Свидетельства свободы духа

В рамках проходившего в начале мая международного Киевского еврейского форума (см. «ЕП», 2019, № 6) был показан документальный фильм Аркадия Когана «От рабства к свободе». Лента повествует о движении еврейских отказников в СССР. Центральный персонаж фильма – Натан Щаранский. Он являлся не только одним из лидеров этого движения. Диапазон правозащитных проблем, которыми занимался Щаранский, был довольно широк. Но проявление внутренней свободы и выражение солидарности с находящимися под прессом советской системы сама эта система расценивала как проявление неслыханной дерзости. Щаранский пережил арест, обвинение в шпионаже, измене Родине и других приписанных ему преступлениях, приговор к 13 годам заключения. В 1986 г. его досрочно освободили и тут же выслали из СССР. После приезда в Израиль Щаранский основал Сионистский форум, до недавнего времени был председателем «Сохнута».

Фильм от «Рабства к свободе» впервые показали 18 июня прошлого года в Израиле в рамках специального заседания комиссии Кнессета по вопросам алии, абсорбции и диаспоры. Затем был показ в Москве на кинофестивале «Артдокфест» и на сайте «Новой газеты». В Киеве была четвертая презентация фильма. Но она опять-таки предназначалась для ограниченного контингента зрителей. А встреча с широкой публикой уже явно назрела. Есть надежда, что она состоится грядущей осенью, когда от «Рабства к свободе» продемонстрирует израильский «9 канал», обладающий правом первого показа. Заинтересовался фильмом и главный государственный телеканал Израиля «Кан-11». Только после этих телевизионных трансляций лента может отправиться в основательное путешествие по планете.

Аркадий Коган, одна из предыдущих работ которого, «Янковский», отмечена российской кинопремией «Золотой орел» в номинации «Лучший неигровой фильм», рассказал о том, как складывалась работа над фильмом «От рабства к свободе».

 

– Ваша работа сделана на высочайшем уровне. Она вполне достойна показа на крупных международных кинофестивалях. Есть впечатление, что у вас долго накапливались суждения и эмоции по этой теме. И вот они вырвались на свободу в этом фильме.

– Тут слово «накапливались» очень подходит, потому что это моя первая киноработа в Израиле. Я всю жизнь снимал в России, начинал еще в Советском Союзе. И к моменту, когда я приступил к работе над этим фильмом, я сознательно ушел с российского Первого канала и переехал с семьей в Израиль.

– Несмотря на такую хорошую должность – вы были главным режиссером Дирекции научно-популярных программ.

– Как правило, с Первого канала сами не уходят. Оттуда либо увольняют, либо выносят вперед ногами. Мы с женой приняли решение уехать в Израиль по разным причинам, и у нас нет сожалений. Хотя, переезжая, я понимал, что у меня не будет той работы, которую люблю и к которой привык. Предложение снять этот фильм я получил еще до моего переезда от владельца израильского «9 канала» Александра Левина, с которым мы хорошо знакомы. Я написал заявку, и продюсер Йона Френкель стала искать деньги. Прошел год, два. Я уже особенно не рассчитывал на успех этих поисков, снимал какие-то мелкие работы. Потом вдруг ребята сказали, что кино все-таки будет. И, работая над фильмом, я в какой-то степени утолил свой профессиональный голод. Я всегда стараюсь, когда занимаюсь кино. Но тут, видимо, работал с еще большим усердием.

– В начале фильма есть титр, указывающий, что идею ленты подала Йона Френкель. В чем была суть идеи?

– Во-первых, Йона работала с Натаном, когда он только еще приехал в Израиль. Они были знакомы по Сионистскому форуму. И вот наступил момент, когда люди поколения Щаранского стали уходить из жизни. Когда хоронили Владимира Слепака – видного диссидента и деятеля сионистского движения (см. «ЕП», 2017, № 10), – Йона поговорила с Натаном и сказала, что надо снять кино, потому что люди уйдут и никто не узнает об истории их движения. Вот в такой ситуации и появилась идея.

– Очень важно, что фильм рассказывает не только о Натане Щаранском и его супруге Авиталь, но и в целом обо всем движении отказников, о его героях. Все-таки это было массовое движение, увлекшее многих достойных людей. И важно, чтобы знали об их судьбах.

