Знаете, каким он парнем был?..

Подготовить очерк о короткой жизни Моди Алона, первым сбившего вражеский самолет в дни Вой­ны за Hезависимость, я, признаюсь, собирался еще к 100-летию со дня его рождения. Но тут началась кампания по вакцинации, третья волна эпидемии «короны», новый локдаун, и это отодвинуло в сторону остальные темы. Впрочем, вернуться к этому плану никогда не поздно, тем более что в судьбе этого парня, как в капле воды, отразился весь океан событий тех далеких дней...

•

Мордехай Клибенский родился 17 января 1921 г. в Цфате. Его мать Наоми была фармацевтом и медсестрой, отец Яков – школьным учителем, а позже журналистом и писателем, вошедшим в историю израильской литературы под псевдонимом Я. Ушпизин. Из Цфата семья перебралась в Санджир (нынешнюю Иланию), оттуда в Реховот, а когда Яков нашел работу в газете – в Тель-Авив. Так, в девять лет Мордехай стал учеником тель-авивской гимназии «Герцлия».

В один из апрельских дней 1936 г., когда начались арабские волнения в Яффо и убийства евреев в Южном Тель-Авиве, Мордехай, как обычно, отправился в гимназию, но домой после уроков не вернулся. Учитывая обстановку в городе, Яков Клибенский пошел за сыном в гимназию, и там его огорошили известием, что мальчик в класс не явился. Яков и Наоми, зная, что в тот день арабы убили четверых евреев, отправились в морг, затем в больницу, куда поступили десятки раненых, но сына нигде не было. Он появился только под утро, когда отряд добровольцев «Хаганы» отбросил арабские банды от Южного Тель-Авива, перемазанный копотью, в окровавленной рубашке. «Папа, мама, я в порядке!» – только и сказал он.

Так Клибенским стало известно, что их сын уже давно состоит в рядах «Хаганы». Как и многие другие его сверстники и соученики. Впрочем, членство в организации не помешало Мордехаю с отличием окончить гимназию, где он учился на сельскохозяйственном отделении.

Чтобы применить полученные знания на практике, юный Клибенский сначала едет в кибуц Дгания-Алеф, затем с группой молодежи принимает участие в создании кибуца Ханита в Западной Галилее. Здесь он поначалу работает в коровнике и вечером появляется в столовой, пропитанный запахом парного молока и навоза. «Между прочим, именно так и должен пахнуть настоящий мужчина!» – говорит он, когда замечает, что сидящие рядом за столом товарищи морщатся от запаха. Но девушек запах, похоже, не смущал: красавец с железными мускулами, он казался им героем, словно сошедшим с экрана голливудского вестерна.

Вскоре Мордехаю пришлось оставить коровник и выучиться на водителя грузовика: шоферов тогда катастрофически не хватало, и эта профессия пользовалась большим уважением. Вот только дороги в подмандатной Палестине оставляли желать много лучшего, а к только что созданным кибуцам и вовсе не были проложены, и однажды юный Мордехай не справился с управлением. Его грузовик перевернулся, и он несколько часов пролежал без сознания, пока британский патруль не подобрал его и не доставил в больницу. Врачи констатировали у юноши обильное внутреннее кровотечение и оценивали его шансы на выживание как нулевые. Но молодость взяла свое, и, к удивлению медиков, он выжил.

•

Тем временем наступил 1940 г., и молодежь еврейского ишува стала на добровольных началах идти в британскую армию. Добровольцев брали с 20 лет, и Мордехаю Клибенскому поначалу дали от ворот поворот. Но уходить с призывного пункта он наотрез отказался и, в конце концов, добился своего. «Я обязан быть в армии, других вариантов нет. Нельзя сидеть спокойно дома, когда немцы убивают наш народ», – написал он родителям. Яков и Наоми попытались отговорить сына, убедить, что закладывать основу для будущего еврейского государства куда важнее, чем воевать, но всё было тщетно. Правда, вопреки ожиданиям новобранца, отправили его не на передовую, а в жандармерию Исмаилии. Мордехая это никак не устраивало – уже тогда у него родилась мечта стать боевым летчиком.

