«На месте Шломо поступил бы так же...»

Актер Николай Хмелев – исполнитель роли трогательного Шломо из нашумевшего фильма «Праведник» или, как его нередко называют зрители, «герой, взорвавший у дерева гранату». Эту роль мой собеседник посвятил памяти своих любимых родителей. Он родился 15 января 1978 г., в 1998-м окончил ГИТИС (мастерская А. А. Гончарова), успешно играл в Московском академическом театре им. В. Маяковского, снялся в 31 фильме, а один проект выпустил в качестве продюсера. О том, что у него есть еврейские корни, актер узнал в довольно взрослом возрасте и, по иронии судьбы, еще много раз играл роли евреев на сцене театра и в кино.

 

– Уважаемый Николай, наверное, немногие знают, что вы родственник легендарного МХАТовского актера Николая Павловича Хмелева. Считаю важным это отметить. Но, поскольку наша газета еврейская, хотелось бы прежде узнать про ваши еврейские корни.

– Из русских в моей семье только бабушка Тамара (смеется). Мамины родители – Иекусиэль Мордухович Симерницкий, актер МХАТa, и бабушка Бэтя, Берта Наумовна Ганапольская. Папин дед Йося – Иосиф Моисеевич Аронзон. Правда, о том, что у меня есть еврейские корни, я долгое время не знал и не догадывался. В советское время такие вещи не всегда афишировали. О своем происхождении, уже во взрослом возрасте, узнал из свидетельства о рождении, где было написано, что мой папа – русский, а мама – еврейка. Спросил у мамы, кто такие евреи, на что она ответила, что евреи – многострадальный народ, который очень многое пережил, это светлые умы, добрые и чистые люди. И добавила, что не одна нация на земле не пережила столько, сколько евреи. Сегодня мои родители – мои ангелы-хранители, которые всегда рядом и оберегают меня. Мне их очень не хватает, и они всегда живы в моем сердце. Мама и папа похоронены на Донском кладбище в Москве, я часто их там навещаю и рассказываю им, что у меня нового.

– Каким было ваше детство?

– Сейчас я вместе со своей семьей проживаю за городом, в районе Мытищ. А когда-то мы обитали в самом центре Москвы, на бывшей улице Герцена, в доме СТД (Союз театральных деятелей). Я вырос, каждый день встречая в подъезде многих известнейших советских актеров и актрис, которых сегодня с нами уже нет. У нас дома часто гостили популярные артисты, дружившие с моими родителями. Рос я гиперактивным, непослушным ребенком, и только театр и папин взгляд были способны хоть немного меня остановить и успокоить.

Помню, как в шестилетнем возрасте, находясь на МХАТовской даче в Покровке, поссорился с родственниками моей мамы, жившими у нас на даче, сам сел в электричку и уехал оттуда на Ленинградский вокзал. Добравшись до «площади трех вокзалов», попросил у людей три двухкопеечные монеты – «позвонить», затем поменял двухкопеечные монеты на пятак, попал в метро, сам доехал до станции «Краснопресненская» и пешком добрел до ул. Герцена, добравшись до дома, где мы раньше жили. Такое вот у меня было озорное детство. А вообще, взрослел и формировался в весьма интеллигентной, теплой семье, приближенной к искусству. Моя мама могла стать отличной виолончелисткой, но стала химиком. Папа был математиком, преподавал теоретическую механику. У него учились многие будущие кандидаты и доктора наук, отец многим помогал, а ряд своих коллег попросту «вытягивал в люди».

– Вы всегда хотели стать актером? Как мама и папа отнеслись к выбору профессии для своего сына?

– Мои родители всегда мной гордились, не раз напоминая, какой я талантливый. Однако самое забавное: они не знали, что я поступаю в театральный институт. И получили сведения об этом самым случайным образом, когда им, неизвестно где добыв номер телефона, позвонил помощник А. А. Гончарова и сообщил, что маэстро берет меня на свой курс и чтобы я больше никуда не поступал. Звонивший также очень просил моих маму и папу не сообщать мне об этом заранее, чтобы я не «задирал нос».

Когда я работал в Театре им. В. Маяковского, мама не пропускала ни одного спектакля с моим участием. Рядом с нашим домом находился Театр киноактера, при котором я посещал детскую студию. Только сейчас я осознаю, с какими великими мэтрами искусства находился рядом! Играл в двух спектаклях: «Праздник непослушания» Михалкова и «Отчаяниe» по пьесе Юлиана Семенова. Исполнял роль самого Юлиана и маленького Иосифа Сталина. Учился в театральной школе № 123 в Хлыновском тупике, располагающейся напротив Театра им. В. Маяковского. Потом перешел в столичную школу № 232 (в которой до меня учился будущий миллиардер Абрамович), учился в ней в 10–11 классе с перспективой поступления в Щепкинское училище.