– У меня в связи с этим фильмом наступило раздвоение личности. С одной стороны, я как режиссер понимаю, что love story, то есть история любви Натана и Авиталь, – это здорово и интересно. И я бы ограничился только этой частью. И кино было бы короче, и смотреть было бы интереснее, и зрителей было бы больше. Я это прекрасно понимал, но Натан поставил условие – кино не должно быть только о нем, а тем более оно не могло быть решено в духе love story. К тому же Авиталь наотрез отказалась сниматься, поскольку она человек закрытый. Удивительно, что, при всей своей закрытости, во время своей гениальной кампании в защиту Натана она устраивала такие перформансы, которые придумает не каждый театральный режиссер. То она была в клетке, то в день рождения Натана разрезала торт и раздавала. А как вам ситуация, когда она схватила Рейгана за руку и не отпускала? Ведь она, как религиозный человек, вообще не здоровается за руку с мужчинами. И я понимал, что историю любви Натана и Авиталь нам придется рассказать опосредованно через разных людей. В первую очередь через Щаранского. Ну и поскольку было обязательное условие – снимать отказников, я стал углубляться в эту тему и многое открыл для себя. Я знал, что люди получали отказ на выезд в Израиль, но до определенного момента все факты у меня не складывались в какую-то цельную картину, не было понимания, что это вообще за явление. Существовал государственный антисемитизм, который, с одной стороны, отражал неприязненное отношение к евреям высших чиновников, в первую очередь Суслова. С другой стороны, это была политика, державшая страну закрытой и не позволявшая никому уезжать. Как сказал Геннадий Гудков, бывший офицер КГБ: «Как можно было допустить, чтобы из лучшей страны в мире, где все счастливы, вдруг побегут люди?»

– Или была в фильме еще одна удачная фраза, которая характеризует тогдашнюю ситуацию. Отказник, которого не отпускают, возмущается: «Какие тайны я знаю? Ведь тут все отстает на 10 лет от Запада». А ему отвечают: «Вот это и есть самая главная тайна».

– Хотя для Запада это уже не было тайной. Там уже прекрасно знали об отставании Советского Союза. Но отказники были потенциальными свидетелями.

– И такие свидетели выступали на радио «Свобода», на Би-би-си. А это было нежелательно.

– Абсолютно верно, это было частью идеологической войн­ы.

– В своем документальном фильме вы использовали анимационные вставки. Они очень органично вписались в общее повествование и, главным образом, внесли щемящую, поэтическую нотку. Например, в одной анимационной вставке используются шагаловские мотивы.

– Это заслуга Лизы Скворцовой – гениального аниматора. Когда я посмотрел ее работы, то понял, что она сможет насытить фильм поэтическими образами.

– А в некоторых местах даже и сатирическими.

– Конечно, она остроумный человек.

– Сразу вспоминается момент, когда сидящий перед следователем Щаранский внезапно начинает расти, а портрет Ленина оживает и делает удивленное лицо.

– В этом месте все смеются, где бы мы фильм ни показывали. С анимационными вставками связано наше очень большое волнение. Одно дело, что мы это придумали и нарисовали. А другое дело, как к этому отнесутся герои фильма. Когда мы были готовы показать готовый материал, Щаранский еще возглавлял «Сохнут» и пригласил нас в свой офис. Я сидел в просмотровом зале наискосок от Авиталь, за ее спиной. А она человек очень жесткий, резкий и прямой. И я с трепетом ждал, что же она скажет. Но когда по мере просмотра она вдруг начала пихать локтем сидевшего рядом Натана, показывать на экран, где в то время был фрагмент с анимацией, и улыбаться, я понял, что ей понравилось. И Натану понравилось. Это большая редкость, когда герою нравится, как его показывают на экране.

– Причем был найден очень точный анимационный образ Щаранского. Кирилл Туши в фильме «Ходорковский» тоже использовал анимацию, но она была другого рода. Туши вынужден был именно таким образом продемонстрировать, как арестовывали Ходорковского. Но у вас анимационный Щаранский метафоричен.

– Передо мной стоял выбор: либо я делаю какую-то, извиняюсь за выражение, тухлую реконструкцию, что я очень не люблю. Хотя первым начал этим приемом пользоваться в 1990-х. В данном случае он был бы совершенно неуместен. Ну, а то, что у нас анимация не просто выполняла функциональную роль, но и еще позволила получить яркий образ, это заслуга аниматора.

– Мы уже говорили о том, что одной из причин появления фильма было опасение потерять всех свидетелей того времени, так их и не выслушав. Но мне кажется, что съемки такой ленты предопределило и то, в каком плачевном состоянии оказалась свобода в нынешней России. Появилась нежданная рифма между прошлым и настоящим.

– Натан перед показом фильма в Киеве сказал, что все возвращается на круги своя и что вопрос не закрыт. А почему фильмом занялся я? Потому что я уехал из страны, где все возвращается обратно и где Сталин, согласно опросам, снова находится в лидерах. Хотя это убийца и мерзавец. А в моем родном городе, Новосибирске, коммунисты поставили ему памятник. Это же стыд и ужас!

– Наверняка история Щаранского пустила корни в вашей душе задолго до вашего отъезда из России, когда начались конкретные разговоры о съемках картины.

– Если начать издалека, то на моем рабочем столе – там, где я монтирую фильмы, – стоит приемник «Селга». Это приемник моего отца, который слушал все «вражеские голоса», какие только были, и от которого я впервые услышал имя Щаранского. Тогда все «голоса» о нем рассказывали, а папа следил за развитием событий, переживал, делился мыслями со мной. И это в какой-то мере личная история, то есть отдача долга.

Беседовал Сергей ГАВРИЛОВ