«Я назвал Харви Вайнштейна толстым придурком»

Беседа с режиссером Вадимом Перельманом

Вадим Перельман© Jens Koch


Председатель жюри 7-го Московского еврейского кинофестиваля режиссер Вадим Перельман снимает фильмы о выживании, отчуждении и невозможности понять друг друга и получает за них призы главных киноакадемий и фестивалей. О том, можно ли сделать мюзикл про Освенцим, почему в Киеве форшмак был национальным блюдом и как полюбить кино, если не смотришь фильмы, он рассказал в беседе с корреспондентом «Еврейского журнала».

 

«Какие они все дебилы!»

– Вадим, вы родились в Киеве, но уехали еще подростком. Многое помните о жизни до эмиграции?

– Мы жили в коммунальной квартире на 30 человек. Нас было шестеро: бабушка, дедушка, мама, папа, тетя и я, а комната одна, и жили счастливой советско-еврейской жизнью. В какой-то момент все начали умирать: сначала дедушка-бабушка, потом, когда мне было девять лет, погиб папа. Я остался с мамой, ни братьев, ни сестер… В 14 лет я сказал маме: «Давай уедем отсюда». И мы уехали – без бриллиантов в туфлях, без ничего: был только чемодан карандашей «Великан» и матрешек, чтобы конвертировать их в какие-то деньги в Италии.

– Вы уехали в Италию?

– Сначала в Вену, потом Италия, потом Канада – весь путь занял года полтора. В Канаде я ходил в школу, бросил ее и на несколько лет стал таким полубандитом. Одумался, пошел работать на стройку, потом поступил на факультет физики и математики Альбертского университета, был на три года старше однокурсников. А как дополнительный курс взял Film Appreciation – что-то вроде «Базовое кино». Решил: посижу, посмотрю фильмы вместо того, чтобы что-то учить.

И прямо на первом занятии нам показали фильм про то, как снимали «Скрипача на крыше» Нормана Джуисона, который получил три «Оскара» и «Золотой глобус». Тогда еще не был популярен жанр making of, весь мир кино был за кулисами. И тут он мне открылся. Я увидел этого человека – режиссера Джуисона, который мучается, курит, ругается на всех, – и влюбился. Не в само кино – кино мне было по барабану: я влюбился в образ этого человека, который творит, который маленький Б-г, создающий маленький мир. Меня как молотком по голове ударило. Я сказал: «Всё, я буду это делать. Вот теперь нужно только научиться как».

– «Скрипач на крыше» – один из самых еврейских фильмов: в его основе рассказы Шолом-Алейхема. Я правильно понял – это случайность, что вашу судьбу определил именно он?

– Конечно. Забегая вперед, скажу: когда мне вручали приз Национального совета критиков США за «Дом из песка и тумана», я пригласил Нормана Джуисона на сцену. Я никогда не готовлю благодарственную речь, на случай если не выиграю, поэтому не знал, что говорить. И вдруг вспомнил про тот фильм и сказал: «Давайте я вам расскажу, как пришел в кино». Закончил так: «А человек, о котором я говорю, сидит вон там». Джуисон аж испугался. Я попросил его подняться, он вышел, я его обнял и сказал: «Спасибо тебе!».

– Сколько вам было лет, когда вы решили, что станете режиссером?

– Двадцать с чем-то. Я пошел в университетскую библиотеку и нырнул в огромную секцию, посвященную кино. Физику и математику забросил. Впрочем, это было неизбежно, я в жизни не окончил ни одного заведения, включая, по-моему, детский садик. В общем, я прочитал книг 200 и на следующий год подал документы в престижную киношколу Университета Райерсона в Торонто. Меня приняли, хотя попасть туда было очень сложно. Думаю, меня взяли, потому что я наврал, как всегда. Я написал письмо, что, когда мне было девять лет, в СССР погиб мой отец (на этом правда заканчивалась), который был режиссером и не успел закончить фильм, и теперь я хочу его доснять. В общем, наплакал на бумагу.

– У вас было ощущение, что вы наконец нашли свое место?

