Свидетель смерти

«Пусть на века станет криком отчаяния и предостережением для человечества это место, где гитлеровцы уничтожили около полутора миллионов мужчин, женщин и детей, большей частью евреев из разных стран Европы. Аушвиц-Биркенау – 1940–1945 гг.»

Надпись на Международном памятнике жертвам нацизма в Аушвице-Биркенау

 

Каждую ночь перед ним встают одни и те же образы: стоны людей, газовые камеры, горы обнаженных трупов, ямы и крематории, в которых их сжигают... Жизнь Хенрика Мандельбаума напоминает фильм ужасов: он, неоднократно совершая побеги, чудом сумел пережить заключение в гетто, арест, отправку в концлагерь уничтожения Аушвиц-Биркенау, восстание в нем и марш смерти. Мандельбаум был одним из узников зондеркоманды лагеря. Нацисты сделали их рабами газовых камер. Судьба тогдашнего 22-летнего парня, потерявшего семью, обозначила его дальнейшее существование. Он был единственным выжившим свидетелем, работавшим непосредственно в крематориях Аушвица, кто вернулся в Польшу после вой­ны. «Я рассказываю людям свою историю, – говорил Хенрик. – Снова и снова. В течение 60 лет. Я свидетель смерти. Мне повезло, я жив. А остальные мертвы...»

•

Хенрик Мандельбаум родился 15 декабря 1922 г. в силезском городке Олькуш на юге Польши. Он был старшим из четырех детей в бедной еврейской семье – двух сыновей и двух дочерей. Отец Хенрика был мясником, имел собственную скотобойню, но разорился, и Хенрик как старший сын рано пошел работать, чтобы помочь содержать семью. Он работал в каменоломне и на полях в соседних селах, где к месту пришлось его крепкое телосложение, что впоследствии, во времена Холокоста, помогло ему остаться в живых.

В 1940 г., через год после начала Второй мировой вой­ны и оккупации Польши нацистами, все евреи города Олькуш, включая семью Мандельбаум, были депортированы в расположенное поблизости гетто Домброва Гурнича. Там Хенрику Мандельбауму пришлось работать каменщиком на принудительных работах в немецкой строительной компании.

В конце 1942 г. семью Мандельбаум, за исключением Хенрика, отправили в гетто Сосновца. Оттуда они, как и почти все жители Олькуша, были отправлены нацистами в Аушвиц, где все, кроме одной из сестер Хенрика, были уничтожены.

Во время акции по переселению в гетто Сосновца Хенрику удалось бежать, и он жил, скрываясь под вымышленным именем. Но в 1943-м был пойман и отправлен в Сосновец. Он прожил почти год, находясь попеременно то внутри гетто, то в селах, расположенных за его пределами. Рискуя жизнью, Хенрик поддерживал контакты между узниками гетто и жителями сел: евреи давали ему одежду, и он для них выменивал ее на еду у поляков. В апреле 1944 г. Хенрик был арестован по доносу одного из поляков в местечке Бендзин. Он пытался бежать, но вскоре был пойман и 22 апреля 1944 г. депортирован в концлагерь Аушвиц-Биркенау.

•

Для прибывающих сюда начиналась дорога в ад. В лагере смерти на левой руке Хенрика был сразу же вытатуирован номер 181970, который заменил ему имя и фамилию. Столько людей было пригнано сюда до него.... После карантина Хенрика направили в блок 13, где жили евреи, в основном из Польши, работавшие в зондеркоманде лагеря.

Узники зондеркоманды были непосредственными свидетелями работы нацистской машины истребления. Они подстригали волосы умерших, вырывали плоскогубцами золотые зубы. Под наблюдением эсэсовцев проверяли, не было ли спрятано у погибших что-нибудь внутри... Если удавалось, оставляли что-то найденное себе, а трупы оттаскивали и сжигали в крематориях.

Как и другим членам зондеркоманды, Хенрику пришлось вытаскивать трупы погибших из газовых камер... Нередко бывали случаи, когда это были трупы их земляков или даже родных и близких...

