Еврейская сага Анатолия Алексина

В советский период многие читали замечательные повести и рассказы Анатолия Алексина. Но мало кто знал, что Алексин – литературный псевдоним. Фамилия – Гоберман.

Деликатная еврейская тема в его творчестве не поднималась. Но в 1990-е она появилась. И он успел создать бессмертные литературные образы советских евреев и произведения, повествующие об эпохе и о том, как евреям в эту эпоху жилось.

Два подъезда

Алексин был секретарем Союза писателей РСФСР, членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР, членом редколлегии журнала «Юность», автором десятков повестей, рассказов, пьес, лауреатом советских и международных премий, кавалером орденов и медалей. Имя писателя – в списке 500 выдающихся людей XXI в., составленном Американским биографическим институтом. Его произведения изданы на 48 языках. Регалии классика литературы для детей и юношества можно перечислять долго. Таков успешный фасадно-парадный подъезд его биографии.

Был и другой, о котором известно меньше. Он не знал своего дедушку Пиню Гобермана, убитого в 1905 г. в Минске во время еврейского погрома.

Отец, Георгий Гоберман, участник Гражданской войн­ы, преподаватель Экономического института красной профессуры и сотрудник Госплана, подвергся в 1937 г. репрессиям. Приговорили к расстрелу, полтора года провел в камере смертников. Но в 1939 г. дело пересмотрели (чудеса порой случались!) и выпустили на свободу.

Мать, актриса Мария Гоберман, была уволена с работы после ареста мужа. В 1950-м забрали дядю.

Потом гонения настигли и Анатолия. В 1953 г., в разгар «дела врачей». Тогда проводилась выставка рисунков английских детей. И в книге отзывов появилась фраза: «Вот как рисуют дети в свободной стране», якобы подписанная Алексиным и его другом Львом Кассилем. Алексин на этой выставке даже не был, но пришлось объясняться с госбезопасностью. «Доброжелатели» на этом не успокоились. Последовал донос в Союз писателей, что Алексин с Кассилем создали сионистский центр и травят русских писателей. Хорошо, что «травимые» оказались порядочными людьми и отрицали клевету.

«Если б „лучший друг писателей“ вскоре не освободил нас – да и весь земной шар! – от себя, наша с Кассилем судьба была бы предрешена», – констатировал позднее Алексин.

Не та фамилия

«Мой брат играет на кларнете», «Коля пишет Оле, Оля пишет Коле», «Безумная Евдокия»», «Третий в пятом ряду», «Десятиклассники» – эти и множество других известных произведений вышли под псевдонимом Алексин. Понятно, в тогдашнем СССР сложно было представить человека с фамилией Гоберман в качестве одного из «властителей дум» в детско-юношеской литературе.

В одном из интервью Алексин рассказывал о начале своего творческого пути. Тогда он был еще Гоберманом. Должна была быть опуб­ликована его поэма, но перед этим ночью его вызвал редактор и сказал: мол, войн­а только закончилась, а «у тебя какая-то немецкая фамилия». Анатолий поспешил его успокоить, что он еврей. Но не успокоил. С «немецкой» фамилией поэма бы не пошла. Тогда молодой человек вспомнил об актерском псевдониме своей матери – Алексина. Так у него появилось имя, с которым он вошел в литературу и стал знаменитым.

Алексин считал себя русским писателем, но никогда не скрывал своей национальности, добросовестно вписывая ее в многочисленные советские анкеты.

«Вздернем на фонаре»

После Второй мировой в советской литературе фактически был установлен запрет на позитивное отображение еврейской тематики. Лишь изредка от этого правила допускались отклонения. Не писал о евреях и Алексин. Супруга писателя Татьяна Алексина вспоминала на страницах израильского еженедельника «Секрет», как у ее мужа появилась идея «Саги о Певзнерах» – «антиантисемитского», по ее выражению, произведения.

В 1990-е гг. писателя стали донимать российские антисемиты. Сначала издательство «Советская Россия», которое издавало книги лауреатов Государственной премии – а Алексин был таковым – отказалось выпустить сборник его повестей. Новый директор издательства пригласил Анатолия Георгиевича, сказал, что вырос на его книгах, после чего сообщил о принятом решении издавать только книги писателей, для которых русский язык – родной. Алексин, писавший исключительно на русском и других языков не знавший, понял, что перед ним отъявленный антисемит.