– С одной стороны, в киношколе я наконец-то окунулся в кино. Стал его смотреть, потому что даже не видел те фильмы, о которых читал. Вообще, это странно, конечно. Я изучил критику, теорию, знал, как снимать сцены, и при этом никогда не дотрагивался до камеры. И вот я мог взять ее в руки и применить эти знания. Вначале было очень интересно. Но в середине второго года опять началось «всё, больше не хочу». Наверное, у меня такой цикл – первый мой брак тоже, кстати, продлился полтора года. Но я не хотел бросать кино – я уже хотел его делать, а не сидеть в аудитории. Мне всегда всё легко и быстро давалось, не было терпения идти со скоростью самого медленного ученика, как обычно бывает в школе. Наверное, я был бы хорошим студентом, если бы мог побороть свое ощущение «какие они все дебилы». Мама всегда мне говорила: «Да, они идиоты. Но зачем ты постоянно им это доказываешь?» В итоге я ушел из киношколы после двух лет учебы. Стал снимать музыкальные видеоклипы, жил прямо в студии. А в 1990 г. переехал в Лос-Анджелес. Мне было 27, я женился на американке и остался там до 2015 г. До сих пор постоянно езжу в Лос-Анджелес из Ванкувера  – у меня там дети, агенты.

– Что вам ближе – Ванкувер или Лос-Анджелес?

– Ни то ни другое. Не чувствую себя дома ни там ни там.

– Есть место, которое вы считаете домом?

– Нет. Раньше думал, что это Киев: приезжая туда, чуть-чуть чувствовал ностальгию. С другой стороны, сейчас Одесса для меня еще лучше. Мне было очень приятно, когда кто-то сказал, что я выгляжу как одессит.

 

Почувствовать себя антисемитом

– Насколько среда, в которой вы росли в Киеве, была еврейской?

– Вообще ни насколько. Мое еврейство сводилось к тому, что в свидетельстве о рождении было написано: «Папа – еврей, мама – еврейка». Ну и к фамилии, за которую я постоянно получал по роже, пока не научился давать сдачи. «Этот жиденок в нашей футбольной команде играть не будет», и всё такое прочее. Я же был интеллигентным книжным мальчиком, не с такой мордой, как сейчас. С еврейством были только негативные коннотации.

– Неужели даже бабушка не делала форшмак?

– Делала, конечно, и гефилте фиш делала. Но в Киеве тогда все делали форшмак – и евреи, и неевреи. Было столько евреев, что это была почти национальная кухня. Гефилте фиш готовили не на праздник, как сейчас, а просто так. Когда уезжали из Киева, я вообще в какой-то момент почувствовал себя антисемитом.

– Это как же?

– Мы с мамой сели на поезд в Киеве, приехали в пограничный город Чоп, там нас шмонали по полной, мы еле успели на свой поезд до Братиславы. Очутились в проходе вагона со всякими молдавскими евреями-цыганами с золотыми зубами и какими-то узлами. Они орали, сопливые дети бегали туда-сюда… И за всю эту адскую ночь никто из мужчин не уступил маме место, представляешь? Все сидели и жрали колбасу с крутыми яйцами. В Братиславе нас встретили ребята из Израиля с папочками: «Куда вы едете?». Я говорю: «А куда они все едут?» – и показываю на эту толпу. Они отвечают: «В Израиль, конечно». «Тогда мы едем не туда!» – сказал я.

– Есть что-то в ваших привычках или поведении, что вы делаете как еврей?

– Много жалуюсь и ворчу.

– Но вы сказали, что были книжным мальчиком. Еврейский народ называют народом Книги.

– Весь советский народ был народом книги, не забывай. У всех дома стояли собрания сочинений, все их читали. Так что это не только еврейское. Ну правда, нет ничего такого во мне. И женился я на шиксе, она стала матерью моего старшего сына. Потом развелся с ней, и она немедленно стала еврейкой почему-то. Они с сыном соблюдают кашрут, сын ходил в еврейскую школу, рассказывал мне про еврейские праздники. Знаешь, мне постоянно шлют еврейские сюжеты. Уже когда я стал известным, глава общины «Хабада» в Лос-Анджелесе прислал материалы про жизнь Ребе, чтобы я сделал фильм, потому что я же родом с Украины и, наверное, такой огромный еврей… Я отказался. Я совсем не против еврейской темы, но мне в ней нечего сказать, иудаизм – совсем не мой мир. Вот Холокост в каком-то смысле мой, он дотронулся до меня.

