Что нам остается в этой жизни?..

«Где эта улица, где этот дом?»

Так назывался легкий веселый спектакль по пьесе Владимира Дыховичного и Мориса Слободского, который поставил Эммануил Краснянский и в котором молодая актриса сыграла одну из главных ролей. В водевиле ничего не говорилось о том, где родилась героиня Пельтцер, но сама она появилась на свет 6 июня 1904 г. в Москве в семье артиста и режиссера Ивана Пельтцера и дочери главного раввина из Киева Эсфири Ройзен.

Предок отца Наполеон Пельтцер еще в начале XIX в. дошел пешком до России и там остался. Предок матери был известен тем, что время от времени ссужал деньгами не кого-нибудь, а самого старшего полиц­мейстера Киева Федора Ивенсена.

Может быть, желание стать актрисой возникло у девочки, когда отец, руководивший театральной школой, вывел ее на сцену в 1913 г. в спектакле «Камо грядеши», в котором она сыграла Авгия – брата главной героини романа Литии. Для ребенка это был настоящий праздник, так и осталось на всю жизнь: театр – это праздник, и всё благодаря отцу, который этот праздник устроил. Через всю жизнь она вспоминала: «Отец мой, Иван Романович Пельтцер, – обрусевший немец, человек бешеного темперамента, неугасимой творческой активности, деятельной фантазии. Он служил у Корша, держал антрепризы в разных городах, организовал в Москве частную школу... Помню, на сезон 1915–1916 г. папаша стал держать театр миниатюр в Харькове. Были в труппе молодой Утёсов, Смирнов-Сокольский. Дела шли не блестяще. Для поднятия сборов папаша поставил „Белоснежку“ и „Красную Шапочку“. В этих спектаклях я играла и уже училась в 1-м классе гимназии...»

Таким образом, проблем с выбором пути не было: после гимназии без театрального образования (лучшей школой была школа отца) ее взял Передвижной театр Красной армии, потом она работала в Драматическом театре в Нахичевани и в Ейске, в 1923–1930 гг. играла на сцене Театра им. МГСПС (ныне Театр им. Моссовета).

 

Личная жизнь

В 1952 г. в Театре Сатиры в спектакле «Личная жизнь» по пьесе Константина Финна, которую поставили режиссеры Юрий Егоров и Юрий Победоносцев, она сыграла роль Татьяны Филимоновой.

В отличие от героини, ее личная жизни складывалась неудачно. В 1927 г. она вышла замуж за немца Ганса Тейблера. Oн был инженером по профессии и коммунистом по призванию. И, как многие коммунисты, приехал Москву, чтобы обучаться делу революции в школе Коминтерна, которую возглавлял Николай Бухарин.

Встреча была случайной, вспыхнуло чувство, и они, не долго раздумывая, расписались. Перед молодыми встал вопрос: где жить? Ганс предлагал в Берлине, Татьяна цеплялась за Москву, не хотела бросать театр. Но муж пообещал: «В Берлине тоже есть театры. Что-нибудь придумаем», и вскоре семья Тейблер уехала в Берлин. Но устроиться по профессии Татьяне было не так уж и просто: пришлось наниматься в советское торгпредство секретарем-машинисткой. Стуча по клавишам утром и днем, ходила по театрам вечерами и однажды познакомилась с Эрвином Пискатором. Режиссер-коммунист, узнав про ее театральное прошлое, пригласил Татьяну в один из своих спектаклей. Тем временем в Германии происходили события, которые вскоре привели лидера самой воинственной германской партии – НСДАП – к власти. Татьяна особо не интересовалась политикой, но однажды столкнулась с ней… на экране. Через всю жизнь Пельтцер вспоминала: «Один раз я увидела в кинотеатре выступление Гитлера. Он что-то визжал крикливым голосом, это было ужасно. И мне очень не понравился тот восторг, который он вызывал у немцев. Может, тогда у меня созрело решение вернуться домой».

Вернулась за год до того, как этот (по ее тогдашним словам) «несимпатичный мужчина» пришел к власти. Ганс остался в Германии и вскоре, как и другие коммунисты и евреи, попал в концлагерь. Но выжил и даже приезжал в Советский Союз, где встречался со своей бывшей женой, с которой сохранил отношения. Татьяна же взяла прежнюю фамилию, работала машинисткой, потом в Театре им. МГСПС, который тогда был переименован в Театр им. МОСП. И так во второй раз замуж и не вышла.

