Необыкновенные концерты Кирилла Петренко

Выбор оркестра

Родившийся в Омске дирижер Кирилл Петренко в августе 2019 г. начал свою деятельность на посту главного дирижера Берлинского филармонического оркестра. Этот оркестр традиционно сам находит себе руководителя и избирает его голосованием. Бывает, что оркестранты в своих симпатиях разделяются на две почти равные партии. Так было, по слухам, при избрании предшественника Петренко – англичанина Саймона Рэттла, который якобы опередил своего конкурента Даниэля Баренбойма на три голоса. С Кириллом Петренко (также по слухам, оркестр не выдает такую информацию) конкурировал слывущий среди многих музыкантов антисемитом Кристиан Тилеман, но Петренко победил с большим преимуществом.

Когда летом 2015 г. было объявлено о решении оркестра, избравшего Петренко наследником Рэттла, два немецких СМИ позволили себе однозначно антисемитские комментарии в Интернете в адрес новоизбранного дирижера, сделав известным публике неведомое для многих и для большинства в наше время, казалось бы, безразличное еврейское происхождение Петренко. Один автор написал, что «теперь у нас в Берлине появляется уже третий еврей в кресле главного дирижера» (на тот момент таковыми автор считал Даниэля Баренбойма и Ивана Фишера).

Что-то давно в Германии евреев не выявляли и не считали, не правда ли? К этому моменту дирижирование Петренко в Байройте – Мекке Рихарда Вагнера – было многократно названо критиками «гениальным». Так вот, еще один автор сравнил Тилемана с богом Вотаном из тетралогиии Вагнера «Кольцо нибелунга», которой как раз и дирижировал Петренко в Байройте. И он обрисовал Петренко, в противоположность Тилеману, как «ничтожного гнома» и «еврейскую карикатуру», имея в виду Альбериха, персонажа той же оперы, что вообще выходило за всякие рамки, так как антисемит Вагнер не писал своего Альбериха евреем – так этот образ интерпретировали только при нацизме. Мало этого, на пресс-конференции оркестра прозвучал еще и вопрос о том, нельзя ли было все же избрать руководителем коллектива немецкого дирижера (Петренко – гражданин Австрии).

К слову сказать, мнение о Тилемане как об антисемите ничем, кроме сплетен, реально не подтверждено. А пианист Евгений Кисин писал мне в письме: «Тилемана я знаю лично и знаю, что, вопреки слухам, он не только никакой не антисемит, но, более того, ярый сторонник Израиля (в отличие, кстати, от Баренбойма), поэтому не верю, что антисемитские высказывания исходят „из его лагеря“».

Но, так или иначе, оба комментария вызвали скандал, но скандал, спровоцированный сознательно, так как мы живем в такое время, когда впервые после вой­ны в Германии на федеральном и на земельном уровнях по необходимости учреждены должности уполномоченных по борьбе с антисемитизмом, a функционеры партии «Альтернатива для Германии» то и дело выступают с крайне неоднозначными заявлениями.

На выпады СМИ, прозвучавшие в адрес Кирилла Петренко в связи с его новым назначением, последовал резкий отпор (в частности, во Frankfurter Allgemeine Zeitung), и редакции телекомпании NDR и газеты Die Welt принесли ему и читателям извинения, а также, хотя и не сразу, убрали комментарии, но… призрак снова бродит по Европе – призрак антисемитизма. В том числе и в музыке. Правда, после появления в Берлине в качестве главного дирижера оркестра радио еще одного еврея – Владимира Юровского – подобных комментариев не последовало.

И вот в конце декабря Кирилл Петренко предложил берлинской публике предновогодний концерт, составленный из произведений американских композиторов. И была у этого концерта одна особенность, которая, может быть, и не входила в намерения маэстро, но в связи с вышесказанным бросалась в глаза. Ни одно из произведений, исполненных в этот вечер, не могло бы прозвучать в Берлине, победи во Второй мировой вой­не гитлеровский режим. Ибо все авторы по Нюрнбергским расовым законам были евреями, и, стало быть, их музыку запрещалось играть в немецких залах.