У расчетливых немцев даже здесь, в концлагере смерти, не пропало ничего: всё отобранное отправлялось в Германию, где из волос изготавливали носки, рыболовные сети и веревки, золотые зубы переплавляли, а скелеты использовали для медицинских исследований.

«Ночью и днем горел смрадный пожар на открытом воздухе, – рассказывал Хенрик. – В Аушвице было невозможно осознать то, что видели мои глаза и совершали руки... Каждая минута была как день, а день – как год... Я был вынужден работать здесь. Я сжигал тела. Они были обнажены. Я не знаю, сколько их было. Тысячи? Десятки тысяч?..»

Когда приходил транспорт с новоприбывшими, он старался спрятаться или убежать. Он не хотел, не мог видеть тех, кто был еще жив. Возможно, среди них были и те, кого он знал... «Что я должен был им сказать? Я должен был им солгать? И, находясь в газовой камере, они бы поняли, что я им солгал... Как я мог им помочь?.. Они едва выжили после нескольких дней пути в закрытых вагонах, проведенных без еды и питья. После прибытия их оставалось намного меньше – многие умирали в дороге. Эсэсовцы сразу же начинали проводить отбор тех, кто попал сюда. Для работы отбирали здоровых молодых мужчин и женщин. Для всех остальных гауптшарфюрер Отто Молль, глумясь, произносил чудовищно лживую речь, объявляя, что они смогут поселиться здесь, „в семейном трудовом лагере“, и якобы заработать „целoе состояниe, выполняя высокооплачиваемую работу“. После этого несчастные обязаны были раздеться, т. к. в месте их предстоящего нахождения должна была „поддерживаться чистота“, что необходимо для „предотвращения распространения болезней“. Те, которых было легко обмануть, верили всему, что он сказал, и начинали раздеваться, а затем шли в „душ“. Им разрешалось брать только полотенца и мыло... Что они привезли с собой? Всё самое ценное – драгоценности и деньги. Им обещали вернуть все ценности, которые они оставили в „раздевалке“ – там, куда они спускались вниз по лестнице. Первые вешали одежду на крючки, следующие на скамейки, последние складывали ее на бетон... И они верили, что собираются „принять душ“. Только когда они замечали, что стоят в толпе, прижавшись друг к другу, то начинали понимать, что их было здесь слишком много. Начиналась паника, крики... Тех, кто пытался убежать, эсэсовцы прикладами загоняли обратно. Когда газовая камера до отказа была заполнена, двери плотно закрывались, подавался удушающий газ „Циклон Б“, и они задыхались и умирали... Иногда эсэсовцы предлагали вновь прибывшим не идти в лагерь пешком, а подождать автотранспорт. Подчас это предложение принимали даже здоровые мужчины и женщины, но всех, кто не хотел идти, немедленно отправляли в газовые камеры. По мнению нацистов, эти люди тем самым показывали свою слабость и, значит, были недостойны того, чтобы жить.

За каждым транспортом следовала машина „скорой помощи“ Красного Креста, которая останавливалась перед крематорием. Через окна „врачи“ подавали банки со смертоносным газом „Циклон Б“. Это были такие кристаллы – зеленоватые, синие, растворяющиеся на воздухе... И несчастные смертники, ища воздух в „душевых“, вдыхали яд... Они задыхались там в страшных мучениях… Их стоны были нам слышны... Проходило до получаса. Когда двери снова были открыты, они стояли там мертвые, один рядом с другим... Говорю вам, это было чудовищно...»

Родителям и, по всей вероятности, брату и сестре Хенрика Мандельбаума не удалось пережить Аушвиц. Там выживали только чудом. Они прибыли в это логово смерти, к счастью, до того, как Хенрик оказался там. «Моих родителей точно отправили в газ», – рассказывал он после вой­ны.

В 1944 г. в Аушвиц начали приходить поезда с венгерскими евреями. Это было в начале «акции Хёсса», продолжавшейся всё лето, когда было уничтожено почти 424 тыс. из них.

«Умерших было слишком много, и крематории работали на полную мощность. Нам приходилось складывать их на открытом воздухе и сжигать. Я перетаскивал трупы и утилизировал их в ямах», – вспоминал он. Сначала вбрасывали в печи тела взрослых, а сверху клали детей. Оставшиеся после сжигания кости надо было мелко раздробить и высыпать в реку Вислу. «Мир забыл о нас. Нам никто не помогал, – с горечью продолжал Хенрик. – Ни союзники, ни поляки. Никто».

