О еврейском поэте, редакторате ЕАК и ученом попугае, говорящем на идише

«Авром» – так по-еврейски будет,

«Гонтарь» – звучит на русский лад...

Пускай мой стих домчится к людям,

Как там они ни говорят...

Хочу, чтоб сыновья и дочки,

Хоть изредка у нас, в краю, –

Пусть хором, пусть поодиночке –

Пропели песенку мою.

Не в имени, конечно, дело.

Зовись как хочешь, наконец...

Куда важней, чтоб песнь летела

Во всех концы, для всех сердец!

Перевод Юлии Нейман

 

Об этом замечательном еврейском поэте, ворвавшемся в литературу в самом начале 1930-х, написано до обидного мало, хотя при его жизни было выпущено много хороших книг, как на его родном языке – идише, так и в переводах на русский и украинский. Спустя более трех десятилетий после кончины Аврома Гонтаря воссоздать полную картину его творческого пути, учитывая его сложную биографию, не так просто. Отдавая долг талантливому поэту, творившему на мамэ-лошн и потому испытавшему сполна все горести и беды, я все же попробую воспроизвести, насколько возможно, некоторые эпизоды и моменты его жизни.

•

Сохранились кадры пропагандистской кинохроники о счастливой жизни евреев в СССР и расцвете еврейской культуры. На экране – Москва, ул. Кирова, 17, редакция журнала «Советиш Геймланд» («Советская Родина»). Встреча с американскими евреями, среди которых писатели и журналисты с известными именами. Многие из присутствующих сотрудников редакции и авторов единственного в стране литературного журнала на идише еще живы, на лицах у них, как и y его главного редактора Арона Вергелиса, деланый оптимизм, но при этом каждый думает о своем, пережитом. Авром Гонтарь читает свои стихи. Кто-то из гостей задает автору вопрос о дальнейшей судьбе идиша. «Возможно, – отвечает поэт, – наш язык и не проживет еще три сотни лет, но, знаете, идиш греет душу...»

На всем протяжении творческого пути Авром Гонтарь согревал души читателей своими стихами на мамэ-лошн...

В начальные годы долгой офицерской службы в амурской тайге мне удалось самостоятельно и, как тогда казалось, в достаточной степени освоить идиш, прочитывая и штудируя все, что имелось в моей библиотеке на еврейском языке. Вскоре я стал на нем писать стихи. На этом языке, идише, знакомом с детства, в моем имуществе значилось немного: три книжки и два выпуска журнала прошлых лет, прихваченные мною из отчего дома в недавнем отпуске в родные места.

Также среди этого еврейского «добра» наличествовали заезженная пластинка с песнями в исполнении Нехамы Лифшицайте и единственный экземпляр газеты «Биробиджанер штерн», купленный в привокзальном киоске во время краткой стоянки скорого поезда в пути следования в мой первый отпуск...

Неожиданно в декабре 1970 г. в мои таежные палестины пришло письмо из Москвы. На редакционном бланке «Советиш Геймланд» заведующий отделом, он же член редколлегии Авром Гонтарь извещал меня машинописным текстом, что мои стихи редакцией получены и, несмотря на имеющиеся недостатки, согласно плану издания будут напечатаны в январском номере. Я поблагодарил в душе автора письма за хорошую новость и на радостях помчался в единственное почтовое отделение нашего крошечного поселка, чтобы оформить подписку на еврейский журнал. Работница связи долго листала каталог подписных изданий и, обнаружив наконец искомое, пробормотала: «Надо же!»

•

Имя автора письма было мне знакомо. Разобравшись в особенностях неведомой доселе грамматики и научившись читать справа налево, я обнаружил в одном из номеров упомянутого журнала за 1965 г. стихи А. Гонтаря. Одно из стихотворений на несколько шагов выходило из общего строя цикла и называлось «Попугай»:

Кэйн Африкэ, кэйн Африкэ, кэйн Африкэ их фор!

А попугай х'вэл койфн дорт, вос лэбт драй hундэрт йор!..

Далее в моем тексте последует замечательный русский перевод Юлии Нейман:

В Африку, в Африку, в Африку лечу!

Куплю я попугая, на идиш обучу!

А там пускай летит он, куда достанет сил:

Захочет – так на Конго, а то – на желтый Нил.

И пусть живет положенных ему три сотни лет...

Ты испугался, внучек: «Совсем рехнулся дед!».

Об этих опасениях я догадался сам,

Мой мальчик, по смышленым, живым твоим глазам,

Хотя еще ни слова ты вслух не произнес...

(А взрослые – те скажут научнее: «склероз».)

Ты слов таких не знаешь, мой простодушный внук,

Ведь ты не изучаешь пока еще наук!

И все ж пойми, мой милый: недолго мы живем...

Забудут твои внуки о дедушке твоем,

Но будет жить на свете ученый попугай

И удивлять речами чужой, далекий край.

Немного полиняет на третьей сотне лет...

И тут его поймает седой языковед...

Все тонкости лингвистики он постигать привык,

И он изучит идиш – мой родной язык.

...В Африку, в Африку полечу стрелой,

Куплю я попугая... Уж не спорь со мной!

