Взгляд с высоты птичьего полета

Родившийся в 1967-м в Рамат-Гане Этгар Керет является одним из самых значительных и самобытных голосов литературы и кинематографа Израиля. Пять его сборников рассказов переведены на 46 языков. Его сочинения то и дело встречаются на страницах таких влиятельных периодических изданий разных стран, как The New York Times, Le Monde, The Guardian, The New Yorker, Paris Review, Esquire. Он также автор ряда блистательных киносценариев. А в 2007-м появился полнометражный фильм «Медузы». Это была первая режиссерская лента Керета, которую он снял вместе со своей супругой Широй Геффен. На Каннском кинофестивале картину отметили «Золотой камерой» за лучший кинодебют.

Керет – признанный мастер короткого рассказа. В малоформатных произведениях ему удается всеобъемлюще отразить крупные проблемы, умело пользуясь при этом красками иронии, абсурда, гротеска и фантастики. Керет – обладатель ряда литературных наград, в том числе и премии Сапира – престижного приза, которым отмечают литераторов Израиля. Керет получил этот трофей в 2018-м за сборник рассказов «Takala bi-kzeh ha-galaksia» («Сбой на краю галактики»). Обладатель премии Сапира получает бонус – оплату перевода книги-победителя на любой язык по выбору автора. Керет предпочел идиш. Это был первый случай за 20-летнюю историю премии, когда автор выбрал именно этот язык. В 2019-м книга была издана на английском под названием «Fly already» («Лети уже»). В прошлом году книгу выпустило на немецком издательство Aufbau, придумав для нее третий вариант заглавия – «Tu's nicht» («Не делай этого»). Наверняка у русскоязычной версии сборника, когда таковая появится, будет еще одна разновидность названия.

Немецкое издание послужило поводом для приглашения Керета на прошлогодний международный Берлинский литературный фестиваль. Он проходил еще до новых запретов на проведение культурных мероприятий, но все равно не без ограничительных мер. Общение с частью литераторов проводилась в режиме интернетной видеосвязи. В их числе оказался и Керет, вещавший из своего дома в Израиле. Беседу с писателем проводил известный немецкий радиоведущий Кнут Эльстерман, а рассказы из книги «Tu's nicht» читал актер Томас Б. Хофман. Вот самые важные высказывания Керета, прозвучавшие во время сеанса связи между Германией и Израилем.

 

О роли контроля в писательской практике:

– Я не уверен, что когда я пишу рассказ, то все надо ставить под жесткий контроль. У каждой истории может быть несколько направлений развития. Я много раз задавал себе вопрос: почему в моем рассказе персонажи оказались в сложной ситуации? что я могу сделать для них? Но мне кажется, что у рассказа есть своя логика, которой и подчиняется жизнь персонажей. Когда я сочиняю заглавный рассказ для своего очередного сборника, я иногда бываю удивлен и даже очень опечален, поскольку окончательное направление этой истории не совпадает с первоначальным движением моей фантазии или моими добрыми пожеланиями в адрес персонажей. Что мне нравится в писательском труде – это то, что вы не должны ставить все под контроль, потому что в этом случае не будет прямых последствий, как в жизни. Вы не должны терять контроль, если ведете машину и везете сына в школу, потому что иначе может случиться непоправимое – например, кто-то может врезаться в ваш автомобиль. Из-за потери контроля можно пролить кофе на брюки, что не смертельно, но неприятно. А когда я пишу, я могу расслабиться, закрыть глаза, откинуться на спинку кресла и ожидать момента, когда мне удастся поймать сюжет новой истории. Этот процесс очень активизирует мое подсознание. В этом случае мне не приходится делать выбор – могу ли я поступать определенным образом, не нарушая баланс этики или рациональности. Правда, энергетика, возникающая в процессе писательского труда, может принести гнев, тревожность или разочарование. Но когда я пишу рассказы, мне кажется, что это помогает лучше разобраться с тем, что я чувствую в связи с конкретными ситуациями.

 

О выборе способов повествования:

– Всякий раз, когда я пишу рассказ, я чувствую себя так, словно вылетаю из пушки (как это было с героем рассказа Керета «Когда мною в предпоследний раз выстрелили из пушки». – С. Г.). Может, поэтому я теряю контроль и не знаю, куда приведет меня сочинительская дорога. Это немного страшно, когда тобою выстреливают из пушки, но ты получаешь некое преимущество по сравнению с обычной жизнью. Ты можешь видеть ее не просто полной страхов, страстей и впечатлений, но наблюдать за ней с разных и подчас немыслимых ракурсов. Ведь если я отваживаюсь погрузиться в придумываемую мною историю, принимаю на себя роли всех персонажей, то это напоминает взгляд с высоты птичьего полета на все, что окружает меня. Я совершенно инстинктивно решаю, какой из способов повествования будет наиболее точно подходить к конкретному рассказу. Обычно, когда я представляю, что некий голос рассказывает мне историю, я пишу от первого лица. Если у меня формируется нечто вроде зрительного образа рассказа, то пишу от третьего лица. При повествовании от первого лица есть диктаторство в развитии сюжета, определяемое голосом рассказчика. При ведении рассказа от третьего лица я могу использовать разные виды писательских стилей. В этом случае обычно доминирует действие.