– Каким образом?

– Моя бабушка Рива Рубинштейн беременной на девятом месяце села на поезд, идущий куда-то за Урал, и уехала из Киева за две недели до того, как туда вошли немцы. Ее муж, мой дедушка, воевал на фронте, она была с маленьким сыном и родила маму прямо на полу того товарного вагона. Слава Б-гу, в вагоне нашлась акушерка и помогла ей. Поэтому у мамы местом рождения значится какой-то населенный пункт за Уралом. И поэтому она жива, и я живу. Дядя, мамин брат, тоже выжил. А все мамины родственники, которые остались, все в Бабий Яр пошли.

– Получается, все-таки есть у вас еврейская идентичность.

– Сейчас да, есть. Это громко прозвучит, но я чувствую себя евреем и уже не боюсь об этом сказать. Как раз с переезда в Штаты я перестал стыдиться своего еврейства и начал им в каком-то смысле даже гордиться.

 

С моей невестой переспать нельзя

– Расскажите, как появился «Дом из песка и тумана». Вы приехали в Лос-Анджелес в 1990 г., а съемки начались в 2003-м. Что им предшествовало?

– К тому моменту я уже был известным режиссером рекламы. Я снимал рекламу как маленькое кино, мои ролики отличалась от остальных, честно скажу. Еще снимал много музыкальных клипов, с одним – Because оf You Келли Кларксон – выиграл MTV Awards в 2006-м.

– Он даже указан у вас в фильмографии.

– Да. Он действительно как фильм, там не просто люди танцуют.

– И как у крутого клипмейкера вдруг появляется сценарий «Дома из песка и тумана»?

– Было бы классно, если бы он просто появился. Я купил книгу в аэропорту Рима, чтобы почитать в самолете. Прочитал, пошел и за свои деньги купил права на экранизацию. Сам написал сценарий, мой первый сценарий. А фильм стал моим первым фильмом.

– Причем сразу фильмом класса А с актерами класса А. Как так получилось?

– Понимаешь, я не принимал другого, до такой степени огромное было желание и драйв. Мне говорили: «Слушай, у тебя ни хрена не получится». Харви Вайнштейн пытался у меня перекупить права и отдать другому режиссеру, говорил: «Как ты будешь адаптировать эту книгу? Она очень сложная». Я его послал, назвал толстым придурком…

– То есть вы мочили Харви Вайнштейна, когда это еще не было мейнстримом?

– Каким мейнстримом, тогда его боялись все! Он мог тебя уничтожить своей прессой, своими сыщиками. Сказал: «Извинись публично за то, что назвал меня толстым придурком». Я ответил: «Не собираюсь, потому что я так считаю». Всё это попало на страницы Newsweek. Потом мы в каком-то смысле пришли к консенсусу: он за моей спиной купил права на прокат «Дома из песка и тумана» в Великобритании и выпустил его через свой Miramax Films.

– А правда, что «Дом из песка и тумана» профинансировал Спилберг?

– Не совсем, его профинансировали DreamWorks SKG. Спилберг был там соучредителем вместе со своими партнерами. Я не приходил к ним и ничего не просил. Фактически я сделал аукцион, потому что все хотели в этот проект. Мне говорили: «Такого в твоей карьере больше не будет», – а я отвечал: «О чем вы? Такое будет каждый раз». Но такого действительно больше не было. Я, как какая-нибудь знаменитость, сказал президенту студии DreamWorks, что прошу свои лапы в мою работу не совать, и мне плевать, если это будет мой последний фильм. Так у меня появилась репутация сложного.

– Сумасшедший талантливый режиссер?

