Живи как хочешь

В 1952 г. Алданов написал роман «Живи как хочешь» – роман, завершающий серию произведений из русской и европейской истории, роман, завязанный на двух детективных интригах: одна связана с международным шпионажем, другая – с кражей бриллиантов.

Заглавие – именно оно, а не сам роман, ничего схожего с жизнью героев у автора не было, – вполне соотносилось с его жизнью. Он родился в состоятельной семье, семья ни в чем не отказывала своему первенцу. Сам писатель о своей молодости вспоминал: «…Я родился в богатой семье киевских сахарозаводчиков. Это дало мне возможность идти навстречу своим стремлениям… Материальная независимость дарила возможность посвятить себя двум богам: литературе и химии».

В 1915 г. бог-литература победит бога-химию: он издаст книгу «Толстой и Роллан» и из двух богов выберет литературу, которой служил всю свою жизнь. И проживет ее так, как хотел – честно, достойно и добросовестно. Алданов был благородным, справедливым и порядочным человеком, и потому пользовался уважением среди литераторов-современников, что не часто бывает в этой среде.

 

«Истоки»

Так назывался роман Марка Алданова, который он писал с 1942 по 1946 г., – роман о революционном движении конца 1870-х и убийстве императора Александра II. Роман отодвинул все другие замыслы (29 июня 1945 г. он сообщил Бунину: «Кроме „Истоков“ я ничего не пишу»), настолько важной для него была именно эта работа в эти годы. В «Истоках» герои Алданова рассуждали и отчаянно спорили о путях исторического развития России, о связи политики и нравственности, радикалы противостояли консерваторам, интеллигенты – самодержавию. Алданов считал, что противостояние интеллигенции самодержавию было характерной чертой общественного развития России перед 1 марта 1881 г., когда народоволец («Народная воля» – революционная организация, поставившая во главу своей деятельности террор) Гриневицкий метнул завернутую в салфетку бомбу в императора Александра II. Именно это противостояние, полагал автор, и дало импульс к дальнейшему революционному развитию.

Что касается истоков самого Алданова, то его мать, урожденная Шифра (Софья) Зайцева, была дочерью киевского сахарозаводчика, купца 1-й гильдии Ионы Зайцева, известного в городе филантропа (в 1893 г. основал небольшую бесплатную хирургическую больницу), и его отец Александр Ландау тоже был богатым сахарозаводчиком. Не таким, как Израиль Бродский, но денег хватало, чтобы дать сыну приличное образование: после успешного окончания в 1904 г. знаменитой Киево-Печерской гимназии юный Марк поступил в не менее знаменитый Университет Св. Владимира, основанный указом императора Николая I еще в 1833 г., и окончил полный курс по физико-математическому (отделение химии) и юридическому факультетам. Но ни юристом, ни ученым-химиком стать ему было не суждено. Суждено было стать писателем – кем он и стал.

 

«Армагеддон»

Пришествие хама, о чем Мережковский предупреждал Россию в 1906 г., случилось в 1917-м – хамы пришли к власти. И одним из первых декретов большевиков наряду с «Декретом о мире» и «Декретом о земле» был «Декрет о печати» (который ввел цензуру, объявив «буржуазную прессу» вне закона), находившийся в одном ряду с «Декретом об организации ВЧК» (который развязал внесудебную расправу с противниками режима). Слово приравняли к делу: были закрыты многие газеты и издательства, под горячую руку попали не только оппозиционные, но и умеренные – кто в этом хаосе и своеволии разбирался в таких тонкостях…

В защиту свободы печати выступил Союз русских писателей, который выпустил специальную однодневную «Газету-протест». В «Протесте» объединились самые разные по мироощущению интеллигенты – Зинаида Гиппиус, Евгений Замятин, Вера Засулич, Владимир Короленко, Федор Сологуб, Питирим Сорокин. Вот названия некоторых статей этого издания: «Слова не убить», «Красная стена», «Осквернители идеала» и т. д. Гиппиус заявляла, что «отменена вся печать кроме большевистской». Сорокин увидел в закрытии враждебных советской власти газет «возврат к Средним векам». Все авторы сходились в одном: большевистский закон – это «убийство общественной мысли». Протест (в прямом и переносном смысле) быстро подавили, но оставались щели, и на протяжении нескольких лет еще выходили книги с неугодным для новой власти содержанием (все газеты и журналы, так или иначе стоявшие на антибольшевистских позициях, существовать перестали).