Командование, надо заметить, посматривало на парня косо: новобранец не только не скрывал сионистских убеждений, но и при каждом удобном случае старался козырнуть ими, подкрепляя свои слова цитатами из Тaнaxа, который, судя по всему, знал блестяще, и это выводило из себя англичан. Но Мордехай продолжал добиваться направления на летные курсы и, видимо, так достал всех, что получил его. Вместе с другими курсантами он сел на французский корабль, отправлявшийся из порта Тауфик в Родезию, где находилась одна из летных школ британских ВВС. Его соседом по каюте оказался парень по имени Эзер Вейцман (будущий командующий ВВС Израиля и президент еврейского государства), и вскоре они стали неразлучны. Их сближению способствовало не только то, что они спали голова к голове, но и то, что оба были на корабле белыми воронами: если все остальные днями напролет резались в карты, то эта парочка предпочитала говорить о прочитанных книгах. Во время долгого морского путешествия корабль подвергся бомбардировке. В какой-то момент и Эзеру, и Моди показалось, что корабль идет ко дну, но, к счастью, пробоина оказалась небольшой, и они благополучно добрались до Южной Африки, а оттуда на поезде – до базы королевских ВВС.

«Здесь такие просторы, каких я никогда раньше не видел. Вместо Средиземного моря – пустыня Калахари», – писал он родителям.

Из Родезии Мордехай был направлен на курсы боевых летчиков в Солсбери. «Вот сейчас я начал по-настоящему учиться летать, – сообщает он в следующем письме. – Пишу это письмо весь мокрый сразу после того, как вернулся из своего первого сольного полета. А мокрый я потому, что после первого полета у нас принято окунать пилота в ледяную ванну – прямо в форме. Пока тебя не окунули, ты не считаешься летчиком».

Спустя много лет один из близких друзей Моди Алона вспоминал, что в конце курса надо было сдать довольно сложный теоретический экзамен. Мордехай этот экзамен сдал, а он завалил и со страхом ждал переэкзаменовки, зная, что опять провалит. Тогда Мордехай пошел на экзамен вместо него и сдал на «отлично».

У самого Моди произошел сбой во время сдачи практического экзамена по ночному пилотированию: он сбился с курса и не смог найти место посадки, а прибор связи, как назло, отказал. Клибенский долго кружил над океаном, глядя, как стрелка с указателем запаса топлива клонится к нулю, и, по его собственному признанию, в какой-то момент ему стало по-настоящему страшно. К счастью, радиопередатчик внезапно заработал, и Мордехай, следуя указаниям диспетчера, благополучно посадил самолет, когда в бензобаке практически не осталось топлива.

•

12 декабря 1944 г. Мордехай Клибенский получил заветные «крылышки» летчика-истребителя и стал проситься на фронт, в Европу, чтобы свести счеты с нацистами. Но вместо этого его вместе с теми немногими, кто сумел дотянуть до конца курса, отправили в Египет. Вскоре после прибытия на новое место службы он получил короткий отпуск с разрешением побывать дома. Отложенных за годы учебы на курсах денег хватило, чтобы купить мотоцикл, на котором он приехал в Тель-Авив к родителям, а оттуда направился навестить друзей в Ханиту. Проезжая через Хайфу, увидел ловившую попутку девушку, которая, как выяснилось, тоже направлялась в Ханиту навестить друга. За пару часов пути Моди по уши влюбился в прекрасную незнакомку и решил ее отбить, что благополучно и сделал. «Всё получилось как-то само собой. Он был просто неотразим. Высокий. Очень красивый. С горящими глазами. Да еще и боевой летчик», – вспоминала потом Мина в интервью журналистке газеты ВВС ЦАХАЛа Мейрав Моран.

Тем временем Вторая мировая закончилась. На фронт Моди так и не попал, а в Палестине англичане начали настоящую охоту на членов сионистского подполья. Больше в британской армии ему было делать нечего, и в 1946 г. он демобилизовался, объяснив свое решение «желанием соединить жизнь с любимой девушкой». В 1947-м он сменил фамилию на Алон, тогда же поступил на архитектурный факультет хайфского Техниона. Мина в это время училась на курсах медсестер в Афуле, и влюбленные встречались при любой возможности.