Но как такое было возможно? Ведь бомбили же расположенный в 6 км Моновиц (Аушвиц III), где находилось химическое предприятие Buna (часть германского концерна IG Farben. – Э. Г.), парализуя тем самым производство синтетического каучука и бензина. Было ли это важнее, чем спасение десятков тысяч людей, уничтожаемых в расположенном рядом Аушвице-Биркенау? Там ежедневно сжигалось в крематориях по 4500 невинных жертв.

«Мне казалось, я попал в ад, – продолжал Хенрик. – Помню, в детстве, когда я делал что-нибудь нехорошее, родители говорили, что так поступать нельзя, а то попадешь в ад. Но когда я увидел трупы людей, которые потом мы должны были сжечь… Это было за пределами того, что могло вместить мое сознание, но что я мог против этого сделать?.. Если бы я отказался от этой… работы, меня бы убили, верно? Я понимал, что меня убьют. Я был молод. Я потерял всю семью. Отец, мать, сестра и брат – все погибли... Я это предвидел, я думал об этом, и я очень хотел жить. Я всё время боролся за жизнь».

Они все были прямыми очевидцами нацистских преступлений. По словам Мандельбаума – «живыми мертвецами»… Почти все из них потеряли веру в жизнь, лишились человеческого облика. Ночами многих из них мучили кошмары. Они часто кончали жизнь самоубийством.

•

Хенрик Мандельбаум проработал в крематориях Аушвица-Биркенау с мая 1944 г. до января 1945-го. «У нас не было шансов выжить, как у других заключенных. Мы знали правду», – вспоминал он.

С целью уничтожения «свидетелей» эсэсовцы постоянно отбирали новых узников зондеркоманды, заменяя их на других, более сильных и менее отчаявшихся, а тех – убивали. В конце лета 1944 г. число транспортов уменьшилось, и нацисты решили ликвидировать зондеркоманду полностью. В сентябре нацисты убили около 200 из них. Оставшиеся в живых понимали, что их ждет та же участь. Поэтому они решились поднять восстание.

Хенрик Мандельбаум также участвовал в подготовке восстания в Аушвице. В день его начала, 7 октября, он, по счастью, работал в другом крематории. Благодаря этому ему, как он сам считал, в отличие от других, удалось избежать расстрела.

«Заключенных из зондеркоманды должны были перевести в другой лагерь, – рассказывал Хенрик. – Но все знали, что это означает для нас верную смерть. Поэтому решили поднять восстание. Но кто-то рассказал о нашем плане... Один из заключенных напал на эсэсовца, остальные бросились на охранников с ножами и топорами, а третьи подожгли газовую камеру и крематорий IV. Всё пылало. В результате всего несколько эсэсовцев были убиты, но почти все повстанцы погибли. Нацисты собрали оставшихся членов зондеркоманды в крематории III. Комендант спросил, осознаем ли мы то, что нами было сделано. После этого он сказал, что мы все будем за это отвечать. Нам приказали лечь лицом на землю, руки положить на затылок, и каждый третий был застрелен...»

До начала восстания в зондеркоманде лагеря насчитывалось 663 человека. Оно унесло 450 жизней. Среди погибших были и организовавшие восстание польские евреи Янкель Хандельсман, Йозеф Дерезинский, Залмен Градовский, Йозеф Варшавский (Доребус) и Лейб Лангфус.

После подавления этого кровопролитного мятежа в Аушвице приступили к установлению личностей поставщиков взрывчатки, которая использовалась восставшими узниками для изготовления самодельных гранат. В результате были выявлены четыре еврейские девушки, работавшие на лагерном заводе вермахта, которые снабжали восставших взрывчаткой. Это были Роза Робота, Ала Гертнер, Регина Сафирштайн и Эстера Вайцблюм. Девушки были публично повешены эсэсовцами 6 января 1945 г., за три недели до освобождения концлагеря (см. «ЕП», 2020, № 1)...

