«Дом на Ванзеештрассе»

Отто Липман (1880–1933), родившийся в Бреслау (ныне Вроцлав, Польша), был немецким психологом, специалистом в области профессиональной ориентации и одним из пионеров использования консультирования при выборе профессии. В 1906 г. он вместе со своим коллегой Вильямом Штерном основал в Берлине первый в Европе Институт прикладной психологии. Липман был активным ученым, постоянно принимал участие в международных встречах психологов. На протяжении всего периода существования Международной психотехнической ассоциации входил в ее правление и был официальным представителем Германии. Научные труды Липмана до сих пор актуальны и имеют несомненную научную ценность.

В 1912 г. супруги Липманы вместе с двумя детьми переехали в приобретенный в Потсдаме дом на Ванзеештрассе, 9. Вскоре грянула Первая мировая война и Липман отправился сражаться за Германию. После его возвращения к мирной жизни дом на Ванзеештрассе, 9, всегда был открыт для гостей. Салоны и музыкальные вечера сформировали интенсивную общественную жизнь в доме. Липман и его жена были ассимилированными евреями, они не исповедовали иудейскую религию и не следовали системе кашрута.

Недавно в Германии в рамках очередного кинофестиваля DOK.fest München, показы фильмов которого в условиях карантинных ограничений проводились в Интернете, состоялась германская премьера ленты «Дом на Ванзеештрассе» («La casa de Wannsee», Аргентина). Это исследование семейных корней, проделанное правнучкой Липмана, режиссером Поли Мартинес Каплун. Причем она получила импульс, побудивший ее взяться за эту ленту, с неожиданной стороны – от своего сына. Ни она, ни ее родственники не принадлежали к числу тех, кто следует еврейским традициям. И вдруг сын Поли пожелал пройти обряд бар-мицва. После этого она посчитала своим долгом узнать как можно больше о прошлом своей семьи, расспрашивая об этом свою мать и ее двух сестер, роясь в архивах, побывав в доме предков на Ванзеештрассе, 9. В 1933-м Липману пришлось срочно продавать свой дом, в который вселился нацист, так и не расплатившийся с бывшим владельцем. Дочь Липмана – Эмили, бабушка режиссера, бежала в Александрию (Египет), где вышла замуж за Владимира Каплуна (еврея из Киева). У них родились три дочери, а потом возникла необходимость уехать подальше от войны, в тихую Швейцарию. И началась история отказа от своей идентичности ради устройства дальнейшей жизни. Эмили и Владимир приняли христианство сами, крестили и своих дочерей, поскольку после войны пожелали отправиться в Аргентину («Не хотим оставаться на гнилом континенте, где всегда войны»), тогдашний правитель которой, Хуан Перон, не жаловал евреев и не хотел принимать их в своей стране. А вот беглые нацисты как раз получали в Аргентине «зеленый свет». После объединения Германии сестрам Каплун удалось вернуть себе потсдамский дом, расположенный всего в нескольких кварталах от печально известной виллы «Марлир», где нацисты утвердили программу геноцида евреев Европы.

Многолетний ведущий программ DOK.fest München Михаэль Штадлер при помощи онлайн-конференции побеседовал с Поли Мартинес Каплун и ее матерью Хелен Каплун, которая является одним из героев фильма. Вот выдержки из этой беседы.

 

О вопросах религиозной идентичности

Поли Мартинес Каплун (П. М. К.): – До съемок фильма я почти ничего не знала об истории моей семьи. Мне было только известно, что моя мать родилась в Египте, в Александрии, и что мои бабушка и дедушка раньше жили в Швейцарии. Мои родственники сейчас разбросаны по всему миру – они живут в Аргентине, Венесуэле и Испании. Но я не знала подробности, подлинную историю семьи – не знала, когда мои предки бежали из Берлина, как национал-социалисты повлияли на судьбу моей семьи. Знаю, что в ней не поддерживались еврейские традиции. Раньше я даже не обращала внимания на то, что я еврейка. Но к определенному моменту у меня накопилось много вопросов о моей идентичности, об идентичности моей семьи, о сущности иудаизма. Все эти вопросы крутились в моей голове долгие годы. Я рассказываю в фильме, как моя мать со своими сестрами начала искать документы, которые подтверждали, что дом под Берлином принадлежал их предкам. И моя киноэкспедиция туда вылилась в познание истории моей семьи. Это была моя первая поездка в Германию, где родились и выросли мои предки. Работа над фильмом стала очень значительным событием в моей жизни.