Это были как раз дни нелегальной эмиграции в Палестину. Когда к хайфскому берегу подошел корабль «Хаим Арлозоров» с бывшими узниками концлагерей на борту, англичане не дали судну войти в порт. На берегу собралась огромная толпа возмущенных евреев. Британские полицейские попытались оттеснить их, и на месте завязалась ожесточенная драка. Моди Алон вместе с другими участниками беспорядков был арестован и предстал перед судом. «Студент Мордехай Алон, – говорится в постановлении суда, – избил рядового Дарлинга из дивизиона по охране правопорядка, находившегося при исполнении служебных обязанностей. Однако с учетом того, что он выразил сожаление по поводу своих действий, принес извинения солдату и протянул ему руку, суд считает возможным ограничиться предупреждением».

Учеба в Технионе шла своим чередом вплоть до начала декабря 1947 г., когда в студенческом общежитии появился Эзер Вейцман. «Мы создаем военно-воздушные силы будущего государства. Ищем тех, кто разбирается в самолетах. Ты мне нужен всего на две-три недели, потом сможешь вернуться к учебе дальше», – сказал он Мордехаю.

Разумеется, к учебе тот уже не вернулся. Начиналась новая, последняя страница его жизни.

•

«У меня нет ни минуты свободной. Буду очень занят и на исходе субботы. Надеюсь подскочить к тебе в Афулу, но не удивляйся, если не приеду», – пишет он Мине в конце 1948 г.

«У меня нет времени даже на то, чтобы писать тебе. Страшно занят, так что достаточно того, что я по тебе безумно скучаю и люблю тебя в миллион раз сильнее. Найти подходящую для нас квартиру в Тель-Авиве очень сложно. Что думаешь по поводу того, что мы будем поначалу жить в Рамат-Гане, а ты перейдешь работать в „Бейлинсон“? Дыра, конечно, этот Рамат-Ган, но что делать?..» – говорится в другом письме того же периода.

О решении жениться Моди сообщил Эзеру Вейцману, когда вез его на своем мотоцикле по тель-авивской улице а-Яркон. «Просто вдруг повернул голову ко мне и сказал: „Я женюсь! Приглашаю на свадьбу!“» – вспоминал потом Вейцман.

Свадьбу справляли 22 февраля 1948 г. в мошаве Кинерет, где жили родители Мины – Йосеф и Рахель Абрамсоны, одни из основателей поселка. Родители жениха прибыли на торжество на автобусе. Гости из Ханиты и других окрестных кибуцев и поселков добирались как могли. Зато жених и его свидетель Эзер Вейцман прилетели на самолете, совершив по дороге посадку в Афуле, чтобы забрать невесту. Когда самолет на бреющем полете пролетал над собравшимися у столов гостями, на них посыпался дождь из дешевых конфет.

На рассвете после брачной ночи Мордехай поцеловал жену и сказал, что ему надо спешить – дела...

•

Дел действительно было по горло. Давид Бен-Гурион нашел 2 млн долл. на закупку десяти боевых самолетов у Чехословакии, и вскоре в Прагу отправилась делегация пилотов для их проверки и освоения. Из них только двое – Моди Алон и Эзер Вейцман – говорили на иврите, остальные были новыми репатриантами из Канады, США и других стран, имевшими опыт воздушных боев с нацистами, но слабо представлявшими места, над которыми им придется летать. Из Праги их повезли в Будейовицы, где следовало осваивать немецкие «мессершмиты», причем курс был абсолютно секретным: ни русские, ни американцы, ни немцы ничего об этом знать были не должны.

«Мессершмит» Алону не понравился. На его взгляд, конструкторы слишком механизировали самолет, сведя возможность вмешательства пилота в управление к минимуму. А значит, любая ошибка и любой технический сбой могли привести к катастрофе. Видимо, такого же мнения придерживались и остальные. «Это кусок дерьма, а не машина!» – констатировал уроженец Пенсильвании Лу (Леви) Леннарт, привыкший к «Дугласу».