Я принципиальный сторонник взгляда, что только сам человек вправе определять и формулировать свою принадлежность к тому или иному сообществу, классу, группе и т. д. Владимир Войнович, например, был евреем по Галахе, но считал себя даже не сербом (по отцу), а русским, ибо таковым он себя ощущал. И это его право. Нет, он не «отъевреивался» – он замечательно чувствовал и изображал евреев. Но себя он евреем не ощущал и не считал…

Сартр писал о том, что еврей, как объект наблюдения со стороны и объект обсуждения другими, часто является социальной и культурной конструкцией, созданной обществом, фикцией, суммой приписываемых ему характеристик. Такое приписывание, писал Сартр, имеет часто абсолютно реальные и ужасные (по)следствия. Для того, кого определили как еврея. И мы в наше время, называя того или иного человека еврейского происхождения «евреем», даже если он христианин, буддист или мусульманин, не скатываемся ли к пресловутым Нюрнбергским законам?

Несомненно, скатываемся. Но если встать на позицию еврейского националиста, то, согласитесь, соблазнительно, увидев иногда непропорционально большие успехи людей еврейского происхождения в науке или их достижения в сфере культуры, радоваться им и гордиться ими. Особенно приятно потому, что теоретики антисемитизма, в частности Рихард Вагнер и Евгений Дюринг, в своих «трудах» напрочь отказывали евреям в способности обогатить науки и искусства. Сегодня в то, что эти абсурдные и смехотворные ныне утверждения произносились всерьез, как и в то, что они вообще произносились, даже поверить трудно, но так было, и эта чушь была написана вышеназванными авторами на бумаге и отпечатана в типографии.

Если «еврейский ген», за предположение о наличии которого был чуть ли не четвертован социал-демократ Тило Саррацин, существует, то в моем воображении это, несомненно, ген поиска и нахождения социальных лифтов, сфер, где возможна карьера с минимальной дискриминацией или вовсе без нее. В советское время это были шахматы, наука и музыка…

Но вернемся в зал Берлинской филармонии и заглянем в программку со списком авторов исполнявшихся произведений. Двое из них могли бы теоретически родиться россиянами, а в наше время быть украинскими гражданами, не эмигрируй их родители в США, где они и родились: Джорж Гершвин (в концерте прозвучала его «Ouvertüre zum Musical Girl Crazy») родился в семье еврейских эмигрантов из Одессы, а Леонард Бернстайн, представленный в концерте арией «I feel pretty» и симфоническими танцами также из «Вестсайдской истории», – в еврейской семье, приехавшей из Ровно. Остальные авторы концерта – американцы уже в третьем поколении. Ныне здравствующий Стивен Сондхайм – автор не только музыки, но и текстов, например, кo все той же «Вестсайдской истории» Бернстайна, родители которого в Российской империи назывались, конечно, Бернштейнами.

А еще прозвучали произведения Ричарда Роджерса – также всемирно известного благодаря мюзиклу «Звуки музыки» и одноименному фильму, и Гарольда Арлена, получившего в 1940 г. «Оскар» в категории «Лучшая песня» («Over the Rainbow» из «Волшебника страны Оз»). Ее, как и многие другие арии, исполняла в концерте Диана Дамрау. В программу концерта было включено и одно произведение Курта Вайля, снискавшего всемирную известность своей музыкой к «Трехгрошовой опере» Бертольта Брехта, в частности песенкой «Мэкки-Нож». Вайль бежал из нацистской Германии и остался до конца жизни в США. В тот вечер в Берлине прозвучал его блистательный симфонический ноктюрн из написанного в США мюзикла «Lady in the Dark».

