«Я мог состояться только у такой мамы»

Речь о матери выдающегося скульптора Эрнста Неизвестного. А чем же известна сама Белла Абрамовна Дижур кроме того, что она мать своего знаменитого сына? Оказывается, она была незаурядной личностью, одаренным журналистом, прозаиком, автором десятков очерков и научно-художественных произведений для детей и подростков. В кругу литераторов слыла талантливой поэтессой, а среди коллег заслуженно считалась крупным ученым, специалистом по биохимии.

Белла родилась 30 июля 1903 г. в Черкассах, откуда ее родители Абрам и Соня Дижур во время Первой мировой вой­ны из соображений безопасности переехали в Екатеринбург – отец на Урале занимался строительством железных дорог. Дижуры были далеки от иудаизма, о чем их дочь писала:

Не помню я ни песен синагоги,

Ни запаха пасхального вина,

Ни судных дней, когда взывая к Богу,

Шепча таинственные имена…

Но где-то на пороге дальнем детства

Похрустывает тонкая маца,

И древней крови смутное наследство

Еще живет в моих чертах лица.

И голос крови мой покой смущает,

Еще он жив и говорит ко мне…

Окончив школу в городе, переименованном в Свердловск, Белла уезжает в Петроград поступать в пединститут на химико-биологический факультет. Здесь она сблизилась с поэтами Серебряного века, сама начала писать стихи, по­дружилась со старшекурсником филфака Николаем Заболоцким, посвящавшим ей стихи. Они даже обручились, и он называл ее «горной невестой». А когда в 1938 г. поэта арестовали, тайно переслал ей из ГУЛАГа свои стихи, которые Белла сохранила.

А замуж она вышла за Иосифа Моисеевича Неизвестного – сына купца и владельца типографий. В юности Иосиф был адъютантом атамана Антонова, его братья служили у Колчака и Деникина. После Гражданской вой­ны он укрывался в Сибири, учился на врача в Томском университете, затем перевелся в Ленинградский. А с Беллой познакомился в 1922-м на каникулах в поезде по дороге в Свердловск, где жили их родители. Провинциальный юноша имел светские манеры, хорошо рисовал, любил музыку, участвовал в самодеятельности. Он покорил сердце первокурсницы, впоследствии сказавшей о нем: «Самый красивый, самый великодушный, смелый и правдивый человек на свете... Мир знакомств разделился на тех, кто принял Осю, и на тех, кто его не принял». В Свердловск они вернулись мужем и женой. 9 апреля 1925 г. у них родился сын Эрик. Через девять лет на свет появилась дочь Людмила, будущая актриса. Иосиф принимал больных в районной поликлинике, стал известным детским отоларингологом. Белла после окончания в 1928 г. вуза трудилась в заводской лаборатории, затем устроилась криминалистом-химиком и экспертом научно-технического отдела областной милиции.

С 1936 г. в местной печати появляются прозаические публикации Б. Дижур. В то же время она продолжает писать стихи, которые впервые были опубликованы в 1937-м и, по ее словам, говорили «о полной аполитичности автора, об отстраненности от бытовых тревог и трагических событий, потрясавших мир». Поскольку Белла по образованию была учителем, редактор посоветовал ей писать научно-художественную прозу для детей, и в этом жанре она преуспела. В 1938-м появились ее очерки «Карбон» и «Зеленая лаборатория». В Союз писателей СССР ее приняли в 1940-м по рекомендации Павла Бажова, Мариэтты Шагинян и Агнии Барто.

Белла Абрамовна была озабочена будущим сына, своенравного подростка, дружившего с хулиганами. И поскольку у Эрика с ранних лет обнаружился талант к рисованию и лепке, родители отдали его в художественный кружок при областном Дворце пионеров, а в 1939-м отправили в спецшколу при Академии художеств в Ленинграде. Одаренный мальчик участвовал во всесоюзных конкурсах детского творчества. В 1941-м, получая паспорт, записал в нем имя Эрнст. Когда началась вой­на, его школу эвакуировали в Самарканд, а там он, приписав себе год, поступил в военное училище и вскоре попал на фронт в десантные войска. Лейтенант Эрнст Неизвестный застрелил советского офицера, изнасиловавшего его девушку, был разжалован в рядовые и отправлен в штрафбат. Геройски сражаясь, получил боевые награды, был восстановлен в офицерском звании, контужен и тяжело ранен. В части его признали погибшим, но он чудом выжил.

Родители дважды получали извещения о смерти сына и были безмерно счастливы, когда он вернулся домой живым, хотя и на костылях, с перебитым позвоночником. Об этой встрече Белла писала:

Не скрывая радостного стона,

Помолчать, лицом припав к груди,

Где прохлады скромные медали…

Мальчик мой, защитник мой, входи!

В годы вой­ны духовной опорой для нее стало литературное творчество. Она написала ряд научно-популярных книг, сдружилась с эвакуированными писателями, опекала группу польских литераторов. А когда в 1943 г. на Урал привезли группу польских детей, их руководитель Александр Левин рассказал ей о Януше Корчаке. Белла первой в СССР написала о нем поэму, начинавшуюся строками:

Я не росла в глухих кварталах гетто,

Мне дым его печальный незнаком,

И если честно говорить об этом,

Был не еврейский мой отцовский дом.