Позже Алексин выступил на встрече президента Б. Ельцина с творческой интеллигенцией в Большом театре. Он призывал Бориса Николаевича давать непримиримый бой сборищам фашиствующих молодчиков, представляющих общество «Память» и аналогичные организации. Напрямую об антисемитизме не говорил, но подразумевал. Ельцин и многие деятели культуры его поддержали. Но после этого молодчики стали по ночам звонить Алексину и угрожать: «Вздернем на фонаре!» Власти, правоохранительные органы защитить писателя не торопились. «И вот русский писатель, который никогда не хотел знать, кто есть какой национальности», написал в блокноте первые фразы будущего романа: «Есть такой анекдот... Смешной и трагичный. Он именуется жизнью».

В посольстве Израиля в России знали, что Анатолий пишет антифашистский роман. Об этом рассказали премьер-министру Ицхаку Рабину, и он пригласил Алексина посетить Израиль. В 1993 г. Алексин с супругой переехали жить в Израиль, полюбили эту страну, оценили ее красоту и достижения.

Впервые «Сага о Певзнерах» вышла в 1993–1994 гг. в израильской газете «Новости недели» и сразу же вызвала огромный читательский интерес.

Энциклопедия еврейской жизни

Автор назвал произведение именно сагой. Сага, как известно, это древнескандинавское поэтическое сказание. И «век саг» вроде бы давно позади. Хотя порой именуют сагами и семейные истории нескольких поколений. Вспомним «Сагу о Форсайтах» нобелевского лауреата Джона Голсуорси.

«Сагу о Певзнерах» можно назвать такой себе энциклопедией жизни евреев в СССР. Только написана она не научным языком, а художественным. На примерах конкретных людей, которые выступают типологическими для того времени. Обязательно прочитайте, если не читали.

Семья Певзнеров – это отец, мама, дочь Даша, сын Игорь, сын Сережа, от имени которого и ведется рассказ, и Абрам Абрамович – друг отца, семьи, да, по сути, и сам – неотъемлемая часть этой семьи.

Отец – Борис Исаакович, пехотинец Второй мировой, Герой Советского Союза. В мирное время – врач, боровшийся с чумой и холерой. «Рост его был баскетбольным, разворот плеч и непробиваемость мускулов были рассчитаны на рекордные поднятия тяжестей… Золотая геройская звезда завершала плакатность отцовской внешности. Политическая ортодоксальность, такая же непробиваемая, как и его мускулы, вполне соответствовала внешнему виду… он был уверен, что антисемитизм, как и все плохое, в Советском Союзе отсутствует».

Мама – Юдифь Самойловна, красивая женщина. «Мужчины – по-моему, все встречавшиеся на мамином, по-женски победоносном, пути – видели в ней не приятельницу, не папину жену и не нашу маму, а раньше всего и „позже всего“ – женщину». До рождения детей работала учительницей немецкого языка. «Я старалась убедить учеников, что преподаю не язык Гитлера и Гиммлера, а язык Гёте, Баха, Бетховена, Шиллера, Гейне… Они вместе со мной ужасались тому, что один маньяк с помощью банды единомышленников сбил с дороги и увлек за собой великий народ». Но тому, что «другой маньяк увлек за собой другой великий народ», она вместе с мужем долгое время не ужасалась…

Абрам Абрамович – мудрый человек с сократовским лбом, врач, в 1941-м потерял на войн­е правую руку. Будучи хирургом и лишившись руки, он лишился цели и смысла своего бытия, но «убеждал всех, что одному человеку одной руки предостаточно». Пошел работать в медицинское издательство. У него было прозвище Еврейский Анекдот – анекдотов он знал бескрайнее количество и укрощал юмором любые жизненные напряжения. Душа его «негромко, но и непримиримо… откликалась на все доброе и все злое, что свершалось в стране». Жил в коммунальной квартире. Восемь остальных комнат населяли русские люди. Соседи любили его, нежно называли Абрашей и жаждали спасительных медицинских рекомендаций. Дверь своей комнаты Абрам Абрамович не запирал. Они «оберегали и его вещи, которых почти не было, и его самого».