15 мая они услышали по радио о провозглашении Государства Израиль, и с этого момента, как писал в мемуарах Эзер Вейцман, они с Моди кружили по лагерю взбешенные, как крысы в клетке. Было ясно, что надо как можно скорее возвращаться домой.

– С нас достаточно. Мы уже всё освоили! – заявили израильтяне командиру курсов, которого звали Хлодек.

– Идиоты! – ответил тот. – Вы еще недостаточно потренировались. Вы еще не познакомились со всеми капризами этого самолета, а их – миллион!

– Ничего, дотренируемся в бою, – сказал Вейцман, давая понять, что всё уже решено.

В вечер прощания Хлодек зашел в домик, выделенный израильтянам, и поставил на стол несколько бутылок водки.

– Если вы хотите победить арабов, бейте их на земле. Просто не давайте им взлететь, – сказал Хлодек после очередной стопки.

– Хороший совет, – кивнул Вейцман.

Кто знает, не вспомнил ли он этот разговор 19 лет спустя, в июне 1967-го...

Полет домой занял 11 часов. Вместе с летчиками в брюхе американского грузового самолета прибыл разобранный на части «мессершмит», к сборке которого приступили сразу после посадки. Пока успели собрать первый, прибыли еще три самолета. Эта четверка и составила первую эскадрилью новорожденных израильских ВВС, которой было решено присвоить номер 101. Командиром эскадрильи был назначен Моди Алон.

Один из авиамехаников, Кальман Турин, вспоминал, что в те дни в эскадрилье царила атмосфера всеобщего братства. Никто не обращал внимания на звания и должности. Летчикам полагался особый паек, куда более «жирный», чем механикам, но пайки просто сваливались в кучу, и ели механики, летчики и диспетчеры вместе. И пили, разумеется, тоже – ведь если в меру, то не во вред.

•

В эти самые дни египтяне сконцентрировали значительные силы в районе Исдуда (нынешнего Ашдода), готовясь к решительному прорыву в Тель-Авив. Силы «Хаганы» взорвали мосты и другие коммуникации, ведущие к городу, но египтяне быстро их восстанавливали, и единственной возможностью остановить их была массированная бомбардировка с воздуха. Эту задачу и должна была выполнить эскадрилья 101. В последний момент командовать операцией поручили Леннарту как наиболее опытному. Командование не учло, что, не будучи уроженцем страны, он был плохо знаком с ее географией.

Взлетели с аэродрома Тель-Ноф. Уже подлетая к цели, Леннарт увидел внизу несколько деревень и спросил по рации: «И где же этот ваш чертов Исдуд?!» Но рация забарахлила, тогда он высунул из кабины руку и стал жестом задавать тот же вопрос Алону, летевшему рядом. Алон понял, приблизил свой самолет едва ли не крылом к крылу Леннарта и качнул крылом вправо. В этот момент их стали обстреливать египетские ПВО. Они сумели сбить один самолет, но израильтяне стали заходить на цель, уничтожили для начала зенитные батареи и стали сбрасывать бомбовый запас на скопления вражеской техники.

На базу вернулись втроем. У Леннарта было жуткое настроение: они потеряли товарища, и он был уверен, что не смогли поразить заданные цели. Однако он ошибался: радистам удалось перехватить сообщение египтян о том, что они понесли тяжелые потери, на месте израильской бомбардировки царит хаос и дальнейшее наступление на Тель-Авив невозможно. Летчикам и механикам 101-й эскадрильи устроили банкет в гостинице «Ярден», выдав тройные порции водки и виски.

Да, египтяне больше не могли прорваться к Тель-Авиву, но это не лишило их возможности нанести удар с воздуха. 6 июня 1948 г. в городе прозвучал сигнал воздушной тревоги. Две египетские «Дакоты» сбросили на город бомбы и благополучно ушли на юг. Осколками одной из разорвавшихся бомб убило Берту Файхгольд, решившую понаблюдать за налетом со своего балкона. За первым налетом последовал второй, потом третий. Несмотря на призывы спуститься в бомбоубежища, многие тель-авивцы высыпали на улицы и наблюдали за атаками египтян. И во время третьей они увидели, как навстречу «Дакотам» летит самолет с магендавидом на хвосте. Египтяне стали уходить, но самолет преследовал их до тех пор, пока один из египетских бомбардировщиков не задымил и не рухнул в песчаные дюны Бат-Яма. Под бурные аплодисменты зрителей.