 

За профнепригодность

В МОСП она задержалась не долго. Однажды ее вызвал главный режиссер театра и, то краснея, то бледнея от неловкости, выдавил из себя: «Понимаете, Татьяна Ивановна, худсовет решил вас уволить за… за профнепригодность. Не расстраивайтесь! Вы просто отстали от масс. Пойдите на завод, поработайте, побудьте, так сказать, с народом…»

Она действительно «отстала» от того, что творилось на родине, и возмущения своего не скрывала: рвение доходит до фанатизма, в театре ставят черт знает что, «счастливый» народ голодает («в Германии я отъелась на пайке торгпредства, а тут актеры запасаются плитками! Готовят себе нехитрый обед прямо за кулисами, во время репетиций»).

И «оторвавшаяся от народа» вновь пошла в машинистки на Московский автомобильный завод, где главным инженером служил ее брат Александр. И опять, как в Германии, не выдержала скучной одно­образной работы и в 1936 г. махнула в Ярославль. Пришла в городской драматический театр, где ее встретили с распростертыми объятиями.

 

Первое свидание

Первое свидание Татьяны Пельтцер с кино состоялось в 1943 г.: режиссер Фридрих Эрмлер пригласил актрису в свою картину «Она защищает Родину», которую снимал по сценарию Алексея Каплера. Родину защищала главная героиня Прасковья Лукьянова, которую играла Вера Марецкая. Татьяне Пельтцер досталась роль простой колхозницы. Тем не менее ее заметили и стали приглашать в свои картины другие режиссеры, такие как Леонид Трауберг и Григорий Козинцев («Простые люди», Плаксина), Александр Зархи, Иосиф Хейфец, Семен Деревянский («Драгоценные зерна», стенографистка), Надежда Кошеверова, Александр Ивановский («Укротительница тигров», Воронцова). Снималась она и у Александра Роу, и у Ивана Лукинского, и почти всегда в эпизодических ролях – таков был типаж, но именно героини второго плана сделали ее знаменитой в кино.

Режиссеры безжалостно эксплуатировали комедийный дар Пельт­цер: когда ее персонажи – самые разные, добрые, хитрые, но обязательно справедливые – появлялись на экране, в зале не было неулыбающегося зрителя. Так было со всеми картинами – от «Аттестата зрелости» (1954, дворничиха) до «12 стульев» (1976, Клавдия Ивановна, теща Воробьянинова). Узнаваемость пришла после фильма «Простые люди», успех – после кинокомедий «Солдат Иван Бровкин» (после выхода на экраны ей присвоили звание заслуженной артистки) и «Максим Перепелица», всенародная любовь – после роли в одной из лучших картин не только самого Марка Захарова, но и советского кино («Формула любви»), горячо и нежно любящей тетушки Алексея Федосьи Ивановны. Такой же скептической, как и доктор, роль которого исполнил Леонид Броневой.

Кого только не переиграла Татьяна Пельтцер за свою жизнь в искусстве: учительниц, уборщиц, медицинских сестер, матерей, соседок по дому, но больше всего ей удавались роли бабушек. Недаром без всякого кокетства на своем 70-летнем юбилее она бросила в зал: «Я – счастливая старуха!» Редко кто из женщин, тем более актрис, даже в такие годы позволяет себе подобное.

Борис Грачевский, актер, сценарист, режиссер, основатель и руководитель детского киножурнала «Ералаш», не мог сдержать восхищения, рассказывая журналистам о Пельтцер: «Потрясающая была актриса! Она снималась у меня в трех „Ералашах“. Наверняка все помнят знаменитый „Вот это внук“. Сниматься Пельтцер уговаривали всей гурьбой, она только ворчала без конца, но согласилась. Когда мы показали ей смонтированную серию, я ей сказал: „Татьяна Ивановна, видите, смеются же“, она мне в ответ: „Так не надо мной же!“».