Но в дни, когда, как встарь, на перепутье

Народ мой вновь поруганный стоит,

Я вновь еврейка всей своею сутью,

Всей силой незаслуженных обид.

Впоследствии Корчаковский комитет присвоил автору звание лауреата.

И после вой­ны Дижур неустанно кого-то опекала, кому-то помогала, встречалась с читателями, выступала с лекциями и стихами. О себе она сказала:

Я хочу себе такого свойства,

Чтоб не знать покоя никогда,

Чтоб во мне будила беспокойство

Дальнего товарища беда.

Она защитила докторскую диссертацию, продолжала создавать поэтические и научно-популярные произведения. «Долгие годы я прожила в убежденности, что человеческая мысль – наивысшее достижение человеческого духа, – говорила Дижур впоследствии. – Поклонение перед наукой, гордость, всепостигающий разум человека стали главной темой всего, что я писала. К тому же мистика атеизма и даже полное безбожие были той атмосферой, в которой жило мое поколение. Я сама занималась научными исследованиями и считала своим предназначением прославлять науку».

Дом Неизвестных-Дижуров был открыт для интересных людей, насыщен атмосферой свободомыслия без явного антисоветского настроя. Однако это не спасло его обитателей от погромных преследований в конце 1940-х – начале 1950-х гг. Казалось бы, ничто не предвещало несчастий: сын учился в Академии художеств в Риге, затем в институте им. Сурикова, начал выставлять свои работы. Родители пользовались уважением. Но началась борьба с «безродными космополитами», и местная газета приписала Дижур к их числу. Ей напомнили о «националистической» поэме про Корчака, ее перестали печатать, исключили из Союза писателей и восстановили лишь благодаря упорному ходатайству Бажова. Когда началось «дело врачей», Иосифу Неизвестному, которого так любили пациенты, устроили бойкот. А их дочь Людмила после окончания института не могла устроиться на работу из-за «дефектного» пункта в анкете.

Годы спустя Белла Дижур размышляла: «Конечно же, вся Россия жила в несвободе, но евреям было намного тяжелее других. Я себя не чувствовала чужаком в стране, в среде своих друзей, соседей, читателей, пока мне не дали это почувствовать. Мы стали отчуждаться от России только тогда, когда нас стали отчуждать от нее».

После смерти Сталина дышать стало немного легче, Дижур начали снова публиковать. Но советская власть преследовала ее сына за самобытность творчества, не вписывавшегося в соцреализм, и заставила покинуть родину, лишив его гражданства. Белла стала «матерью изменника родины», и это глубоко травмировало ее, вновь вынудив задуматься над тем, что значит быть евреем: «Я ближе к позиции тех, кто считает евреев представителями мировой цивилизации. Я знаю, что значит быть порядочным человеком, матерью, другом, быть милосердным... Но что значит „быть евреем“ – не понимаю... Если это вера в Бога, я и без того верю, что он – один для всех. Соблюдать еврейские праздники? Я не привыкла. Есть кошерную пищу? Я ее ела, пока был жив мой дед и мама готовила для него. Я была полна гордости, что я еврейка. Потому что, если моих братьев преследуют, значит, и меня преследуют. За что? Только за то, что я родилась еврейкой. А никаких других „грехов“ у меня нет... Почему веками евреев „ветер истории гонит по свету“? Не знаю... И что значит: „чувствовать себя еврейской мамой“? Может быть, я и есть „еврейская мама“, если это означает любить своих детей. Я для них готова на все на свете. Если ради них нужно умереть, я готова».

В 1979-м умер Иосиф, с которым Белла прожила 56 лет. Она с дочерью переехала в Юрмалу – «поближе к сыну», жившему в США. Семь лет добивалась разрешения на выезд, и только письмо Евгения Евтушенко министру госбезопасности ускорило получение визы. Он писал: «Белла Абрамовна Дижур – старейшая детская писательница, зла в жизни никому не сделавшая, и единственное ее желание – чтобы собственный сын закрыл ей веки, похоронил ее. Никаких военных секретов она не знает. Как бы ни относиться к Э. Неизвестному, но, на мой взгляд, негоже такому могучему государству, как наше, мстить ему через 82-летнюю, ни в чем не повинную мать... Проявите же великодушие, жалость, незлопамятность, исконно свойственные настоящим русским людям».

В июне 1987-го их семья наконец-то воссоединилась в Нью-Йорке. Белла Дижур издала там книгу стихов на русском и английском с иллюстрациями сына, а после краха СССР продолжала публиковаться и в России. Ей было далеко за 90, когда она вновь посетила Екатеринбург. И очень жалела, что не смогла побывать на Земле обетованной: «В Израиле мне быть не пришлось. Но я желаю этому государству всяческого добра. Там у меня много друзей. И вообще, я на стороне евреев, а не арабов, хоть совершенно не разбираюсь в политике». В апреле 2005-го на своем 80-летии Эрнст Неизвестный признался: «Я мог состояться только у такой мамы». А 17 февраля следующего года Белла Абрамовна Дижур скончалась на 103-м году жизни.

 

Давид ШИМАНОВСКИЙ