– И поступили туда?

– Нет, судьбе было угодно, чтобы я отправился в ГИТИС, на курс к Андрею Александровичу Гончарову. Я учился там в 1994–1998 гг., после окончания вуза начал работать в Театре им. В. Маяковского, где служил до 2006 г.

– Что было дальше?

– После ухода из театра, буквально через полгода, мне предложили ввестись в спектакль «Борис Годунов» на роль Варлаама. «Борис Годунов» стал первой совместной работой Чеховского фестиваля и Деклана Доннеллана. Известный в Британии интерпретатор Шекспира, Доннеллан прочел пушкинскую пьесу прежде всего как хронику, пронизанную сложной, тонкой вязью человеческих взаимоотношений. И, безусловно, – как комедию, напомнив всем, что именно так Пушкин назвал первый, «михайловский» (1825) вариант пьесы. С этим спектаклем я впоследствии объехал пол-Европы, Америку, Великобританию, параллельно снимаясь в разных сериалах и фильмах.

– Какими личностными и профессиональными качествами, на ваш взгляд, должен обладать хороший актер?

– Любое кино всегда остается в истории, для будущих поколений. Поэтому самым главным качеством хорошего актера считаю честность. Нам очень важно оставаться честным перед самими собой, перед своими зрителями и «отталкиваться» от своего партнера. Если у кого-то возникнет желание пересмотреть фильм «Праведник», то обратите особое внимание на искренние глаза актеров, в которых читаются настоящие боль и сострадание. Мне показалось, и это так и есть, что все актеры в этой киноленте – от главных героев до массовки – сыграли честно, без фальши, четко «попав» в свой образ.

– Вы бывали в Израиле?

– Да, благодаря моему педагогу Сергею Голомазову. Когда учился в институте, мы вместе с еврейской театральной школой репетировали на двух языках – на русском и иврите, в Москве и в Израиле, а потом играли несколько спектаклей в Тель-Авиве. Так я впервые оказался на Земле oбетованной. Съездил в Хайфу к тете, мы тогда отлично посидели, погуляли по городу, прекрасно поужинали. И я влюбился в Израиль! Был бы не против бывать там почаще.

– Что вам понравилось в еврейском государстве из достопримечательностей?

– В Иерусалиме посетил местные святыни, также успел потоптать ногами землю в старом Яффо.

– Часто ли, до «Праведника», вам приходилось исполнять роли евреев?

– Как раз вернувшись из Израиля, сыграл в Театре им. В. Маяковского роль ортодоксального еврея Шапиро. Ради этой пьесы, готовясь к спектаклю, посещал синагогу на Большой Бронной и занимался там с раввином, учась читать кадиш. Знаю, что некоторые зрители при просмотре данного спектакля плакали. Это была моя вторая роль еврея. А первый раз исполнил роль маленького еврейского мальчика в изумительной киноленте «Искусство жить в Одессе», где моими экранными родителями стали Олег Табаков и Светлана Крючкова.

– А как вы попали в фильм «Праведник», с чего все началось?

– Мне позвонил агент и сообщил, что режиссер Сергей Урсуляк приглашает меня на пробы. Приехал, прождал какое-то время маэстро и наконец увиделся с Сергеем Владимировичем. Он сидел у себя в кабинете, мы непринужденно поговорили, рассказали друг другу смешные истории, анекдоты. У нас получилась отнюдь не деловая беседа, скорее разговор двух старых знакомых, которые давно не виделись. Потом меня пригласили уже на фотопробы, а после этого, через какое-то время, мы снова встретился с Урсуляком. Он дал мне познакомиться со сценарием. Я пробежался по тексту, и мне больше всего запомнилась история моего будущего героя с гранатой. Долго представлял себе все это, прокручивал в голове, кто и как из актеров уже бросал гранату в кино. По совету режиссера мы отработали этот момент с актером Сашей Яценко (исполнитель главной роли Николая Киселева. – Я. Л.), который, репетируя свою роль, обратился ко мне со словами: «Не надо бросать, просто держи…». Урсуляк послушал нас, ему все понравилось (я, по его мнению, был весьма убедителен и органичен), после чего он утвердил меня на эту роль.