В 1970 г. она снялась в роли Анны Петровны Веревкиной, бабушки главной героини Томы, в музыкальной кинокомедии режиссера Ильи Фрэза «Приключения желтого чемоданчика». По сюжету бабушке приходится гулять по крышам, преодолевать препятствие в виде забора, да еще и запрыгивать в едущий троллейбус. И всё это 66-летняя Пельтцер проделывала без дублера! Чем и восхитила жюри Международного Венецианского кинофестиваля фильмов для детей и юношества (картина была удостоена Серебряной медали и Почетного диплома).

 

Кто виноват?

В Театр Сатиры она пришла в 1947 г. После удачно сыгранных ролей в спектаклях «Человек с того света» Владимира Дыховичного и Мориса Слободского (Клавдия Павловна), «Вас вызывает Таймыр» Александра Галича и Константина Исаева (дежурная по 13-му этажу) ей дали роль Масловой в спектакле Георгия Мдивани «Кто виноват?».

Так началась ее многолетняя карьера в одном из самых популярных театров Москвы. В котором и при главных в 1940–1950-е гг. Николае Петрове и Петре Васильеве, и при возглавившем «Сатиру» в 1957-мВалентине Плучеке (см. «ЕП», 2022, № 8) она играла почти во всех спектаклях – во всех главных ролях: от миссис Джекобс в «Островe мира» (1948) до Аделаиды Николаевны в «Поцелуe феи» (1955), от Анны в спектакле «А был ли Иван Иванович?» (1957) до Мамаши Кураж в спектакле «Мамаша Кураж и ее дети» (1972). Творческий диапазон ee был необычайно широк: актрисе было подвластно всё – и роль вдовы китайского министра, и роль гадалки, и роль обычной советской женщины.

Однако отношения с Плучеком складывались непросто, и однажды нашла коса на камень – ссора вспыхнула прямо на сцене во время репетиции «Горя от ума». Актер Анатолий Гузенко, присутствовавший в зале, рассказывал: «Ситуация была такая: на сцене хорео­граф, его пригласили поставить движение, и Плучек хотел, чтобы Татьяна Ивановна тоже повторяла всё с артистками. А она: „Эту ерунду делать не буду“. Слово за слово. Мы все следили, как слова летели в зал и из зала – на сцену. В конце концов, она закричала: „Вы сумасшедший старик“, а он ей: „Безумная старуха“». Пельтцер в карман за словом не лезла, но и Плучек тоже был не промах. Инцидент привел к тому, что «старик» (ему было 68 лет) и «старуха» (ей было 73 года), два безумно влюбленных в одно дело человека, расстались.

У нее был непростой характер. Марк Захаров, пришедший в театр в 1965 г., вспоминал: «…она всю жизнь была веселая и отчаянная. И сыграла в моей жизни… прекрасную роль. Наше знакомство началось в Театре Сатиры, где она работала 30 лет, а я там ставил спектакль „Доходное место“, который был запрещен Фурцевой после нескольких представлений – как „не советский“. Там Татьяна Ивановна Кукушкину играла – мать двух дочерей, которая говорила, что „мода пошла последнее время – жить на одну зарплату“. „Как это можно?“ – восклицала она, и это вызывало бурю аплодисментов. С самого начала, впрочем, Пельтцер меня раскритиковала: „Что же такое у нас происходит в жизни? Как человек ничего не умеет, так он сразу лезет в режиссуру!“».

А вспылила она вот по какому поводу. На одной из репетиций «Доходного места» Захаров попросил ее с силой бросить на пол две сковороды. Она размахнулась и бросила. Но одна упала на сцену, другая – на ногу. И тогда Пельтцер показала свой характер и в сердцах высказала всё, что она думает о современных режиссерах. Но была отходчивой и, успокоившись, продолжила репетицию, несмотря на то что однажды заявила Захарову: «Ни один спектакль еще от репетиции лучше не становился».

Через много лет, рассказывая об этом «инциденте» (чего только не случается в репетиционном зале) журналистам, Захаров иронически заметил: «Она тогда еще не знала, что у нас будет любовь и что она последует за мной».

И действительно, идти было некуда, кроме как к Марку Захарову, с которым отношения поначалу в «Сатире» не складывались и которому московские чиновники в 1973 г. «дали» Театр им. Ленинского комсомола.