•

К концу ноября 1944 г. немцы прекратили операции по умерщвлению газом в Аушвице-Биркенау. Зондеркоманда в последние месяцы существования лагеря использовалась ими как «подразделение по сносу крематориев». «Они приступили к демонтажу крематориев, – вспоминал Мандельбаум. – Вначале нам было приказано снять черепицу и стропила, а также разобрать печи. Уже к декабрю 1944 г. мы успели просверлить дыры в стенах крематориев. Затем поместили туда динамит. Эсэсовцы разместили всех нас в лагере, а потом взорвали всё это».

17 января 1945 г. силы СС начали проведение массовой эвакуации из Аушвица. Они погнали пешком в колоннах около 60 тыс. узников из числа тех, кто был еще жив, маршами смерти в направлении Грос-Розена и Маутхаузена. Узники были ходячими скелетами, лишенными сил, они еле передвигались. Тех из них, кто отставал, охрана сразу же расстреливала.

Хенрику Мандельбауму стало ясно: единственное, что может спасти его от смерти, это побег. И совершить его ему, к счастью, удалось. «Я надел гражданскую одежду под робу заключенного, – вспоминал Хенрик. – Затем начал двигаться с остальными в колонне. В Ястшембе-Здруе я смог присоединиться к толпе людей, которые стояли на обочине дороги, всего в нескольких шагах от эсэсовцев и, к моему счастью, не был никем замечен или выдан». После побега ему удалось три недели прятаться в селе Нова Весь.

•

Из 2200 узников зондеркоманды после освобождения Аушвица 27 января 1945 г., по разным подсчетам, число выживших колеблется от 40 до 170 человек. Большинство из тех, кому посчастливилось спастись, после вой­ны покинули Европу и проживали в Израиле, США и Канаде.

В послевоенное время членов зондеркоманды зачастую обвиняли в сотрудничестве с нацистами. Даже сами евреи. Парадокс дьявольской идеи существования самой зондеркоманды заключался в том, что узники-евреи лично должны были сопровождать своих соплеменников на смерть и сами же заниматься ликвидацией следов этого преступления.

Это стало одной из причин того, почему выжившие члены зондеркоманды старались никогда не вести разговоров об этом. Да, собственно, и зачем об этом рассказывать, считали они. Ведь такое можно увидеть только в аду... Им всё равно не поверят, не поймут или поймут превратно... Часть из них считали, что факт выживания послужил для них личным «наказанием» за уничтожение их семей. Они и проживали остаток своей жизни, как бы искупая его.

Долгое время Хенрик Мандельбаум считал, что он единственный из зондеркоманды, кто остался в живых. Выживание для него было сродни чуду. «Я выжил. Я действительно выжил», – постоянно повторял он, не веря сам себе. Однако дома, в который мог бы вернуться Хенрик, уже не существовало. Всех его близких (за исключением одной из сестер), которых он видел в последний раз в 1943 г., унес Холокост. У этого парня не было ничего – ни работы, ни даже школьного образования. «Я окончил университет жизни», – любил говорить с грустной усмешкой Хенрик.

Возвратившись в Польшу, Хенрик поселился в городе Гливице (Гляйвиц). Вскоре после освобождения Силезии Красной армией он активно способствовал расследованию масштабов совершeнных в Аушвице преступлений. Мандельбаум был одним из первых, кто свидетельствовал специально для этого созданной Чрезвычайной государственной комиссии СССР. Свои свидетельские показания он давал и в ходе судебного разбирательства по делу бывшего коменданта концлагеря Рудольфа Хёсса.

Хенрик устроился на работу в полицию, но проработал там недолго. Когда ему было поручено выслеживать грабителей банков и убийц, он сразу же подал в отставку. «Я чудом выжил в Аушвице, а теперь любой бандит может застрелить меня», – думал он. Нужно было решать, как жить дальше. И это оказалось для него непросто. Сначала Мандельбаум пытался разводить немецких овчарок, а затем голубых и белых лисиц. В конце концов он открыл собственный бизнес, став водителем грузового такси, и проработал в нем до самой пенсии.