Алданов большевистский Октябрь не принял. Через год сумел опубликовать (на правах рукописи) книгу под точным и емким названием «Армагеддон». Для тех, кто забыл, напомню: Армагеддон (считается производным от древнееврейского названия холма Мегиддо в Израиле) – последняя битва добра со злом на исходе времен в конце света, в которой будут участвовать «цари всей земли обитаемой» (Откр. 16:14–16). Книга представляла собой своеобразную философскую публицистику о войн­е и октябрьском перевороте, в которой автор размышлял о дальнейших перспективах «революции», и состояла из двух частей – диалога «Дракон», написанного до октябрьского переворота, и заметок «Колесница Джагернатха», написанных после. В «Драконе» автор рассказывал о своем «оборончестве» 1914 г., в «Колеснице» весьма нелицеприятно рассуждал о режиме, опиравшемся на насилие и претендовавшем с первых же дней своего правления на абсолютную власть над умами и душами людей.

Алданов писал: «Любая шайка может, при случайно благоприятной обстановке, захватить государственную власть и годами ее удерживать при помощи террора, без всякой идеи, с очень небольшой численно опорой в народных массах; позднее профессора подыскивают этому глубокие социологические основания».

Большевики приняли на свой счет эти слова – на книгу был наложен запрет, тираж арестован и уничтожен. Болезненная реакция «шайки» только укрепила автора в его взглядах на большевистский переворот.

С этого времени главной темой творчества Алданова становится революция во всех ее вариантах – от общенародной до заговорщической, от бунта до дворцового переворота. И всю свою жизнь он будет биться над разгадкой русской революции. Как писатель, мыслитель и свидетель событий 1917 г., перевернувших Россию вверх дном и оказавших влияние на весь остальной мир.

В «Армагеддоне» обозначились основные черты творчества Алданова: основанная на огромном историческом опыте скептическая ирония по отношению к государственной деятельности, войн­ам, нравственному прогрессу человечества, признание огромной значимости роли простого случая в истории и вместе с тем вера в высшие ценности – «красота-добро».

 

«Бегство»

В 1928 г. журнал «Современные записки» начнет печатать роман «Бегство» – вторую книгу трилогии «Ключ» – «Бегство» – «Пещера», повествующей о судьбах интеллигенции Петербурга накануне Февральской революции («Ключ»), о жизни в годы большевистского террора («Бегство») и о существовании выброшенных октябрьской волной в эмиграции («Пещера»).

В предисловии автор замечал, что в «Бегстве» его «меньше интересовали события, чем люди и символы», что своей целью он ставил дать картину «большого и разнородного движения, в котором принимало участие много достойных людей», и что ему «важно было лишь выяснить, как поведут себя в связи с событиями на Украине некоторые действующие лица романа, оказавшиеся в 1918 г. в Киеве».

Сам Алданов после запрета и изъятия из книжных магазинов «Армагеддона» вместе с бывшим главой Временного правительства Георгием Львовым уехал из охваченного революционным безумием Петрограда в Одессу. Затем выехал за границу «для изложения положения дел в России» – в Париже и Лондоне представлял Союз возрождения России, в который входили кадеты, эсеры и члены Трудовой народно-социалистической партии. Вернулся и в 1919 г. вновь уехал, теперь уже окончательно.

В Париже с 1921 г. стал постоянным автором журнала «Современные записки», в котором печатались лучшие писатели, философы, публицисты того времени – Бунин, Набоков, Шестов, Бердяев, Вейдле, Бруцкус и др. Через год в Берлине начнет сотрудничать с газетой «Голос России» и редактировать воскресное литературное приложение к берлинскому ежедневнику «Дни».

Известность ему принесет повесть о последних днях жизни Наполеона «Святая Елена, маленький остров» («Современные записки», 1921; отд. изд. Берлин, 1923; 1926), которая станет завершающей частью тетралогии «Мыслитель» – серии романов из истории Французской революции и наполеоновских войн­: «Девятое термидора» (1923), «Чертов мост» (1925), «Заговор» (1927). Славу исторического романиста упрочит и изданная в виде книги трилогия «Ключ» – «Бегство» – «Пещера». Критики отнеслись к трилогии положительно, почти все в унисон отмечали, что постоянная тема автора – воздействие событий на характеры. Герои отражаются в трех зеркалах. В канун Февральской революции они еще не жертвы истории, но уже обречены – исторический поток начинает их захлестывать («Ключ»). Грандиозные события 1917–1918 гг. каждого вовлекают в свой водоворот – даже в далеких от политики людях пробуждаются черты общественных деятелей («Бегство»). На чужих берегах персонажи снова уходят во внутреннюю жизнь, будучи оторванными от родины, они страдают, тяготятся бесцельностью бытия («Пещера»).

 

«Философия случая»

В сентябре 1952 г. Алданов в письме к своему другу, директору Издательства им. Чехова Николаю Вредену, сообщал, что закончил новую философскую книгу и что называться она будет либо «Ульмская ночь», либо «Философия случая». Определился, когда сдал рукопись в издательство. В декабре 1953 г. книга «Ульмская ночь: Философия случая» легла на прилавки нью-йоркских магазинов.