 

«Мой дом – моя крепость»

Так назывался спектакль по Джону Куперу, который в 1969 г. в Театре Сатиры поставил режиссер Олег Солюс и в котором она сыграла одну из главных ролей. Для Татьяны Пельтцер театр всегда был домом, но ее крепостью стал театр «Ленком», которому она отдала неполные 20 лет жизни.

В Театре им. Ленинского комсомола Марк Захаров (см. «ЕП», 2023, № 10), ставший главным режиссером вместо «сосланного» на Малую Бронную Анатолия Эфроса, занимал свою любимую актрису в самых разных спектаклях – от классики по Чехову (1975, «Иванов», Авдотья Назаровна, старуха с неопределенною профессией) до современного автора Шатрова, специализировавшегося на ленинской теме (1986, «Диктатура совести», Крупская).

Но легендарной стала ее роль старухи-еврейки Берты в легендарном спектакле «Поминальная молитва» (1989). К этому времени актриса была совсем плоха: появились проблемы с памятью и слухом – она забывала текст и не слышала партнеров. Александр Абдулов, игравший роль сына Менахема, выводил Пельт­цер на сцену как настоящий еврейский сын (они дружили, в театре все знали о ее особом отношении к Абдулову) – под руки, осторожно и бережно. Они приехали к Тевье (Евгений Леонов) погостить, но вместо телеграммы «Приезжаем пожить» Тевье получил телеграмму: «Приезжайте пожить». Теперь ехать из Анатовки некуда, и даже он, старый мудрый молочник, не знает, что ему делать. Остается только взывать к небу: «Господи милосердный, и ты хочешь, чтобы я молчал?». Но старая Берта, не понимая, что происходит, жалуется на жизнь, вызывая взрыв смеха: «Меня в поезде так трясло. Почему смех, Тевье, почему смех?» «А что нам остается еще в этой жизни, Берта?» – отвечал Тевье, утирая слезы.

 

Самая большая любовь в жизни

«Татьяна Пельтцер – это моя самая большая любовь в жизни, – писал о ней Марк Захаров. – Она 30 лет проработала в Театре Сатиры и ушла за мной в „Ленком“. И в „Ленкоме“ ее ждали несколько замечательных ролей: в спектаклях „Мои надежды“, „Хория“ и особенно в „Поминальной молитве“ – это был незабываемый выход в финале и коленопреклоненная сцена. В „Поминальной молитве“ она создавала особый эффект финала…

Она всегда хорошо понимала, где правда, а где наигрыш и штампы. Она могла быть скучной на репетиции, но всегда была правдивой. Ничего не изображала голосом. И мне это было очень ценно…

Ее очень любили люди. Она олицетворяла старшее поколение, которое не унывает, остается молодым и полным оптимизма…

Настоящая, сильная любовь народа к артисту – очень редкое явление. На мой взгляд, она возникает только в одном случае: если артист представляет некий социальный пласт нашего общества. Татьяну Ивановну любили как женщину, победившую свою старость, время, скуку…

Ей позволяло здоровье быть очень бодрой, веселой, подвижной, энергичной. Когда мы были в Новокузнецке на гастролях, женщины просто плакали, глядя на нее, – от восторга.

И нам было очень интересно, какая же она была молодая? Спросили у Ольги Аросевой: „Вы помните?“ Аросева сказала: „Она никогда не была молодой, она сразу была вот такой“. На самом деле она была молодой, когда ее считали профнепригодной, когда она работала машинисткой, уезжала в Германию – выходила замуж за немца… У нее была бурная молодость, но она не связана со славой всенародной, которая пришла к ней после фильмов „Свадьба с приданым“, „Иван Бровкин на Целине“, потом она сыграла в „Женитьбе Фигаро“ и в наших спектаклях. Еще она играла в спектакле „Три девушки в голубом“ – сплошной монолог, где мне очень нравилась фраза: „Вот у меня пальто хорошее висит в гардеробе, но я сейчас не надеваю его – берегу до лучших времен“. Я это запомнил: у меня тоже есть вещи, которые я берегу до лучших времен…

В нашей стране часто большие актеры уходят не очень складно и не очень красиво. У нее было тяжелое заболевание – потеряла память, потом сознание начало меркнуть... Хотя она до последнего держалась и играла с Абдуловым финал „Поминальной молитвы“. Саша – человек открытый, талантливый. Она это ценила, а он расточал ей особые комплименты…

Ее все обожали. Любили и немножко побаивались. Она иногда могла врезать прямо со сцены, если ей кто-то мешал, что-то не то говорил, реплики путал».