В 1960-е гг. он завел семью – женился на Лидии, силезской немке из Гляйвицa. Лидия после вой­ны не хотела покидать родительский дом и осталась жить в Польше, в Гливицe, который после вой­ны вошeл в ее состав. У них родился сын, а позднее появился и внук.

Хенрик был страстным коллекционером. Он собирал китайский фарфор. В его квартире повсюду красовались сотни фарфоровых статуэток. «Фигурки очень забавные. Когда мне грустно, – рассказывал Хенрик, – они отвлекают меня от тяжелых мыслей. Я вообще-то веселый, но это только снаружи. Пройдя Аушвиц, я стал другим… Я до сих пор живу его образами. Это нельзя стереть просто так. Это вошло в мою кровь и живет во мне».

В доме у Мандельбаума сидели на диване более двух десятков плюшевых мишек. «Они большие и маленькие. Наверное, страсть к плюшевым мишкам мне досталась от мамы», – пояснял он. После его кончины в подвале дома были обнаружены мешки с мягкими игрушками. Со своей скромной пенсии он помогал тяжело больным детям, оплачивая их лечение.

К детям у Хенрика всегда было особое отношение. Единственное, что отрицал он в своих свидетельских показаниях, это то, что среди уничтоженных в газовых камерах были также и дети. Психологи называют этот феномен «психологической защитой отрицания». Такая защита помогала Хенрику Мандельбауму не сойти с ума...

Мандельбаум продолжал жить в Польше до самой смерти, сохранив татуировку с номером Аушвица на левом предплечье как символ личного мужества.

•

В 1947 г. бывший концлагерь Аушвиц был переоборудован в музей, ставший символом памяти о Холокосте. Ежегодно музей посещает около миллиона туристов со всего мира. Как непосредственный свидетель Хенрик Мандельбаум часто проводил экскурсии на его территории, а также выступал в Германии и в других странах Европы, рассказывая молодым людям о пережитом. Он всегда подчеркивал, что молодежь должна обязательно знать и помнить о Холокосте и о трагедии еврейского народа: «Людям действительно нужно знать об уничтожении евреев в газовых камерах». Своими выступлениями он пытался дать отпор отрицателям Холокоста, утверждающим, что в Аушвице-Биркенау никто не был отравлен газом.

В 2002 г. известный американский режиссер Джеймс Молл, обладатель премии «Оскар», совместно с польским режиссером Марселем Лозински снял о судьбе Хенрика Мандельбаума документальный фильм «Я помню», завоевавший в 2003 г. Grand Prix на Варшавском кинофестивале и номинированный на «Оскар».

В 2017 г. вышла в свет книга воспоминаний Мандельбаума «Я был в крематории Аушвица», подготовленная им совместно с сотрудником музея Аушвица-Биркенау историком Игорем Бартосиком и журналистом Адамом Вилльмой. Долгие годы жизни Хенрик Мандельбаум сотрудничал с музеем и активно участвовал в его популяризации.

Игорь Бартосик вспоминает о нем: «Мандельбаум ни к кому не относился плохо. Он научил меня ценить и уважать каждого человека, независимо от национальности и убеждений. И любить жизнь, несмотря ни на что. А она, его жизнь, и после вой­ны была нелегкой. В нем не было ни злости, ни жажды мести, и он не судил людей одинаковой меркой. В самых тяжелых обстоятельствах он оставался оптимистом и принимал всё, что посылала ему судьба, никогда не сдаваясь. После того, что он пережил, он мог бы cтaть мрачным и ожесточенным, но он заряжал всех, кого знал, радостью и хорошим настроением, потому что был счастлив, прежде всего, тем, что остался в живых».

Хенрик Мандельбаум ушел из жизни 17 июня 2008 г. после перенесенной операции на сердце. Ему было 85 лет. Вместе с ним ушел один из последних узников зондеркоманды Аушвица-Биркенау. Его смерть знаменует собой конец эпохи. Умер человек, который был готов рассказать о незаживающих ранах своей жизни. Человек, связавший нас с трагическим прошлым своего народа. Современный свидетель смерти, который был вынужден нести бремя нелегкой судьбы, не потеряв мужества и веры в жизнь.

 

Эстер ГИНЗБУРГ