– Не знаю насчет «сумасшедший», но сложный – точно. Меня об этом спросили в интервью The New York Times: «У вас такая репутация, что вы об этом думаете?» Я не думал об этом, но в тот момент мне вдруг пришло в голову сравнение. Вот у меня есть девушка, мы друг друга любим, у нас нет денег на свадьбу. Нас встречает богатый человек и говорит, что мы вместе прекрасно выглядим, и предлагает оплатить свадьбу. Мы спрашиваем: «Просто так?» – «Да-да, только не зовите слишком много гостей, держите бюджетные рамки и, конечно, пригласите меня». Что ж, свадьба, всё прекрасно. В конце подходит этот человек и спрашивает: «Ну как, понравилось?» – «Ой, спасибо огромное. Всё было чудесно, спасибо…» – «Да-да, здорово… А можно я пересплю с невестой?» – «Что?! Конечно, нет, о чем вы?» – «Но я всё-таки заплатил за свадьбу!» – «Так мы думали, вы от чистого сердца! Нет, ни за что!» – «А-а-а, ну всё понятно… ты, значит, сложный жених».

Со мной было примерно то же самое. Меня никто не нанимал делать этот фильм, в каком-то смысле я их привлек к своей картине. И помог это понять мой достаточно солидный статус как режиссера рекламы. Причем даже в рекламе мне не говорили, что делать. Да, им надо было продать какую-то фигню, но я снимал так, как считал нужным. Поэтому репутация, конечно, мне повредила, но одновременно она помогает отсеять идиотов, которые усложняют мне жизнь.

 

Избавиться от сладости

– Как к вам пришла история про «Уроки фарси»?

– От Тимура Бекмамбетова. Сценарий долго лежал у него.

– И он вам его прислал?

– Нет. Я тогда снял на свою голову одну из новелл «Елки-5». Я согласился во многом потому, что за три месяца до того мы поругались с девушкой. Она уехала в Москву, я остался в Канаде, пытался ее вернуть, но она не хотела со мной разговаривать. И вдруг Тимур мне предлагает снять одну из новелл для «Елок». Я спрашиваю: «А в Москву можно будет прилететь?» Отвечают: «В Москве и снимаем». Ну прекрасно, думаю, поеду и завоюю мою девушку обратно. Заодно и фильм сниму.

– Завоевали?

– Завоевал, мы женаты уже пять лет. Ее зовут Тоня Перельман, она известный кастинг-директор и актерский коуч. После «Елок» Тимур звонит: «Слушай, как хорошо у тебя получилось, даже лучше, чем у меня». Вот такая еврейская фраза. Я поблагодарил его, он говорит: «Давай сотрудничать». Дал стопку материалов, и среди них были «Уроки фарси». Я сказал: «Вот это что-то!» – «Сделаешь?» – «С удовольствием». На следующий день из Берлина прилетает сценарист Цофин, мы знакомимся, всё прекрасно, я уезжаю. И потом около полутора лет ничего не происходит. Примерно тогда, через полтора года, мы встретились с продюсером Ильей Стюартом. Он спросил, есть ли что-то, что мне нравится. И я в качестве примера отправил ему этот сценарий. Он загорелся проектом, договорился с Тимуром, и пошло-поехало.

– Почему эта история вас тронула?

– Она была классная, в ней просматривался интересный концепт фильма. Я сразу увидел его уникальность. Это тебе не веселый «Кролик Джоджо», не сладко-терпкий «Жизнь прекрасна» и не мордой в грязь, как «Сын Саула».

– Как бы вы охарактеризовали этот жанр?

– Фильмы про Холокост уже стали самостоятельным жанром. А внутри него «Уроки фарси» как раз между «Сыном Саула» и «Кроликом Джоджо». Условно говоря, посередине или чуть правее.

– Но при этом смотрится как приключенческое кино.

– Да. Напряжение становится всё сильнее, ты волнуешься, всё больше проникаешься странной симпатией к этому нацисту, он тебя завораживает. Кстати, с «Домом из песка и тумана» то же самое: это была такая драма-триллер, тоже было непонятно, что станет с этим домом, что станет с героями. Постоянно чувствуешь, что это очень плохо закончится, и тебе при этом не скучно. Скажем, «Кролика Джоджо» я не досмотрел: совсем не мой фильм.