Не блистайте

Повествование стартует в Москве, в 1945 г., когда в семье одновременно появилось сразу трое детей. И сразу же возникла одна из еврейских проблем: как же их назвать с учетом того, что им предстоит жить в СССР, где давно победил «интернационализм».

Юдифь предложила назвать сыновей именами дедушек, а сестру – именем одной из бабушек. Дедушек звали Самуилом и Исааком, а бабушек – Рахилью и Двойрой… Тогда Абрам Абрамович посоветовал не нагружать жизнь детей дополнительным бременем, если его можно избежать. Также он порекомендовал, чтобы не все трое детей становились первыми учениками: «Блестяще пусть учится кто-то один. Если вы заблестите одновременно, вам этого не простят».

Даша Певзнер росла красивой девочкой и нравилась всем мальчикам в классе. Это вызывало протест и негодование некоторых родителей. Одна из мамаш говорила: «У этой вашей Даши Певзнер очень уж типичная внешность. Ну, не наша. Чужая какая-то!.. Другие девочки мне, например, больше нравятся. Ну, что в ней такого?.. Я бы вот никогда не могла влюбиться в нее!»

Антисемитская мина

В СССР – период разоблачения «космополитов», раскрытия замаскированных псевдонимами истинных фамилий. Абрам Абрамович рассказал анекдот: «Приходит еврей менять фамилию. Просит: „Сначала поменяйте на Иванова, а потом – на Петрова“. – „Зачем же два раза?“ – „А затем, что, если меня спросят о бывшей фамилии, я отвечу: Иванов“».

А затем рассказал быль: в медицинском издательстве, где он работает, нашли антипатриота. Разоблачили талантливого биолога, написавшего книгу в защиту русской природы. Подписался Савельевым, но быстро выяснилось, что он – Фельдштейн Зиновий Савельевич. Говорят, что оклеветал нашу экологическую среду. Дескать, пусть придет и оправдается!

Но он не может прийти: у него нету обеих ног – потерял их на фронте, с миной столкнулся. А теперь подорвался на другой мине – на антисемитской… «Фельдштейны, по мнению газеты, разоблачившей антипатриота-фронтовика, не имеют права защищать нашу природу. Фельдштейны, как нам объяснили, землю лишь отравляют. В том числе и своей кровью, пролитой на этой земле».

Присоединение к «негодующим»

Во время «дела врачей» Бориса Певзнера, «в ком неразлучимы были отвага с доверчивостью», попросили выступить по радио против «убийц в белых халатах». Ночами он метался по тесной квартире в мучительных размышлениях. В мягких тапочках, чтобы не разбудить детей. Он «никогда – кто бы ни загонял! – не предъявил бы обвинение тем, в чьей вине не был уверен совершенно и до конца. Что названные убийцами и были убийцы, отец не сомневался. Но все же требовать казни, расстрела – а именно этого ждали от него, еврея-героя и медаленосца! – он не решался». Но в итоге решился и присоединился к «миллионам негодующих». А затем и подписал коллективное прошение о депортации евреев на Дальний Восток.

«В обыденную, мирную пору проявлять мужество труднее, чем на войн­е… на фронте ты вырвался из фашистского окружения. Но свои нацисты страшнее чужих: из их окружения ты не выбился», – не сдержался Абрам.

Сталин с того света дотянулся

Мастерски описана Алексиным ужасная сцена «Ходынки» в день похорон Сталина. Глава семьи потащил на похороны жену и детей, и они чуть было не пострадали в образовавшейся неимоверной давке. Борису удалось завести семью в какой-то двор. Но сам он получил страшную травму – нога была сломана в двух местах, а стопа превратилась в крошево. Всю войн­у прошел, а тут, в мирное время…

Абрам Абрамович разыскал друга-хирурга. Яков Эпштейн, потенциальный «убийца в белом халате», отстоял переломанную ногу, за исключением раздробленной стопы и нижней части голени, которые пришлось ампутировать. «Гитлер не смог отнять у тебя ногу, – сказал Абрам, – а твой главный кумир, уже мертвый, отнял. Дотянулся с того света. Правда, Яша Эпштейн не позволил осуществить план вождя полностью… Опять еврей помешал!»

