этом случае составляет исключение: она родилась в Киеве. Раннее детство ее пришлось на послевоенные годы – голодные, трудные, но полные надежд. И, конечно же, в коммуналке. В доме говорили на украинском, русском и идише. Из детства артистки вышли многие миниатюры, исполняемые ею сегодня. В том числе так полюбившаяся зрителям Тетя Соня.

 

– Тетя Соня, – рассказала мне Клара Борисовна, – это отчасти моя мама – от нее мягкость, доброта, доверительность; отчасти – папа с его юмором, любовью к острословию и постоянным желанием помочь людям советом и делом. И, конечно же, обитатели маленького местечка на Волыни, где я бывала у папиной сестры тети Эти каждое лето.

Помню многодетную семью, жившую рядом с тетей. По утрам мать с прутиком в руках гнала свой «выводок» на речку, при этом приговаривая: «Кыш, кыш, быстрей на речку. И чтобы до вечера я вас дома не видела…» А вечером вся семья собиралась к ужину. Курицу почему-то варили в самоваре. «Это очень удобно, – говорил отец. – Открыл крантик – вот тебе бульон, снял крышку – вот тебе курица!» Мир украинских местечек!.. Неужели он исчез навсегда?

 

Эти воспоминания Клары Борисовны напомнили мне популярный в Израиле анекдот: в автобус вошла женщина, за ней очень организованно, держась друг за дружку, проследовали шестеро детей. Мама быстро пересчитала их и «разрешила» водителю автобуса ехать дальше. Семейство это «нарушило» ауру в автобусе, и кто-то произнес вслух: «Могла бы оставить половину детей дома». «А я так и сделала», – ответила женщина.

Я рассказал этот анекдот Кларе Борисовне. Она улыбнулась, а я заметил, что «мир старых украинских местечек» не совсем исчез – отчасти «переселился» в Израиль и перешел в иное качество, но чем-то напоминает наше прошлое. Все мы из детства…

 

– В нашем классе были дети разных национальностей: украинцы, евреи, русские, греки… Очень рано я пошла в литературно-драматический кружок Дома пионеров. Наша учительница Фаина Соломоновна учила нас не только декламировать, но и понимать стихи. Мы готовили концерты, постановки по произведениям Шевченко, Леси Украинки, Маршака, Михалкова, Заходера, Евтушенко… Для всех нас русский и украинский языки были одинаково родными.

– И сразу после школы вы поступили в театральное учебное заведение?

– Не совсем так. Фаина Соломоновна не раз говорила мне: «Кларочка, вы очень способная девушка, надеюсь, вы поступите, но вам это будет труднее, чем другим. Ну а если не поступите с первого раза – продолжим заниматься…»

 

На следующий год в институт им. Карпенко-Карого Клара поступать не решилась. Она сдала документы в эстрадное училище. Директор, увидев Клару, в сердцах воскликнул: «Всё училище из них!» (Как он узнал, что она еврейка? Ведь внешне она ничуть не похожа… Номенклатурный «нюх»?!)

 

– И всё же приняли. А в самом училище обстановка была замечательная.

– Слава Богу, что закончилось так. Но всё же это явное проявление антисемитизма.

– Я ужасно не люблю спекуляции на тему антисемитизма – в разных их проявлениях. Люди многих национальностей пережили геноцид, знаете – многих. В том числе и евреи. Я полагаю, что в нашей стране антисемитизм – одно из слагаемых системы. Заметьте: там, где начинается тоталитаризм, там же начинается антисемитизм. Каждый из нас страдает от этой системы – ведь детей репрессированных так же не принимали в институт и на работу, как и евреев…

– Но я говорю о «другом» антисемитизме: помните, как вы мне рассказывали, что после окончания школы не могли устроиться на самую непрестижную и тяжелую работу?