– Как проходили съемки фильма? Что давалось особенно трудно, что особенно запомнилось?

– У меня получились легкие пробы, но на экране моя роль кажется тяжелой, потому что весь трагизм этой киноленты начинается именно с моей истории. Подъезжая к месту съемок в назначенный день, я увидел многочисленные автобусы. Со мной находилась также моя экранная мама, актриса Наташа Савченко, и актер Владимир Комаров, сыгравший моего брата. Наташа на самом деле окружила нас тогда материнским теплом.

До «Праведника» я много снимался, разумеется, и раньше наблюдая работу актеров массовки. А тут моему взору предстало несусветное число автобусов, наверное, 100 или больше. Когда я добрался до места съемок, передо мной вновь возникала жуткая картина: со съемочной площадки угрюмо брела огромная толпа действительно уставших, изможденных людей. Они снимались уже не первый день, и, видимо, у них был перерыв. На меня это произвело какое-то особое впечатление. При этом не могу сказать, что мне было очень тяжело сниматься. В кадре-то было легко, ведь когда на тебя направлены камеры, время летит очень быстро. Сложнее – ждать кадра. И особо хочу отметить свой блок сцен у дерева, со взрывавшейся гранатой...

– Да, недаром Сергей Довлатов говорил, что «артист – это донор, который отдает себя, не требуя вознаграждения». Так как проходили съемки вашей сцены у дерева?

– Я вновь ехал на съемки, и агент прислал мне молитву «Шма Исроэль» на иврите, чтобы я учил и запоминал ее слова, чем я и занимался в дороге. Приезжаю в гостиницу, и вдруг мне звонит консультант фильма по идишу: «В те времена в местечках никакого иврита не было! Только идиш, так что „Шма Исроэль“ будешь читать на идише». И я получил новый текст, а быстро перестроиться на другой язык, оперативно выучить молитву на «мамэ-лошн» у меня уже не получается!

Просидел с этим текстом до 3–4 часов ночи, бродил по улицам, тренировался в произношении, записывал фразы и посылал аудиофайлы консультанту по идишу, который в эту ночь не спал вместе со мной. Почему-то мне невероятно трудно далось это переучивание с иврита на идиш. А наутро нас ждали изнурительные съемки, да еще и под проливным дождем, на которые мы приехали к 6–7 утра, после ночи без сна. Сначала отыграли сцену прощания с Сашей Яценко, а потом началось, наверное, сорок дублей у дерева. До этого я представлял, что сыграю иначе, но у Сергея Владимировича имелось свое мнение на этот счет. До сих пор не знаю, как во время прочтения молитвы на идише моя рука оказалась на глазах, но потом мне сказали, что именно так и читали молитву мои предки. Все это оказалось особенно сложным – и физически, и эмоционально. К тому же я в тот период снимался одновременно в двух проектах – «Праведник» Урсуляка и «Оффлайн» режиссера Кирилла Плетнева, из-за чего сильно уставал и дико не высыпался. Наверное, по моим глазам в «Праведнике» легко читается моя усталость...

– Насколько Шломо похож на вас, Николая Хмелева?

– Все образы, которые я исполнял в своей жизни в театре и в кино, демонстрируют зрителям меня, но в предлагаемых обстоятельствах роли. Как я уже сказал ранее, я знал, что у меня есть еврейские корни, но никогда не думал, что, отрастив бороду, стану похож на престарелого верующего еврея. Обычно я не смотрю фильмы со своим участием, всегда нахожу у себя какие-то ошибки. А в этот раз, сидя в теплом, уютном зале «Объединения горских евреев» в Сокольниках, наблюдал за происходящим на экране на одном дыхании, и мне самому было очень жалко Шломо. Особенно в тот момент, когда моя экранная мама Наташа Савченко, уже похоронив до этого мужа и старшего сына, спрашивает, хорошо ли я бросал гранату. Потеря ребенка – самая страшная трагедия, которая только может быть, простите за банальность. В отличие от меня, Шломо совсем не говорил по-русски, только на идише. Наверное, поэтому у него в фильме немного растерянный вид, ведь он не понимает, о чем беседуют остальные.

– А что бы вы сделали, окажись на месте вашего киногероя?