Я не говорю: нельзя так делать. Можно всё что хочешь! Можно сделать мюзикл про Освенцим. Но нужна, во-первых, правдивость, а во-вторых, чуть-чуть избавиться от этой вечной сладости. Еврейская девочка сидит за стеной – да сколько раз мы это видели! Нет, мы, конечно, должны это видеть много раз, но без сахарина. Я выключил «Кролика Джоджо», когда девочка начала ныть за стенкой: мне стало противно.

– «Уроки фарси» – еврейское кино?

– Не знаю… Нет, не еврейское. Это человеческое кино.

– Конечно, но, на мой взгляд, оно суперъеврейское: герой, который пытается выжить. История про выживание – одна из главных для еврейского народа.

– В этом смысле, конечно, можно так сказать. Просто обычно еврейским называют кино, которое затрагивает какую-то иудаистскую религиозную тему. Хотя есть там пара моментов… Когда речь идет о завете в грузовике, герой говорит: «Сейчас это уже не работает, сейчас в мире не важны заветы». И второй момент, когда он называет любовь «онай» – производное от «адонай». А в том, что Жиль, как он сам говорит, сын раввина, я не уверен. Скорее ворюга какой-то.

– У меня была ассоциация с Остапом Бендером. Если бы он попал в Холокост, то, возможно, тоже сказал бы, что перс.

– 100 %. Жиль всегда был для меня жуликом. Если бы он действительно был сыном раввина, книжным евреем, умным студентом, ему было бы легче придумать и запомнить все эти слова, а ему было тяжело. И еще в таком случае, возможно, он даже не сопротивлялся бы. Это тоже очень примечательно. Я заметил, что люди, выжившие в Холокосте (неважно, чудом или благодаря каким-то обстоятельствам, которых они стыдятся), часто не любят об этом говорить. Как будто в этом их вина.

– У вас есть мечта – профессиональная, личная, отцовская?

– У меня всегда была и есть мечта – найти хороший материал. «Дом из песка и тумана» и «Уроки фарси» мне Б-г дал или судьба, называй как хочешь.

– Ваш рассказ про «Дом из песка и тумана» звучал как абсолютно галахическая история: длительные скитания и обретенный Иерусалим.

– Да, пожалуй. А я как тот выживальщик из «Уроков фарси»: то ли сын раввина, то ли жулик.

 

Беседовал Егор ОДИНЦОВ (jewishemagazin.ru)

 

Егор Одинцов – российский кинопродюсер. Родился 30 января 1991 г. во Владимирской области. В 2008 г. переехал в Москву и почти сразу присоединился к еврейской общинной жизни: вел киноклуб израильского кино, работал мадрихом. В 2015 г. организовал 1-й Московский еврейский кинофестиваль (МЕКФ), который с тех пор проходит ежегодно. В 2015 г. за проведение МЕКФ стал обладателем премии Федерации еврейских общин России «Скрипач на крыше» в номинации «Культурное событие года». По словам Одинцова, идея создания фестиваля появилась у него после знакомства с режиссером Константином Фамом, с которым он работал над короткометражным фильмом, посвященным памяти жертв Холокоста, «Туфельки». Фильм имел большой успех и был показан на множестве кинофестивалей по всему миру. Кроме того, картина была выдвинута от России на «Оскар» в номинации «Лучший короткометражный фильм». Позднее Егор выступил продюсером таких фильмов, как «Брут», «Кадиш», «Конференция» и др.

Московский еврейский кинофестиваль – ежегодный международный фестиваль. В программе – художественные, документальные, короткометражные и анимационные фильмы, посвященные еврейской культуре, истории, национальной идентификации и современной проблематике. Организатором МЕКФ является Фонд поддержки и развития еврейского кино «Ковчег». Приз фестиваля называется «Ключ к открытиям». Статуэтка символизирует положение еврейской культуры, стоящей на стыке взаимодействия разных стран и национальностей.

Решение о присуждении наград принимает жюри, в состав которого входят ведущие деятели мирового кинематографа: режиссеры, актеры, критики. Членами жюри фестиваля в разные годы были американский режиссер-документалист Фредерик Уайзман, советский и российский режиссер, сценарист и актер Александр Митта, президент ФЕОР раввин Александр Борода, режиссеры Павел Лунгин, Дмитрий Астрахан, Константин Фам и Александр Котт, продюсеры Александр Агеев и Руслан Сорокин, директор Центра документального кино Софья Капкова и др.

