Годы страданий и странствий

Проза Владимира Батшева кинематографична. Динамизм диалогов, склонность к монтажу аттракционов – свободному столкновению идей, объектов и символов – все это у писателя, видимо, следствие выучки ВГИКа, сценарный факультет которого он некогда окончил. Эта кинематографичность проступает и в последнем романе Батшева, лаконично названном «1948». Имеется в виду 1948 г. – время действия основных эпизодов повествования.

Роман многолик, среди его героев – старый русский эмигрант, портье в парижской гостинице Мишель; сподвижник Тито Милован Джилас; русский эмигрант, сержант американской армии Джордж Олонецкий, узница концлагеря Берген-Бельзен Рашель, режиссер московского еврейского театра ГОСЕТ Ефрем и другие действующие лица, только что пережившие вой­ну и теперь сталкивающиеся друг с другом по воле прихотливого сюжета романа в различных городах послевоенной Европы – Париже, Риме, Москве. Эти столкновения – словно искры, высекаемые автором в камнях драм и трагедий, которые являют собой жизнь и борьба героев на разных фронтах мировой вой­ны, разрушившей их естественное существование.

Вот по дорогам Австрии и разоренной вой­ной Германии движется конная повозка, в которой двое русских людей, волей случая оказавшихся во время вой­ны на немецкой стороне, – казак Тимофей Лукич и бывший советский журналист, сотрудничавший в газетах на оккупированной территории, Кирилл Проталин. На родину им пути нет, там ждет лагерь, а то и расстрел. И едут эти два одиноких человека неведомо куда, рассекая взбаламученное вой­ной человеческое море, сталкиваясь по пути с соотечественниками, так же, как и они, не знающими, где преклонить голову.

– Где бы такое место найти, где бы меня не нашел никто, – задумчиво говорит светловолосый парень, шофер из Орла. Он уже побывал в Браунау, в пересыльном лагере, где бывшие советские люди ждут отправки на родину, и понял, что ничего хорошего его там не ждет.

– Здесь не спрячешься, найдут, – отвечает ему технолог из Мариуполя. – В какую бы Америку махнуть, что ли. Да как туда махнешь?

– А я решил домой ехать, – говорит пожилой колхозник. – Что я буду тут делать? Люди чужие, земля чужая, а там все-таки дом, семья. Перебьюсь как-нибудь.

– Вот загонят тебя на Печеру, узнаешь, как перебиваются, – подает голос другой крестьянин, побывавший в ссылке на севере как раскулаченный и похоронивший там семью. – Нет, я, пока можно, у бауэра буду работать – чтобы он подох! А круто будет – в лес уйду.

– Мне бы дали вон там кусок земли, я бы лес выкорчевал и распахал ее, землю. А из лесу хату поставлю. Лошадь у меня есть. Могу хозяйствовать… Как думаешь, могут мне тут землю дать?

Бред, думает Проталин. Дать ему землю здесь, в Австрии, где каждый сантиметр земли имеет своего хозяина! Но какой голод в его глазах, какая тоска и жажда в его корявых, сильных, тянущихся к земле пальцах!

Эти проходные сцены, мимолетные встречи и разговоры, так выпукло представленные в романе, заставляют понять: перед нами Россия, выплеснувшая своих детей на Запад и теперь, неведомо за какие вины, готовая карать и мучать их, тянущихся на родину.

Следуя принципу свободного столкновения идей, объектов и символов, романист проводит через сюжет сцены насилия; некоторые из них написаны с хемингуэевской лаконичной изобразительностью, открывающей глубины человеческих характеров. Мы видим, как в том же 1948 г. Сталин на ужине-банкете на своей даче распекает руководителей недавно присоединенных к «социалистическому блоку» государств – болгар, югославов – за робкие попытки самостоятельных решений. Присутствующий на этой встрече Милован Джилас, в будущем диссидент, а тогда один из руководителей еще не отколовшейся от Советского Союза Югославии, позволяет себе скромную реплику. «Сталин смотрел на него своими желтыми мертвыми глазами, в которых не было ничего, кроме металла…»

У кого был такой же взгляд, думает Джилас. И вспоминает – у молодого палача в партизанском отряде, приводившего в исполнение расстрельные приговоры.

Сцена казни крестьянина, случайно забредшего в расположение сербского партизанского отряда, свидетелем которой становится Джилас, включает другую литературную ассоциацию – воспоминание о знаменитом рассказе Кафки «В исправительной колонии». Как деловито и спокойно палач, этот простой крестьянский парень, делает свое дело: ставит приговоренного в определенную позицию на край могилы, чтобы он ровно и точно упал туда, и как послушно помогает ему приговоренный, только в последний миг осознав ужас своего положения. Какая в этом обыденность террора. Это точное и глубокое описание казни заставляет вспомнить о массовости убийств, спокойно и бестрепетно осуществляемых такими же, как сербский палач, простыми российскими парнями.

В том же 1948-м, когда Сталин вразумляет на своей даче болгар и югославов, происходит казнь Михоэлса. Один из героев романа – режиссер ГОСЕТа Ефрем – приходит к нему зимой 1948-го. Михоэлс, словно предчувствуя свой конец, сетует на то, что ему не хочется ехать в Минск. Начальство настаивает: надо отобрать лучшие спектакли для присуждения Сталинской премии, а ему почему-то не хочется ехать. Сколько внутреннего трагизма в этой обыденной встрече, сколько предощущения гибели народа. Спустя некоторое время тот же Ефрем придет в театр прощаться с убитым учителем и увидит весь цвет русской культуры и испуганно жмущихся к стенам актеров ГОСЕТа, предчувствующих конец театра, конец еврейской культуры.

Мы видим в романе молодого драматурга Александра Гинзбурга, которому суждено вскоре прославиться под именем Александр Галич. Он случайно попадает на собрание в Доме кино, где прорабатывают космополитов, и с ужасом ждет предложения выступить, предложения, от которого нельзя отказаться.

Много чего в романе из послевоенной еврейской жизни, и не только советской. Ведь 1948 г. это год образования Государства Израиль, и через сюжет романа проходят люди, причастные к этому историческому событию. Да и кончается книга трагическим эпизодом еврейской истории – расстрелом корабля «Альталена», в ходе которого погибает бывшая узница Берген-Бельзена Рашель.

Владимир Батшев представил в своем романе широкое полотно послевоенной европейской жизни, насыщенной драмами и трагедиями времени. Читать эту книгу интересно и поучительно, многое узнаешь, о многом задумываешься.

 

Михаил ЗАРАЕВ