 

Андрей ДНЕПРОВ

Театральный раешник

Плучек любил рисковать, но не настолько…

Пельтцер всегда хотелось выйти за границы своего амплуа, и, будучи комедийной актрисой, что называется, от Бога, oна мечтала играть роли «настоящих» героинь. Плучек однажды решил рискнуть и дал ей роль такой героини – мадам Ксидиас в спектакле «Интервенция». Но затем понял, что ошибся, и больше в такие эксперименты не ввязывался.

Не успокоившаяся Пельтцер, став секретарем партийной организации театра, решила поговорить с главным режиссером и в спектакле по Бернарду Шоу «Дом, где разбиваются сердца» просила дать ей роль аристократки леди Этуруорд.

Как вспоминала актриса Театра Сатиры Зоя Зелинская, между Плучеком и Пельтцер состоялся такой диалог: «Но у вас уже есть в этом спектакле роль няни Гинес». – «Валентин Николаевич, но вы же тот самый режиссер, который умеет рисковать!» – «Да, но не настолько же, Татьяна Ивановна!..»

 

Кого я вижу…

Однажды театр пригласили выступить перед солдатами и офицерами Группы советских войск в Германии. Несмотря на известность, славу и официальное приглашение, на въезде бдительные «товарищи» в упор не узнавали известных артистов, придираясь к будто бы неправильно оформленным документам. Когда этот «спектакль» изрядно надоел курившему неподалеку начальнику, он, растоптав сигарету, воскликнул: «Кого я вижу! Товарищ Пизнер!» – и театр благополучно добрался до места назначения.

 

Вас никто не любит, кроме народа

Александр Ширвиндт вспоминал: «Татьяна Ивановна Пельтцер при жизни была архипопулярной. С жутким характером, но доброты необычайной. Правда, доброй она была в отношении тех, кого любила. А тех, кого не любила, она ненавидела. В Театре Сатиры работал известный артист Борис Новиков. Они друг друга не могли терпеть. Боря был пьющий, опаздывающий, не приходящий на спектакль. И когда его вызывали на партбюро, хотя он не был партийным, то устраивали ему порку, чтобы потом взять на поруки и оставить в театре.

Основным обвинителем была Татьяна Ивановна Пельтцер. Она говорила: доколе, нет сил терпеть, он позорит театр. На одной из разборок, когда дали последнее слово „подсудимому“, он обещал, что больше это не повторится, и закончил свою речь так: „А вы, Татьяна Ивановна, мне надоели. Вас все боятся, а я скажу прямо: имейте в виду, вас никто не любит, кроме народа“».

Что делать с Пельтцер?

Знакомый с актрисой телеведущий Глеб Скороходов рассказывал: «Татьяне Ивановне было уже за 85, когда силы стали ее оставлять, и я был свидетелем невероятных усилий, которые она прилагала, чтобы хоть в каком-то качестве остаться в театре… Однажды на репетиции в отсутствие Татьяны Ивановны обсуждался вопрос: „Что делать с Пельтцер? Она совсем не помнит текст…“. В спектакле „Поминальная молитва“ у нее была крошечная роль, но ведь и ее надо было сыграть! И тут встал Саша Абдулов: „Не надо! Не убирайте Пельт­цер из спектакля… Я буду говорить за нее текст“. И действительно, Абдулову удавалось изящно всё сделать, было незаметно, что она забывает слова. Между ними сложились трогательные отношения… как между сыном и матерью – они так и говорили друг про друга: „сыночек“, „мама“... И на сцене он, игравший ее сына, спрашивал: „Мама, вы, наверное, устали?“ И Пельтцер, собравшись с мыслями, отвечала: „Да, очень!“ И тут же – овация. Так на нее реагировал зал. Зная, что Пельтцер появится в конце спектакля на несколько минут, ее выхода ждали…»