«Другого отца-героя у вас нет?»

Учительница из школы, где учились дети, пригласила Бориса Певзнера как Героя Советского Союза на встречу с учащимися. Но узнавший об этом директор школы – частенько попахивающий винно-водочными изделиями и по совместительству антисемит – споткнулся об его фамилию и отчество: «А что, другого отца-героя у вас нет?»

Недоволен он был и главными ролями Даши Певзнер в школьном театре: «Зачем с такой типичной сионистской внешностью… вылезать на первые роли? Очень уж они лезут». После чего получил пощечину от Ивана Васильевича Афанасьева – известного театрального режиссера, опекавшего школьный театр и полюбившего Дашу.

Затем Дашу, несмотря на успешное прохождение экзаменов, из-за скрытой процентной нормы не приняли в театральное училище. И только поход в министерство того же Ивана Васильевича, возглавлявшего училище, позволил ей стать студенткой.

«Они отбирают у нас любимых»

Актриса Нелли Красовская любила Ивана Афанасьева, а он был женат на наполовину еврейке и хотел жениться на Даше. Нелли пришла к простому, как три копейки, выводу, что в ее неудавшейся личной жизни виновны… евреи: «они отбирают у нас любимых».

«На этой земле евреи необходимы, – высказывался Абрам Абрамович. – Иначе все несказанно усложнится: исчезнут объяснения бед и несчастий. Так что евреями здесь надо бы дорожить».

Став руководителем театрального училища, из которого изгнали Афанасьева, Красовская придумала, как отомстить Даше. Ей нужно было сыграть в выпускном спектакле по пьесе «Злодейка» еврейку, соблазняющую капитана дальнего плавания и добивающуюся с «еврейской хитростью», чтобы он бросил жену, двух детей и отечество. Помешавшаяся от горя жена убивает капитана и себя, дети остаются сиротами. Если откажется от роли – не выдадут диплом.

На премьере Даша неожиданно и талантливо перекроила свою роль так, что из злодейки… стала жертвой несправедливости. Но все равно, когда после спектакля девушка вышла поклониться публике, ей, по заданию Красовской, устроили в темном зале обструкцию.

И тут на сцену поднялась Дашина мама и сказала: «Ее отец, тоже Певзнер, – Герой Советского Союза… если вам неизвестно. Напоминаю об этом первый раз в жизни. Я думала, он и его друзья победили фашизм…» Зал погрузился в безмолвие.

Запертые ворота

В СССР графа «национальность», как известно, играла немалую роль и при распределении выпускников вузов. Игорю, окончившему с отличием психологический факультет, пророчили аспирантуру и распахнутые врата научного института. Но врата оказались воротами… И к тому же запертыми на засов.

Учившийся на психоневролога Сергей преодолел шестилетний курс обучения за пять лет и еще в студенческие годы стал популярным специалистом по лечению стрессов, к которому записывались на прием… Но проректор – большой знаток марксизма-ленинизма и «национальной политики» – непублично заметил, что «всегда они прут вне очереди», и определили юношу на работу в психиатрическую больницу, где первым заданием стало «вылечить» тех… кого не устраивал советский режим.

Как еврей юнкера спас

И еще одна яркая линия текста, которую сложно не заметить. Один из героев романа – дворянин Георгий Елчанинов (так, кстати, звали дедушку супруги Алексина) – живет на свете благодаря еврейской семье. В 1918 г., когда он был юнкером, большевики собирались поставить его к стенке. Но эта семья укрыла его в своем доме в Киеве. Тогда вместо него ЧК расстреляла главу семьи – отца Абрама Абрамовича, родившегося уже после расстрела. Спустя полвека Георгий Георгиевич и Абрам Абрамович узнали друг о друге и «встретились»… по телефону.

Нужно ехать

Борис долго не желал признавать существование государственного антисемитизма. Но под влиянием происходящих событий его мировоззрение кардинально изменилось. Изначально он говорил, что «мы» во веки веков не покинем землю, где родились, но затем первым из персонажей книги пришел к выводу, что нужно уезжать.