– Это всё-таки система. Я вполне допускаю, что человек, отказавший мне в приеме на работу, не хотел этого делать и в душе сочувственно ко мне отнесся. Просто он работал в этой системе, был в ней винтиком, а система дала ему такой приказ: «Не брать евреев на работу; в институт пускать согласно процентной норме», да и то не во всякий. Мой брат семь раз поступал в медицинский институт, сейчас он прекрасный врач. И я, как видите, сумела получить то образование, к которому стремилась.

 

После окончания училища Клара Борисовна гастролировала по разным городам Украины, а в 1973 г. попала на Первый всесоюзный конкурс артистов эстрады в Москву, разделила с Геннадием Хазановым первый приз… И начался новый период ее жизни: лауреат конкурса эстрады; она получила приглашение работать в Москве.

Я не пишу театроведческую статью и менее всего склонен (да и едва ли мог бы это сделать) анализировать творческий путь Клары Борисовны. Мне хочется лишь рассказать своим читателям о том неповторимом явлении на эстраде, каким является Клара Новикова. Желание это возникло у меня тогда, когда в Театре эстрады я смотрел спектакль «Соло для кровати со скрипом». Я был потрясен всем: и драматургией спектакля, и привычностью его постановки, и декорацией, а более всего – игрой Клары Новиковой. И вдруг во время спектакля раздается возмущенный возглас с места: «Позор!» Весь зал замер… В одной из бесед с Кларой Новиковой я спросил ее об этом эпизоде.

 

– Я на миг растерялась. Что он имеет в виду? Мою игру? Спектакль в целом? Но я всегда чувствую настроение зала, наверное, потому, что очень люблю зрителей. Снова «вошла в роль» и продолжила свой монолог… Потом я поняла, что произошло с этим зрителем: увиденное на сцене никак не совпадало с его понятиями о жизни, сложившимися идеологическими стереотипами. Его реакция не имела отношения к моей игре – она была вызвана содержанием и идеей спектакля. После первых спектаклей я получила несколько писем, в которых меня обвиняли в глумлении над нашими святынями. Но я ни над чем не смеялась, тем более – не глумилась. Это моя родина, я переживаю вместе с ней муки и страдания и всем своим существом хочу помочь ей выкарабкаться из этих несчастий…

 

Мы встречались незадолго до апрельского референдума 1993 г., на котором предстояло решить вопрос о доверии первому президенту России. Клара Борисовна сказала, что, несмотря на свое плохое самочувствие (она в те дни была больна) и даже при запрете врачей, обязательно будет участвовать в намечавшемся митинге на Васильевском спуске у Кремля:

 

– Я считаю, что, выступив на этом митинге, я «открыто» отдам свой голос за Ельцина. И надеюсь, что меня поддержат мои зрители. Я не буду говорить как со сцены – заранее выученный текст. Мне не надо, чтобы кто-то сочинил его: это совсем иная ситуация, чем в зрительном зале. Я хочу сказать людям, которые придут на митинг: я верю Ельцину и его команде. Эти люди не призывают к оружию и к агрессии. А из противоположного лагеря я слышу совсем другое – постоянные угрозы, призыв к насилию. А я как всякая женщина боюсь насилия… На предстоящем митинге ожидаются выступления Елены Боннэр, Галины Старовойтовой. Это очень сильные женщины – они проявили себя не только в словах, но и в поступках. Я понимаю, что я не такая сильная, как они. А для меня человек определяется именно поступками.

Я верю Кларе Новиковой, ибо много раз видел ее игру, неоднократно беседовал с ней и о ней со многими театроведами, писателями, актерами… И убедился, что искренность и правдивость – ее суть. Однажды я высказал эту мысль Ефиму Залмановичу Шифрину. Он ответил: «Вы уловили в Кларе Борисовне самые главные черты ее характера, актерского дарования. Именно искренность и правдивость, и я бы еще добавил непосредственность, создали актрису Клару Новикову. И только эти качества позволили ей сделать на сцене чудо: отделить правду жизни от всего надуманного, наигранного, ходульного. А без этого немыслим настоящий актер, ибо искусство всегда вовлечено в события своего времени».