Хелен Каплун (Х. К.): – Темы религиозной идентичности нашей семьи и нашего происхождения не являлись в ней предметом обсуждения, хотя было много забавных моментов. Например, моя старшая сестра родилась на Кипре в 1938 г. И сразу получила британское подданство. Я родилась в Египте в 1942 г. Но я не могла стать гражданкой той страны, потому что мы приехали из Европы и меня не признавали египтянкой. Поли рассказывает в фильме, что существовал очень строгий закон, согласно которому евреям не разрешали приезжать в Аргентину. И нам сказали, что надо принять христианство. Нас крестили в маленькой часовне в Швейцарии. И мы приехали в Аргентину как протестанты. Мы не ходили в церковь до тех пор, пока мне не исполнилось 18. И это была протестантская церковь. И в определенный момент я спросила себя: моя ли это вера? Я ходила на собрания протестантов, но не потому, что я верила во все это. Я стала задумываться об этом и о своем еврейском происхождении, когда мне было примерно 30-40 лет. Интересно, что примерно в том же возрасте Поли стала думать о себе как о еврейке. Мы не растили детей как иудеев или как христиан. Об этом не говорили в нашей семье. А вот в семье моей старшей сестры быть христианином – это очень важная вещь. И она стала убежденной верующей-христианкой, вслед за своим мужем. Она ходит в церковь, это важно для нее. Поли показала это в фильме на примере ее внуков.

 

О причинах ухода из жизни Отто Липмана

Х. К.: – У меня есть семейная версия, которую я услышала от своей матери. Мой дед был крупным философом и психологом, специализировался на индустриальной психологии. Он написал несколько книг на эту тему. Раз в неделю в своем доме он встречался с коллегами. Они обсуждали все текущие теоретические разработки и то, над чем им предстоит работать практически. Эта работа давала ему много положительных эмоций. Но он был шокирован смертью старшего сына Ханса, который в Мадриде попал в мотоциклетную катастрофу. Это случилось за год до того, как умер сам дед. С другой стороны, в 1933-м он не получил место профессора Берлинского университета имени Гумбольдта из-за своего еврейского происхождения, поскольку в Германии к власти пришли национал-социалисты. Не очень уверена, но вполне возможно, что он никак не мог оправиться от двух событий: смерти Ханса и начала правления Гитлера. И это ослабило сердце деда, он умер от инфаркта. Руди Брандт, который когда-то работал психологом в полиции ГДР, в конце своей диссертации выдвинул гипотезу, что мой дед мог лишить себя жизни. Но об этом никогда не говорили в моей семье. И потому я не могу ни подтвердить, ни отрицать это. Но лично я не думаю, что так было. Я психоаналитик и могу сказать, что дед был очень увлекающимся человеком. Его увлекала сама жизнь, всё, что его окружало. Он также был очень трезвомыслящим и не похожим на человека, который мог свети счеты с жизнью.

 

О сложном процессе возвращения семейного дома на Ванзеештрассе, 9

П. М. К.: – Вновь обрести дом было очень трудно. На это ушло 10 лет. Моя мать, героиня этой истории, смогла продемонстрировать доказательства того, что дом принадлежал ее предкам. Главное свидетельство – семейные фото. Они доказывали, что семейство Липманов владело домом и обитало в нем. Но планы на дом были и у потомков тех, кто жил в нем после моего прадеда. После борьбы моя семья смогла вернуть себе дом Отто Липмана. Это было очень символично для нас. Ведь это дом, где выросла моя бабушка и жила там до 27-летнего возраста. Для меня быть в этом доме и работать в нем с оператором имело очень большое значение, потому что я все время ощущала – это семейное гнездо. Все окружающие достопримечательности – озеро Ванзее, Потсдам – были открытием для меня. С ними тоже связаны мои истоки, что для меня очень важно. Я даже приехала туда со своими детьми и показала им дом, Берлин и Потсдам. Ведь там и их корни тоже.

Х. К.: – Это была очень сложная битва. Когда Берлинская стена рухнула, мы получили письмо от адвоката, в котором говорилось, что настало время нам что-то сделать с домом. Но мы должны были подыскать другого адвоката, потому что прежний решил уйти на покой. У немцев все очень строго задокументировано. В Потсдаме есть контора, в которой все люди, имевшие отношение к дому, очень скрупулезно зарегистрированы. На протяжении тех 10 лет, когда мы занимались этим делом, мы много раз приходили в отчаяние. Нашими конкурентами были потомки всех тех, кто когда-либо жил в нашем доме после деда – это пять семей. Мы сражались и в конце концов получили дом. Нам удалось сделать это и с помощью моей старшей сестры, у которой было лучшее финансовое состояние, позволившее справляться со всеми препятствиями на нашем пути. Это был очень и очень долгий путь, полный взлетов и падений, но мы наконец-то получили дом. И это было серьезное испытание для нас. Поли очень хорошо показала это, и я благодарю ее за этот фильм. Он оказался очень важным для всего нашего семейства.

 

Подготовил Сергей ГАВРИЛОВ