Название этого историко-философского трактата связано с эпизодом из жизни великого Декарта, который после пышных торжеств во Франкфурте в августе 1619 г. по поводу коронации Фердинанда II отправился в глухой Ульм, чтобы в одиночестве «собрать мысли». Ночью 10 ноября он видел сон: Бог указывает ему дорогу, по которой надо идти. Наутро Декарт записал в дневнике: «И начал я понимать основы открытия изумительного». Отталкиваясь от философии Декарта, Алданов делал прикладные выводы, относящиеся к истории и морали. Главная его мысль: исторических законов не существует, история – царство слепого случая.

Книга состояла из диалогов: об аксиомах, о случае и теории вероятностей, о случае в истории, о войн­е 1812 г., о Девятом термидора, об октябрьском перевороте, о «красоте-добре», о борьбе со случаем и о «тресте мозгов». В предисловии автор счел нужным объяснить, почему выбрал такую форму – форму диалога, которая почти вышла из употребления в философии.

Алданова всегда занимал вопрос о соотношении случая и неотвратимой судьбы. Если все в жизни определяет случай, то понятие «рок», которое он считал «самым загадочным из всех человеческих понятий», становится бессмысленным. В «Ульмской ночи» он опровергал идею прогресса в истории как возможности установить некие универсальные законы, которые направляют ее ход.

Размышляя о крупнейших событиях XVIII–XX вв. – перевороте Девятого термидора во Франции и войн­е 1812 г., октябрьском перевороте и Второй мировой войн­е, – Алданов утверждал: их возникновение и итог случайны. Если бы в 1939 г. Сталин принял сторону демократических государств, Германия побоялась бы, вероятно, развязать Вторую мировую войн­у, немецкие войска не дошли бы до Волги и Кавказа, не разорили бы половину Европейской России. Если бы Рузвельт не послушал совета Эйнштейна и не дал денег на разработку атомной бомбы, а Гитлер, напротив, послушал Гейзенберга и дал – кто знает, чем кончилась бы войн­а. Недаром в этом сочинении Алданов пишет с заглавных букв: «Его Величество Случай».

 

«Повесть о смерти»

Повесть о последних годах жизни Бальзака была опубликована в нью-йоркском «Новом журнале» в 1952–1953 гг. (№ 28–33). Предваряя публикацию, Алданов писал, что эта книга входит в серию его «исторических и современных романов, которую завершит роман „Освобождение“». Как и в других произведениях, в «Повести о смерти» его интересовали вопросы нравственности, вечных ценностей и исторической целесообразности происходящего в мире. Он не изменил своим убеждениям: суд историков всегда пристрастен, «нельзя расценивать несоизмеримое: легенду, террор, победы, разорение, политические приобретения, число человеческих жертв». Поэтому и невозможна объективная реконструкция важнейших событий частной жизни (смерть Бальзака показана через свидетельства разных лиц, представая то героической, то отталкивающей); тем более несостоятельны попытки жестко логичной интерпретации побудительных мотивов и объективных итогов деятельности выдающегося человека.

После завершения публикации Алданов предложил повесть в Издательство им. Чехова, но в издательстве решили переиздать один из его старых романов – «Ключ», к тому времени ставший библиографической редкостью. Автор не возражал. «Повесть о смерти» при жизни Алданова отдельным изданием не вышла. Впервые вышла после его смерти в 1969 г. во Франкфурте-на-Майне в издательстве «Посев».

За год до смерти писатель закончил роман «Самоубийство», который оказался его последним романом. Главными героями были Ленин, Сталин, Крупская, Инесса Арманд, Савва Морозов и интеллигенты, не принявшие большевистскую революцию и потому обреченные на гибель. В 1958 г. книгу опубликует Издательство Литературного фонда в Нью-Йорке.

Алданов скоропостижно умер в Ницце 27 февраля 1957 г. спустя четыре месяца после празднования его 70-летия: рухнул на пол, даже не успев позвать на помощь жену.

В течение всей своей творческой жизни Марк Алданов писал исторические романы, философские повести, историко-философские диалоги, политические очерки и портреты. Хронологически его творчество охватывает период от времени Екатерины II до смерти Сталина. Книги писателя переведены на 24 языка.

Бунин, став в 1933 г. нобелевским лауреатом, получил право выдвигать на Нобелевскую премию собратьев по перу. Из года в год он выдвигал Алданова. Но Нобелевский комитет к Бунину не прислушался.