Можно смело утверждать, что вышеназванные музыканты, как и другие дети еврейских эмигрантов, такие как Ирвинг Берлин или Джо Керн, создали американскую музыку. Так, может быть, в словах Тило Саррацина о «еврейском гене» была, как в любой шутке, доля истины?

На бис Диана Дамрау исполнила с оркестром популярную арию «Я танцевать хочу» из мюзикла «My fair lady» Френсиса Лоу, который для нацистов тоже был бы евреем, так как евреем был его отец.

 

Марис Янсонс и Германия

В последние годы недавно ушедший из жизни главный дирижер оркестра Баварского радио Марис Янсонс познакомился и сблизился с Кириллом Петренко, который руководил в том же Мюнхене Баварской оперой. Оба они любили и исполняли, а Кирилл Петренко и ныне исполняют самую разную музыку – как Вагнера, так и тех, кому тот отказывал в праве быть частью мировой музыкальной культуры: Мендельсона-Бартольди, Оффенбаха, Кальмана, a также «короля вальсов» Штрауса, еврейское происхождение одного из дедов которого Геббельс «засекретил», дабы не оставить театры вовсе без репертуара.

Марис Янсонс был любимцем Берлинского филармонического оркестра. Он стал им еще во времена работы ассистентом у Караяна. Два года назад Янсонс был избран почетным членом Берлинского филармонического оркестра, став первым российским дирижером, удостоенным этого высокого звания. И он был первым, кому оркестр Берлинской филармонии предложил место своего нового шефа, но Янсонс сразу отказался, трезво оценив свои силы и невозможность брать на себя руководство двумя оркестрами. Дело в том, что покидать оркестр Баварского радио Янсонс не хотел, так как в Мюнхене он надеялся осуществить свою давнюю мечту – построить новый концертный зал с идеальной акустикой (к имеющимся залам у дирижера были претензии). Янсонс не дождался зала, но добился принятия властями решения о его строительстве. Уже утвержден проект, и на концерте памяти Мариса Янсонса 15 января 2020 г. министр культуры Баварии Бернд Зильбер заявил: «Я могу себе представить, что будущий зал будет носить имя Мариса Янсонса». Эти слова были встречены в зале Гастайга самыми продолжительными аплодисментами публики мемориального концерта, в котором Зубин Мета продирижировал Второй симфонией Малера.

Да, кстати, победи в стране нацизм, не было бы для немцев Малера. Не было бы в Германии и дирижера Янсонса. Мало кто знает о его еврейской маме, которая родила сына в оккупированной Риге. Она избежала депортации в гетто, так как в первые дни оккупации ее отец, инженер-технолог Герман Менделевич Блюменфельд (1875–1941), договорился с двумя латышскими врачами, чтобы они подтвердили, что она – его приемная дочь, удочеренная из русской семьи. Это спасло мать будущего музыканта. Она вышла замуж за прекрасного дирижера Арвида Янсонса. Но на всю жизнь у нее осталась страшная травма – потеря отца и брата, которые погибли в Рижском гетто. В то непростое военное время родителям Мариса помогал друг семьи, оперный певец Марис Ветра, и когда 14 января 1943 г. родился мальчик, его назвали в честь друга. Мама Янсонса старалась как можно меньше выходить на улицу, опасаясь доноса, и первые полтора года жизни Марис провел в укрытии вместе с матерью.

 

«Филармоники» и Израиль

Вскоре Берлинский филармонический должен гастролировать в Израиле (хотя не исключено, что в связи с пандемией коронавируса гастроли будут перенесены). Сам Петренко уже неоднократно дирижировал Израильским филармоническим, но со своим оркестром он будет выступать в Земле обетованной впервые. По плану 1 мая, в пятницу, в 12 часов, стало быть до Шаббата, оркестр исполнит в зале Charles Bronfman Auditorium в Тель-Авиве программу из произведений Малера (4-я симфония и «Пять песен на стихи Фридриха Рюккерта»), а также сочинение Макса Бруха «Кол нидрей», op. 47. А в субботу, 2 мая, в 20 часов, то есть после Шаббата, оркестр под руководством Кирилла Петренко исполнит там же 6-ю симфонию Малера и ее же на следующий день – в Иерусалиме, в Convention Center.