В финале они оказались в разных концах планеты. Даша вышла замуж за своего однокурсника, латыша Иманта, он увез ее в Ригу, но закончилась эта история трагедией. Игорь оказался в Нью-Йорке, но личная и профессиональная жизнь его не складывалась. Борис, Юдифь, Сергей и Абрам уехали в Иерусалим. Но Юдифь погибла при теракте, а всегда любивший ее, но никогда никому в этом не признававшийся Абрам Абрамович не смог это пережить и умер.

Времена не выбирают

Не выбирали их и Певзнеры. Как и страну, которую они долгое время считали своей. Книга реалистична и показывает жизнь в СССР такой, какой она и была. Многие, прошедшие советскую школу жизни, непременно узнают в книге себя, своих родственников, друзей или знакомые сюжеты, бытовавшие на кухнях споры и дискуссии. А те, кто не жил в Стране Советов, лучше поймут особенности той атмосферы.

Драматизм в саге перемешан с ироничной грустью, некоторые фразы вполне тянут на афоризмы. Неоднородна внешняя среда за пределами квартиры Певзнеров, представленная другими национальностями: в ней есть мерзавцы, антисемиты и есть хорошие, достойные люди, отстаивающие справедливость.

Книги и фильмы чаще заканчиваются положительно. В жизни так бывает реже. «В ночь, во тьму, ушла судьба всей нашей еврейской семьи». «Сага о Певзнерах» – сильная, мудрая и в финале очень грустная книга. Может, и не всем ее нужно читать, чтобы не расстраиваться. Но те, кто прочтет, думаю, станет мудрее.

Фиктивный развод

О евреях пишет Алексин и в ряде других своих произведений: в повести «Ночной обыск (1989 г.), в книге «Перелистывая годы» (1997), в сборнике новелл «Террор на пороге» (2004)…

Прототипом главного героя «Ночного обыска», арестованного во время сталинщины, стал отец супруги писателя – Евсей Фейнберг. О его судьбе Алексин пишет в мемуарах «Перелистывая годы». В 1921 г. он уехал из России в Германию, а в 1927 г., будучи сыном богатого немецкого банкира и наивным идеалистом, обманутым идеями строительства нового общества, вернулся. Работал на высоких инженерных должностях, строил дома, мосты, заводы, успел сделать много полезного, а достраивал социализм уже в Магадане с клеймом «врага народа». «Оказался виноват перед сталинской системой лишь в том, что был до нереальности честен, порядочен, неспособен на пресмыкательство и холуйство. Эти его качества были антиподны строю, при котором все должны были замереть „в строю“, оцепеневшем от послушания».

Сыграло свою зловещую роль, по мнению Алексина, и сталинское правило «нелогичной кары». Если кара предсказуема, то можно быть фанатично преданным партии, славить вождя и быть в безопасности. Но Сталин использовал и «нелогичные наказания», желая посеять всеобщий дьявольский страх, всеобщее раболепие.

Когда Евсей Борисович понял, что его арестуют, то пошел на спасительный для своей жены и дочери спектакль: сделал вид, что семья распалась, и фиктивно развелся, продолжая жить с родными. Он не мог допустить, чтобы дочь и жена считались «семьей врага народа». Это могло стать для них путевками в тюрьму, ссылку, детдом.

Собеседник

Анатолия Алексина можно назвать художественным историком семьи. Героями его произведений (в том числе и на еврейскую тему) были семьи – представители разных поколений и эпох, с их взглядами и переживаемыми чувствами. «Крепко тесное объятье./Время – кожа, а не платье./Глубока его печать./Словно с пальцев отпечатки,/ с нас – его черты и складки,/приглядевшись, можно взять», – писал поэт Александр Кушнер. Вот Алексин приглядывался и талантливо снимал «черты и складки» времени со своих героев. Тем и увлекает.

А еще на его страницах встречаешься не только с интереснейшим писателем, но и с мудрым собеседником. Читаешь книгу – и одновременно словно обмениваешься с ним мнениями…

Александр КУМБАРГ