В тот же вечер Мордехай Алон зашел к родителям – повидаться.

– Ты видел, как сбили египетский самолет? Ты знаешь, кто это сделал? Я понимаю, наверное, запрещено называть его имя. Но ты можешь сказать, откуда этот парень – из США, Канады или Южной Африки? – спросил отец.

– Это был я, – ответил Алон.

Наутро он проснулся национальным героем, имя которого с восторгом повторяла вся страна.

•

В последний раз Моди Алон навестил родителей накануне Судного дня 1948 г., во время трапезы перед постом.

15 октября 1948 г. он привез Мину из Тель-Авива в Кфар-Шмарьягу, возле которого тогда располагался военный аэродром. Летчики и механики собрались в тот вечер в пансионе «Фальк»: по своему обыкновению накрыли две бочки с горючим деревянной столешницей, на которую выставили бутылки со спиртным и закуску. По окончании вечеринки Моди уговорил Мину поехать с ним на аэродром, чтобы она подождала его в диспетчерской башне, а затем они вместе поедут к ее родителям праздновать Суккот.

В тот день вылет следовал за вылетом: бомбили бегущих из Исдуда и Маджада (нынешний Ашкелон) египтян. Перед последним полетом выяснилось, что шлем Алона нуждается в починке, и он попросил выдать другой. В какой-то момент между вылетами Вейцман и Алон заспорили, кто на каком самолете полетит, но в итоге разобрались. В 17.35, как записано в диспетчерском журнале, Моди Алон сообщил, что возвращается с задания и идет на посадку. Затем снова вышел в эфир и сказал, что не выпускается правое шасси, он снова наберет высоту и попробует решить проблему. Еще через несколько минут снова вышел на связь и сообщил, что вроде проблема с шасси решилась, так что он заходит на посадку. И тут диспетчер увидел, что за его самолетом тянется дымовой шлейф.

– Проверь температуру мотора, – посоветовал он Алону.

– Вроде в порядке, – последовал ответ.

– А что с топливом?

– Достаточно. Да всё в порядке. Что ты так нервничаешь?

На этих словах связь с самолетом Моди Алона оборвалась, а еще через несколько секунд он вдруг вошел в пике и рухнул на землю. Причины автокатастрофы остаются невыясненными до сих пор.

Мина видела крушение самолета из диспетчерской башни. Она знала, что в воздухе находятся двое – ее муж и Эзер Вейцман, но кто из них погиб, она поняла, только когда Эзeр вошел в башню.

24 апреля 1949 г. Мина родила дочь Михаль.

Спустя год после гибели друга Эзер Вейцман, возвращаясь с церемонии его памяти, подвез симпатичную девушку по имени Реума, которой суждено было стать его женой.

По словам дочери Моди Алона – Михаль Ганон, мать почти ничего не рассказывала ей об отце. Она много работала и устраивала личную жизнь: спустя два года вышла замуж, развелась, снова вышла замуж, на этот раз удачно, за бывшего сослуживца Моди, боевого летчика, позже одного из руководителей компании «Таасия авирит» и депутата Кнессета от партии «Маарах» Яакова Франка, от которого родила сына. Большую часть жизни Михаль опекал Эзер Вейцман. Незадолго до ее 18-летия будущий президент Израиля спросил девушку, где бы она хотела служить, и Михаль ответила, что в 101-й эскадрилье. В день призыва дядя Эзер подарил ей шлем отца – тот самый, который он отдал в починку в последний день жизни.

Сын Михаль, Мордехай Ганон, поступил на летные курсы, но до конца обучения не дошел и служил офицером в танковых войсках. Ее внука зовут Алон… Так, через имена, сохраняется память об отце, которого она никогда не видела, но который заслуживает того, чтобы о нем помнили. И не только его потомки...

 

Лев ПИНСКЕР