В этом эссе о моей любимой актрисе я постараюсь передать хотя бы часть наших бесед, таких интересных и во многом поучительных.

 

– С моей «кафедры» – со сцены – я пытаюсь убедить людей сохранить чувство чести и совести, ибо если в человеке есть Бог, то это – совесть. И мне очень хочется, чтобы после моих концертов, спектаклей зрители хотя бы чуточку задумались над моими словами и прислушались к своему внутреннему голосу. Когда-то вы спросили меня, что думаю я о действенной силе искусства…

– …и вы тогда сказали, что от искусства так мало зависит…

– Нет, либо я сказала что-то не так, либо вы меня не так поняли. Возвращаясь к той нашей беседе, я почему-то вспомнила Аркадия Исааковича Райкина – быть может, самого выдающегося актера в нашем жанре. Он столько сил, да и, по существу, жизнь свою отдал борьбе со злом. Но «герои», с которыми он боролся, не только не перевелись – они стали более могущественными.

– Я единственный раз в жизни беседовал с Аркадием Исааковичем (это было, кажется, на творческом вечере Андрея Вознесенского в ЦДЛ). Тогда я сказал Райкину: для бюрократов его концерты – «курсы повышения квалификации». Они не только не отрекаются от своих мерзких качеств, но и становятся в пороках более артистичными… Аркадий Исаакович ничего не сказал в ответ, но я помню до сих пор его грустную улыбку и печальные глаза.

– Да, ирония судьбы. Его «герои» не только не стали героями вчерашнего дня, а так победоносно вошли в день сегодняшний, что диву даешься.

– Бюрократы не находят нужным перестраиваться, не хотят…

– Ну а мне даже в период перестройки не пришлось «перестраиваться». Для меня текст автора – лишь канва, основа. Я импровизирую каждый раз. Я всегда говорила то, что думала, а не то, что «велели» говорить.

– Даже так? Рисковали?

– Пусть так. А вдруг «сойдет»? (Конечно же, «не сойдет». И это прекрасно понимала Клара Борисовна. Знала она, что среди зрителей всегда присутствовали – по терминологии Невзорова – «наши». – М. Г.). Однажды ко мне подошла какая-то женщина, очень холеная, я бы сказала – подчеркнуто холеная. Представилась: «Вы выступаете на территории района, в котором я являюсь заведующей отделом пропаганды и агитации райкома партии. Кто вам дал право устраивать это безобразие в нашем Ленинском районе столицы?! Как вы посмели? Где вы видели таких советских женщин, которых изображаете на сцене?» Я ответила ей, что вижу их каждый день: жизнь наблюдаю в очередях магазинов и общественном транспорте, а не в спецмагазинах и из окон персональной машины…

– Вернемся к предыдущей теме. Согласитесь, что для евреев России сейчас понятие родины несколько изменилось. Думаю, что антисемитизм, никогда не исчезавший в нашей стране, а лишь изменившийся по форме, а не по содержанию, сыграл в этом не последнюю роль. Так вот, уже не тысячи, а сотни тысяч евреев из России уехали не в Европу, не в США, то есть в чужие страны, а на свою историческую родину – в Израиль. Как вы относитесь к этому явлению?

– Процесс, несомненно, естественный. Я очень люблю Израиль. Была там. Удивительная, потрясающая страна! Я человек эмоциональный, но сдержанный, а когда подхожу к Стене Плача – слезы наворачиваются на глаза, точно так же как у Гроба Господня… Улочки старого Иерусалима мне напоминают переулки киевского Подола. А возвращаясь в Москву, я вспоминаю площадь перед Стеной Плача и ребят, дающих присягу перед уходом в армию. Я слышу молитву муллы и песнопения, доносящиеся из христианского храма. Не удивительно, а естественно, что эта земля стала праматерью трех религий…

– А вы человек религиозный?