В Советском Союзе произведения Алданова были опубликованы в годы перестройки: в 1988 г. вышел двухтомник, содержавший тетралогию «Мыслитель», затем в журналах «Дружба народов» и «Юность» появились романы «Ключ», «Истоки» и рассказ «Астролог», в других – несколько очерков Алданова. В 1991 г. в издательстве «Правда» вышло собрание сочинений писателя в шести томах, в которое помимо уже известных читателю тетралогии «Мыслитель», трилогии «Ключ» – «Бегство» – «Пещера» и рассказа «Астролог» вошли повести «Пуншевая водка», «Бельведерский торс», очерки «Убийство Урицкого», «Убийство графа Мирбаха», «Взрыв в Леонтьевском переулке», «Азеф». Полное собрание сочинений Марка Алданова составляет около 40 томов.

 

Геннадий ЕВГРАФОВ

Современники об Алданове

Георгий Адамович, поэт, критик, переводчик

…это был редкий человек, и даже больше, чем редкий: это был человек в своем роде единственный. За всю свою жизнь я не могу вспомнить никого, кто в памяти моей оставил бы след... нет, не то чтобы исключительно яркий, ослепительный, резкий, нет, тут нужны другие определения: след светлый и ровный, без вспышек, но и без неверного мерцания, т. е. воспоминание о человеке, которому хотелось бы в последний раз, на прощанье, крепко пожать руку, поблагодарить за встречу с ним, за образ, от него оставшийся…

В последние годы он часто говорил о смерти, почти всегда иронически: «Вот увидите, скоро вам придется писать: „Телеграф принес печальное известие...“» Смерти он, кажется, не боялся и был убежден – впрочем, это тоже мне только «кажется», – что после нее нет ничего, базаровский лопух на могиле. Он верил – насколько удавалось мне догадываться – только в случай: все, решительно все происходит в мире случайно, ничего нельзя предвидеть, ничего нельзя ждать, и самая жизнь, возникшая на какой-то ничтожной пылинке в необозримой и непостижимой вселенной, есть тоже приблизительно такая же случайность, как выигрыш в лотерее с миллиардами и квадриллионами билетов.

 

Андрей Седых (Яков Цвибак), главный редактор газеты «Новое русское слово» (1973–1993)

В молодости он был внешне элегантен, от него веяло каким-то подлинным благородством и аристократизмом. В Париже, в начале 1930-х гг., М. А. Алданов был такой: выше среднего роста, правильные, приятные черты лица, черные волосы с пробором набок, «европейские», коротко подстриженные... усы. Внимательные… глаза прямо… глядели на собеседника... С годами внешнее изящество стало исчезать. Волосы побелели и как-то спутались, появились полнота, одышка, мелкие недомогания. Но внутренний, духовный аристократизм Алданова остался, ум работал строго, с беспощадной логикой, и при всей мягкости и деликатности его характера – бескомпромиссно. Алданов больше всего на свете боялся кого-нибудь обидеть или задеть, но когда речь шла о принципах – всегда занимал твердую и совершенно определенную позицию…

У него была своя высокая мораль и своя собственная религия – слово это как-то не подходит к абсолютному агностику, каким был Алданов… Был он далек от всякой мистики, религию в общепринятом смысле отрицал. Не верил фактически ни во что… и меньше всего склонен был верить в мудрость государственных людей, о которых, за редкими исключениями, был невысокого мнения…

В основе человеческой и писательской морали Алданова лежали некоторые непреложные истины. Он… хорошо отличал белое от черного, добро от зла; из всех сводов законов уважал, вероятно, только Десять заповедей. В характере Алданова более всего чувствовался пессимизм, который с годами усиливался и придавал его жизни какой-то особенно безнадежный и грустный характер.

Гайто Газданов, прозаик, критик

Есть то, что можно назвать загадкой Алданова. Он не верил ни в какие положительные вещи – ни в прогресс, ни в возможность морального улучшения человека, ни в демократию, ни в так называемый суд истории, ни в торжество добра, ни в христианство, ни в какую религию, ни в существование чего-либо священного, ни в пользу общественной деятельности, ни в литературу, ни в смысл человеческой жизни – ни во что. И он прожил всю жизнь в этом безотрадном мире без иллюзий. Как у него на это хватало сил? И вместе с тем, не было человека, существование которого было бы более честным и мужественным выполнением долга порядочнейшего человека, которому нельзя поставить в вину ни одного отрицательного поступка. Он был добр и внимателен ко всем, он был джентльменом в полном смысле слова, и никто не заслужил уважения тех, кто его знал, в такой мере, как он. Как и почему все это было возможно? Я неоднократно ставил себе этот вопрос и никогда не мог найти на него ответа – и я думаю, что этот ответ М. А. Алданов унес с собой в могилу.