Этим будет продолжена традиция, начатая в 1990 г., когда «филармоники» впервые играли в Израиле под руководством Даниэля Баренбойма. До этого, пока длилась эра Герберта фон Караяна, израильский оркестр отказывал берлинцам в приглашении, так как для них фон Караян был персоной нон грата. Тогда же, в 1990-м, был сыгран уникальный концерт сдвоенного оркестра: Израильский и Берлинский филармонические под руководством Зубина Меты вместе исполнили произведения композиторов Бен-Хаима, Сен-Санса, Вебера, Равеля и 5-ю симфонию Бетховена. Этот концерт остался вехой как в истории музыки, так и в истории двух стран.

 

Ох, уж этот Вагнер…

Когда Юрию Михайловичу Лотману однажды сказали, что любимый им автор поэмы «Москва – Петушки» якобы антисемит (что не так, конечно), Лотман произнес: «Личная жизнь писателя меня не интересует». Он хорошо отделял мух от котлет, которые все же являются пищей… Но и говоря о пище духовной, хорошо уметь отделять одно от другого.

В Израиле до сих пор табуировано исполнение музыки Вагнера. Все попытки играть его явочным порядком (в частности, такую попытку предпринимал Даниэль Баренбойм) оканчивались скандалом. Как же быть с Вагнером, как быть с ним тем евреям, тем израильтянам (чаще репатриантам из Германии и их потомкам), которые любят его музыку? А такие были и будут всегда.

Любой антисемитизм должен получать адекватный отпор. Является ли адекватным ответом на антисемитские выходки и тексты Вагнера отказ исполнять и слушать его музыку? Думая об этом, я хотел бы привести с согласия автора пространную цитату из замечательного текста «Примечания к Вагнеру» здравствующего, слава Богу, в Мюнхене прекрасного писателя и умнейшего эссеиста Бориса Хазанова:

«В Москве, в Большом зале консерватории, над сценой висит медальон с профилем основателя Московской консерватории Николая Рубинштейна, с двух сторон под высокими окнами в мраморных овалах – портреты великих композиторов. Cлева от сцены, бок о бок, Феликс Мендельсон и Рихард Вагнер. Один был после нацистского переворота запрещен к исполнению в Германии, другой в годы вой­ны запрещен в СССР.

Война кончилась. Тот, кто присутствовал на первом исполнении оркестровых фрагментов из опер Вагнера в Большом зале поздней осенью 1945 г., никогда не забудет реакцию публики после грома тромбонов во вступлении к третьему акту „Лоэнгрина“: это были даже не аплодисменты, это был рев восторга, неистовство, охватившее весь зал.

Таково действие музыки Вагнера – остаться к ней равнодушным невозможно. То, что в свое время раскололо музыкальный мир, продолжается по сей день: Вагнера обожают или ненавидят. Уже приблизилось его 200-летие – Вагнер жив как никогда. Нет ни одного сколько-нибудь престижного оперного театра, где в репертуарных списках не значились бы „Тристан и Изольда“, „Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге“, „Летучий голландец“, „Лоэнгрин“, „Парсифаль“; ни одной надежно финансируемой оперной сцены, где режиссер не дал бы волю своим амбициям, предложив публике очередную сногсшибательную версию „Кольца“.

Возобновленный в 1951 г. фестиваль вагнеровских спектаклей во франконском городке Байройте, на Зеленом холме, знаменитые постановки Пьера Булеза, Патриса Шеро, Гарри Купфера, незабываемые инсценировки Августа Эвердинга в Чикаго и в Мюнхене, интерпретации прославленных дирижеров, начиная от Бруно Вальтера и Вильгельма Фуртвенглера до наших современников Вольфганга Заваллиша, Евгения Мравинского, Герберта Караяна, Джорджа Солти, Даниэля Баренбойма, Кристиана Тилемана, – все это вошло в историю музыки, стало частью нашей культуры, чтобы не сказать – нашей души. И всякий раз дискуссии, страсти, новые толкования, старые счеты.