– Я с уважением отношусь к традициям моего народа, и в нашей семье мы отмечаем иудейские праздники. Хотя я недостаточно просвещена в этих вопросах. Чаще всего узнаю от мамы: она звонит из Киева и сообщает, например: «Сегодня Пурим», и я знаю, что нужно печь «гоменташи». Не меньше в моем доме чтут и православные праздники. Я даже научилась готовить пасху по рецепту, который переходит из поколения в поколение в семье моего мужа. Я иногда бываю в синагоге, вместе с мужем и дочерью хожу в церковь. Стала интересоваться религиозной литературой, как иудейской, так и православной. Слава Богу, появилась такая возможность.

– И все же, если я вас правильно понял, вы не уедете в Израиль?

– Конечно, это ужасно, что в нашей стране антисемитизм, по существу, не пресекают. Но я из России уезжать не собираюсь. Да и профессия моя не позволяет думать о переезде в Израиль на постоянное жительство. И вообще, покидать Россию мне нельзя: уехала в августе 1991-го в Израиль – произошел путч; в декабре того же года уехала в США – СССР распался… Нет, не буду уезжать из России – мне не на кого ее оставить (разумеется, это шутка)!

 

В одном из последних интервью я спросил Клару Новикову:

– Год 1992-й был для вас «урожайным». Вы тогда стали заслуженной артисткой России, лауреатом «Золотого Остапа». Как вы относитесь к изречению: «Всё приходит слишком поздно»?

– В моей жизни не всё пришло слишком поздно. Может быть, позже, чем хотелось… Но есть и обратная сторона: хорошо, что пришло.

– Звезд эстрады вашего жанра очень немного. Кто ваш любимый актер?

– Роман Карцев.

– Что беспокоит вас более всего в вашем жанре?

– Многое. В том числе – отношение к нам со стороны театральной критики. Нет серьезных театроведов, пишущих об эстраде. Мне так хочется, чтобы на наше искусство обратили внимание такие критики, как Крымова, Туровская… Я глубоко убеждена, что нет понятия «эстрадный артист» – есть понятие «артист». И важно лишь – хороший он или плохой…

– Клара, когда-то вы сказали мне, что актер не имеет права на ошибку. Что, и вправду так?

– Я имела в виду прежде всего актеров нашего жанра. Зритель хочет, чтобы актер всегда был в хорошей форме, в хорошем настроении. А ведь актер – человек. И ошибки неизбежны… Но зрителю до этого нет дела – он не прощает ошибок, как и неудавшихся экспериментов. И в этом смысле судьба актера схожа с судьбой политического деятеля.

– Последние ваши слова провоцируют меня задать еще один очень интересующий меня вопрос: как вы относитесь к Горбачеву?

– (Не задумываясь.) Он тоже актер. А я уже сказала, что актеру не дано права на ошибки. Политическому лидеру такого масштаба – тем более: слишком много людских судеб зависит от этого. Но политический деятель, как и актер, – человек. И как отделить в нем человека от политика? Могут ли они существовать отдельно? Нет! Вот видите, как всё непросто. И хотя Горбачев давно уже история, за многое, сделанное им, я ему благодарна. И еще… Я была уверена, что ему присуще настоящее понимание юмора. А когда потом узнала, что он коллекционирует анекдоты о себе, частушки – убедилась в своей правоте.

 

«Слава актера так эфемерна», – писал я в начале этой статьи. Но творения актеров живы, пока живы зрители, полюбившие их игру, ибо слава истинного актера светится собственным светом, а его Кларе Новиковой отпущено сполна…

 

Матвей ГЕЙЗЕР

Выражаем благодарность дочери Матвея Гейзера Марине за предоставленные редакции наших израильских коллег архивы известного писателя и журналиста.