В 2020 г. команда фестиваля запустила первый российский еврейский онлайн-кинотеатр zerem.tv. В рамках 6-го МЕКФ 34 игровых и документальных фильма из программы вошли в каталог онлайн-кинотеатра и были доступны бесплатно в течение фестивальной недели.

Физик на съемочной площадке

Вадим Перельман, канадский режиссер. Родился 8 сентября 1963 г. в Киеве в семье инженера. Отец погиб в автокатастрофе в 1972 г. В 1977 г. вместе с матерью Перельман эмигрировал в Италию, потом в Австрию, затем в Канаду.

После окончания школы поступил на факультет физики и математики Альбертского университета, но затем заинтересовался кино и решил кардинально поменять сферу деятельности. Переехал в Торонто, изучал кинопроизводство в Университете Райерсона. На втором курсе основал собственную продюсерскую компанию Canned Films. Снимал рекламные ролики для телевидения и музыкальные клипы.

Полнометражным режиссерским дебютом стала экранизация романа Андре Дюбуса «Дом из песка и тумана» (2003), отмеченная номинациями на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль (Бен Кингсли), лучшую женскую роль второго плана (Шоре Агдашлу) и лучший оригинальный саундтрек. В России наиболее известен благодаря работе над телесериалами «Пепел» (2013) и «Измены» (2015), получившими множество номинаций и сразу несколько призов Ассоциации продюсеров кино и телевидения.

В 2017 г. картина Перельмана «Купи меня» вошла в основной конкурс 39-го Московского международного кинофестиваля. Премьера его фильма «Уроки фарси» о еврейском заключенном концлагеря, выдающем себя за перса, состоялась в рамках 70-го Берлинского кинофестиваля.

Живет в Лос-Анджелесе.

Уважаемые читатели!

Старый сайт нашей газеты с покупками и подписками, которые Вы сделали на нем, Вы можете найти здесь:

старый сайт газеты.


А здесь Вы можете:

подписаться на газету,
приобрести актуальный номер или предыдущие выпуски,
а также заказать ознакомительный экземпляр газеты

в печатном или электронном виде

Поддержите своим добровольным взносом единственную независимую русскоязычную еврейскую газету Европы!

Реклама


Фаворит Ельцина

Фаворит Ельцина

К 65-летию со дня рождения Бориса Немцова

Хана Брэйди и ее чемодан

Хана Брэйди и ее чемодан

80 лет назад погибла девочка, только начавшая жизнь

Самый модный Лифшиц

Самый модный Лифшиц

К 85-летию со дня рождения Ральфа Лорена

«Умного система убивает, сумасшедшему всё сойдет с рук»

«Умного система убивает, сумасшедшему всё сойдет с рук»

К 90-летию со дня рождения Савелия Крамарова

Вечно светит лишь сердце поэта

Вечно светит лишь сердце поэта

25 лет назад не стало Генриха Сапгира

Спасший детство

Спасший детство

110 лет назад родился Джонас Солк

«Палестинское национальное движение нацелено на уничтожение еврейского государства»

«Палестинское национальное движение нацелено на уничтожение еврейского государства»

Беседа с политологом Даном Шифтаном

Октябрь: фигуры, события, судьбы

Октябрь: фигуры, события, судьбы

«Как обманчива наша картина мира»

«Как обманчива наша картина мира»

К 135-летию со дня рождения Уолтера Липпмана

Сын еврейского отца, отец еврейского сына

Сын еврейского отца, отец еврейского сына

Майклу Кирку Дугласу исполняется 80 лет

Абсолютная сила таланта

Абсолютная сила таланта

Великая София Лорен отмечает 90-летие

Между Биосом и Танатосом

Между Биосом и Танатосом

85 лет назад умер Зигмунд Фрейд

Все статьи
Наша веб-страница использует файлы cookie для работы определенных функций и персонализации сервиса. Оставаясь на нашей странице, Вы соглашаетесь на использование файлов cookie. Более подробную информацию Вы найдете на странице Datenschutz.
Понятно!