– Надеюсь, что на месте Шломо поступил бы так же, отдав жизнь за своих близких и родных, ведь на свете нет ничего дороже. Для меня родина там, где моя семья, мои сыновья и дочка. Кстати, у меня трое детей, двое – Павел и Арина – от первого брака и сынок Артем – от второго. Я его с детства называю Персик, потому что он – такой сладкий.

– С Сашей Яценко вы сразу сработались?

– О-о-о, у нас с ним вообще произошла замечательная история! Во время перерыва в съемках я стоял у актерского вагончика. Я попал на работу, когда обед уже закончился, а я был дико голодным, поскольку не успел до этого ни позавтракать, ни пообедать вместе с коллегами по киноцеху. Смотрю, ко мне направляется Саша Яценко, несет вкуснейший кусок хлеба с котлетой и говорит: «Поешь, ты голоден, тебе надо поесть…» Помню, с каким наслаждением я проглотил этот бутерброд, а позже посмотрел на YouTube документальный фильм «Список Киселева», из которого узнал, что Николай Киселев тоже делился своим пайком. Это совпадение поразило меня до глубины души.

– Не могу не спросить о ваших творческих планах…

– Было бы здорово сыграть еще какую-нибудь хорошую роль, где я смогу самым лучшим образом проявить себя. Уверен, что буду весьма органично смотреться и в трагедии, хотя пока что являюсь больше комичным актером, нежели трагичным. Точнее, трагикомиком.

– Вас узнают на улицах?

– Раньше меня узнавали по проекту «Молодежка», а я и не представлял, что этот фильм пользуется у зрителей таким успехом. А сейчас узнают уже после просмотра «Праведника». Люди также активно пишут мне в социальных сетях и благодарят за мою работу, что, конечно, весьма почетно и приятно. Актерская профессия ведь для того и создана, чтобы радовать зрителей, дарить им яркие, положительные эмоции. Надеюсь, «Праведник» посмотрит максимальное число людей, больше узнав о нашей великой еврейской нации.

– Как красиво вы сказали…

– Спасибо. Но, должен признаться, я немного стесняюсь своей славы. Я – такой же человек, как и остальные, такой же зритель кино и телевидения, поэтому не считаю нужным гордиться и как-либо возвышаться над остальными. Посещая какие-то медийные мероприятия, прячу лицо в капюшоне толстовки, не люблю раздавать автографы. Однако, если меня где-то узнают, моя жена очень гордится этим. Хочу завершить наше интервью на позитивной ноте: когда провожу со своей любимой семьей отпуск у моря, а ленивым отдыхающим назойливо предлагают сделать фотографии с разными ростовыми куклами, обезьянками или попугаями, супруга всегда смело предлагает им бесплатный бартер, намекая на такие же кадры со мной (смеется).

 

Беседовала Яна ЛЮБАРСКАЯ

Бутылка водки для Праведника

Как советская власть наградила героя, спасшего более 200 евреев

Посмотрел, наконец, фильм «Праведник». Хороший сценарист (Геннадий Островский), хороший режиссер (Сергей Урсуляк), хорошие актеры (Александр Яценко, Евгений Ткачук, да все без исключения, включая немца и израильтянина, а ведь там еще Хабенский с Хаматовой, Маковецкий и талантливые молодые) – что еще надо для хорошего фильма. И, между прочим, вполне себе голливудского, сделанного умело, с не частым в наших широтах профессионализмом (тут вам не «Собибор»), и слезу где надо вышибает, и улыбку вызывает. Да, отчасти сказка, отчасти клишированные персонажи, но не больше, нежели в нашумевших блокбастерах о Холокосте. А уж на фоне новейших фальшаков о той войне совсем хорошо выглядит.

Правда, в конце там идут такие титры: «За этот подвиг Николай Киселев был награжден орденом Отечественной войны первой степени». Попытался было эту информацию проверить, но на сайте «Память народа» нашел лишь вот что: «Награды: медаль „Партизану Отечественной войны“ 1-й степени, медаль „За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.“».

Сомневаться в полноте сведений на этом сайте нет оснований. Насчет ордена никаких документов не обнаруживается.

Историк Инна Герасимова пишет о том, что когда Киселев в начале 1943 г. приехал в Москву доложить о выполнении задания, то приказом Белорусского штаба партизанского движения от 14 января 1943 г. «за вывод из немецкого тыла 210 еврейских семей» был награжден денежной премией в размере 800 руб. Погуглил, что на эти деньги можно было купить в том году. Оказалось, на московском рынке бутылка водки стоила 400–500 руб., буханка ржаного хлеба – 150–200.

 

Лев СИМКИН