 

О морских существах в своем творчестве:

– Для меня золотая рыбка, которая выполняет желания, в каком-то смысле связана с детством, когда я слушал сказку Пушкина. Еще ребенком я понял, что если бы мне пришлось загадать три желания, то я не смог бы сформулировать, что попросить. У меня есть очень четкое ощущение, что во мне все время идет процесс тихой трансформации. Я все время хочу чего-то и все время чувствую, что борюсь за что-то. Но речь не о деньгах, не об ослепительном внешнем виде, не о шикарных апартаментах. Это не артикулированное стремление. Для меня золотая рыбка, исполняющая желания, всегда является символом ограниченности жизненной игры, в которой нет победной стратегии. В ней нет конечного пункта, в котором вы испытаете абсолютное счастье или полное просветление.

 

О выборе языка для премиального перевода книги «Takala bi-kzeh ha-galaksia»:

– Я избрал идиш, конечно же, по причине того, что мои родители знали его. Но был еще один мотив. Я вырос в Израиле, где есть великолепные писатели, в том числе Давид Гроссман. Но и еврейская диаспора знаменита большой плеядой значительных писателей – Франц Кафка, Исаак Башевис-Зингер, Шолом-Алейхем. Последние двое из названных писали на идишe. Он продолжает существовать как разговорный язык, но, к сожалению, сейчас мало используется в литературе. Идиш и скромность – это как синонимы. Этот язык появился, чтобы люди могли с его помощью решать свои повседневные проблемы, но не говорить на нем о великой славе. Для этого издавна существовал иврит – язык Библии. Я захотел, чтобы мои рассказы вышли на идише, который оказал влияние на мое писательское творчество и который достоин большего внимания.

О людских переменах:

– Наблюдая за людьми, я не воспринимаю их как монолитные скалы. Я всегда замечаю их едва уловимую трансформацию на протяжении определенного отрезка времени. Если кто-то стагнирует, то это действительно очень плохо. Если говорить об изменениях во время пандемии коронавируса, то скажу, что на протяжении этого периода я честно стараюсь соблюдать социальную дистанцию, поскольку не хочу подвергать опасности себя и других. Но всякий раз, когда мне необходимо увидеться с братом, я не могу не обнять его при встрече. А ведь именно благодаря коронавирусной ситуации я смог избавиться от ложных объятий, которые я раздавал людям направо и налево. Теперь же я стал замечать, какие люди имеют в моей жизни наибольшее значение. Для таких я могу сохранить объятия, другим же достаточно того, чтобы я соприкоснулся с ними локтями в знак приветствия. Я, конечно, воспринимаю пандемию коронавируса как нечто создавшее условия для изменения жизни, поведения и будущего каждого. Перемены всегда интересны, потому что время, в которое мы изменяемся, отличается подлинностью, неподдельностью. Это момент, достойный документирования. Если вы встаете утром и отправляетесь в парк заниматься джоггингом в одно и то же время и всегда это занимает одинаковое количество времени, то из этой ситуации историю не выудишь. Но если во время джоггинга вас что-то остановит, то это нечто, прервавшее вашу традиционную утреннюю пробежку, может стать объектом пристального рассмотрения.

 

Об оценке эмоций переживших Холокост:

– Меня волнует напряжение между официальной, национальной памятью о Холокосте и индивидуальным его восприятием. Поведение людей бывает зачастую сумбурным, непоследовательным, не всегда достойным. На национальном уровне стараются примирить всех, сгладить все неправильное. Фразы об особом ощущении себя жертвой то и дело звучат в рассказах многих известных людей Израиля. Это означает, что Холокост до сих пор определяет нашу жизнь. Мы воспринимаем себя жертвами Холокоста, и эта тема неизменно превалирует над другими вопросами. Моя мать потеряла обоих родителей во время Второй мировой войны. Она осталась одна, без семьи. Мой отец потерял сестру. Всю свою жизнь я натыкаюсь на одну и ту же проблему, которая печалит меня, – я никак не могу осознать в полной мере, через что пришлось пройти моим родителям. Когда я был ребенком, у меня был несчастный случай, и мне пришлось накладывать 14 швов на лбу. Довелось потерпеть, но эта боль не сравнится с той болью, что испытали мои родители. В тени пережитых ими ужасов очень трудно отдавать должную дань уважения эмоциям тех, кто пережил Холокост.

 

Подготовил Сергей ГАВРИЛОВ