„Страдальческий и великий, подобно тому веку – девятнадцатому, чьим совершеннейшим выражением он является, стоит у меня перед глазами духовный образ Рихарда Вагнера...“ Доклад Томаса Манна „Страдания и величие Рихарда Вагнера“, прочитанный зимой 1933 г. в Большой аудитории Мюнхенского университета по случаю 50-летия смерти Вагнера, повлек за собой „Протест вагнеровского города Мюнхена“. Среди пятидесяти подписавших постыдный документ оказались весьма известные люди – дирижер Ганс Кнаппертсбуш, композиторы Ганс Пфицнер и Рихард Штраус, художник Олаф Гульбранссон. На другой день после доклада Манн уехал в заграничное лекционное турне, откуда уже не возвратился.

Старания развенчать Вагнера как злокачественного антисемита и предтечу нацизма предпринимаются вновь и вновь. Улики хорошо известны: расистские тирады из уст мужа в дневнике Козимы Бюлов-Вагнер – дочери Листа, ушедшей от пианиста и дирижера Ганса фон Бюлова, одного из первых интерпретаторов вагнеровских опер и, между прочим, еврея, – к Вагнеру, чтобы стать его конфиденткой, преданнейшей супругой и матерью пяти детей, многочисленные шокирующие высказывания в письмах самого композитора и, наконец, статья-памфлет, точнее, пасквиль „О еврействе в музыке“, наиболее известный документ вагнеровского юдофобства. (Можно упомянуть и второе, дополнительное сочинение „Разъяснения о еврействе в музыке“, 1869). Объектом грязного пафоса здесь оказываются бывшие друзья и покровители, а теперь козлы отпущения: редко исполняемый в наше время былой кумир парижской публики Джакомо Мейербер и Феликс Мендельсон-Бартольди. Любопытно, однако, что Вагнер, который так часто себе противоречил, мог отзываться о них и по-другому – совсем наоборот. Вот наудачу несколько высказываний, хронологически не слишком далеких от статьи „Еврейство в музыке“ (1850):

„Без Мейербера я был бы ничто“.

„Мендельсон – величайший музыкальный гений после Моцарта“.

„Я считаю увертюру „Гебридские острова“ Мендельсона одним из самых прекрасных произведений в нашей музыке“.

Позднее, в одном из писем к Ницше он говорит даже о необходимости дополнить „немецкую суть“ еврейством.

Кое-кто называет музыку Вагнера человеконенавистнической и фашистской, но я спрашиваю себя, существуют ли фашистские тональности, фашистские аккорды, фашистский контрапункт, фашистские принципы и приемы музыкальной композиции?..»

Это очень правильно поставленный вопрос, и ответ на него ясен. У музыки, искусства абстрактного, нет ни национальности, ни идеологии. Их можно ей, музыке, только приписать, как приписывают антисемиты всем евреям отнюдь не присущие им всем свойства и качества. Я не являюсь поклонником музыки Вагнера, но уважаю как тех, кто его музыку боготворит, так и тех, кто ее не любит и критикует, как делал это, в частности, Петр Ильич Чайковский. Но запрещать исполнять ее – такое же антицивилизационное варварство, каковым был запрет нацистами музыки, сочиненной композиторами-евреями.

Но, не любя Вагнера и любя Израиль, я все же хотел бы исполнения произведений этого антисемита в Израиле берлинским оркестром под управлением одного из лучших интерпретаторов музыки Вагнера – австрийца из Сибири Кирилла Петренко. Сильный светский Израиль, полюбивший в качестве руководителя своего главного оркестра индуса Зубина Мету, сдюжит, не сомневаюсь.

 

Юрий ВЕКСЛЕР