Стихи эти были написаны Гонтарем на излете «хрущевской оттепели», во время которой многие находились под розовым абажуром ее эйфории. Но «оттепель» бездарно завершилась, и тем более стала понятна знаковость «Попугая», его попадание в цель. Лишь однажды появившись в советском еврейском журнале, ни на идише, ни в русском переводе Ю. Нейман, точно передавшей читателю беспокойные мысли поэта о судьбе родного языка, он больше никогда не публиковался, кроме как за границей. Гонтарь гораздо раньше других собратьев по перу придумал образ попугая, говорящего на идише. Поэт желает одного: чтобы идиш не уходил в небытие и звучал даже через сотни лет, когда от его нынешних носителей и следа не останется. Напиши такое Гонтарь в «сороковые-роковые», сталинские сатрапы и лизоблюды его бы не на десять лет на бескрайний север упекли за усердную работу пусть и в антифашистском, но все-таки еврейском комитете, а сразу, как это делали с другими, – пулю в затылок в мрачном лубянском подвале. Видите ли, плевать он хотел на свою советскую родину, в Африку, которая «нам не нужна», собрался, на желтый Нил захотел, откуда до их сионистского Израиля рукой подать!..

•

Для еврейской литературы в СССР 1965 гoд начался с не очень масштабного, но все-таки значительного события. Основанный в 1961-м журнал «Советиш Геймланд», орган Союза писателей, выходивший шесть раз в год, стал ежемесячником. В литературных кругах бродила несерьезная легенда, к созданию которой, думается, имел отношение сам ее персонаж – Арон Вергелис, ставший тогда главным редактором журнала. Легенда гласила, что в годы, предшествующие открытию издания, он, Арон Алтерович Вергелис, являлся в кабинет к главному идеологу партии Суслову и долго стучал кулаком по столу, требуя выпуска литературного журнала на еврейском языке. Разумеется, на идише, а на каком еще? Так сказать, в противовес всяким буржуазным и сионистским писакам.

Конечно, дело обстояло не так, даже вовсе не так. После разгрома еврейской литературы в 1948–1952 гг. и смерти в марте 1953-го его инициатора и вдохновителя товарища Сталина высшее руководство страны разрешило выпускать книги еврейских авторов в русском переводе. Шла долгая, изнурительная эпистолярная борьба уцелевших деятелей еврейской культуры за издание книг на идише и выпуск на этом языке литературного журнала или альманаха.

В этой многотрудной борьбе особую активность и напористость проявлял будущий руководитель журнала А. Вергелис, сумевший сгруппировать живших в разных уголках огромной страны вышедших из тюрем и лагерей еврейских писателей, сделав некоторых из них работниками редакции и членами редколлегии. Одним из такoвых был поэт Авром Гонтарь, бывший зэк, отсидевший семь лет из назначенных десяти. Отделом поэзии в редакции журнала ведал до самой своей кончины (в августе 1966-го) его друг Мойше Тейф, тоже бывший сиделец, известный к тому времени по потрясающим стихам «Шесть миллионов», «Кихэлэх и зэмэлэх», «В переулке Гитки-Тайбл» и др. Главный редактор доверял им обоим, да и те поддерживали Вергелиса по стратегическим вопросам редакционной работы. Напомню, что в тот период, когда журнал стал ежемесячным, на его страницах и появилось стихотворение «Попугай» А. Гонтаря. Теперь уже не представляется возможным с точностью определить, при каких обстоятельствах оно было опубликовано. То ли сверхосторожный Вергелис потерял бдительность, то ли М. Тейф порадел за друга и коллегу, оценив по достоинству стихотворение. Возможно, сам автор настаивал на публикации, убедив и того и другого. Нo факт остается фактом: в журнальную подборку стихов Аврома Гонтаря залетел диковинный попугай, говорящий на идише...

•

Рассказывая о Гонтаре, нельзя не упомянуть еще об одной грани его таланта. В 1978 г. в московском журнале «Октябрь» был опубликован роман Анатолия Рыбакова «Тяжелый песок», который произвел настоящий фурор в тогдашней застойной литературе. Впервые была поднята еврейская тема, до того запретная. В романе Рыбаков широко использовал историю своих предков и, в частности, своего деда Авраама.

«Тяжелый песок» – это история не только о страданиях еврейского народа, но и о любви, которая сильнее смерти. В те годы жертвы Холокоста безлико назывались «советскими гражданами», на местах массовых убийств еврейского населения с установленных наспех после окончания войны фанерных табличек и обелисков исчезла национальность, к которой принадлежали убитые, а магендaвиды были заменены на пятиконечные звезды. Так что основная масса советского народа не была знакома с характером преследований в отношении евреев. Хотя прецеденты были.

Сразу после войны Илья Эренбург и Василий Гроссман составили и отредактировали «Черную книгу» о нацистских злодеяниях и убийствах еврейского населения на территории СССР. Еще в марте 1943 г. газета Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) «Эйникайт» («Единение») сообщала, что эта книга должна выйти на шести языках: идише, иврите, русском, английском, немецком и испанском. В феврале 1947 г. по приказу сверху набор «Черной книги» был рассыпан. Правда, годом раньше ее успели издать в США на идише, но тираж книги был ограничен, и ее прочитал узкий круг читателей. Спустя много лет, уже при Хрущеве, была арестована рукопись другой книги – романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба», о котором Суслов мрачно высказался, что она увидит свет лет через двести. В махровые годы брежневского застоя А. Рыбаков посмел написать трагическое произведение о судьбе еврейской семьи. Главный редактор журнала «Советиш Геймланд» Вергелис понимал, что роман этот, как говорят в Америке, в которой он недавно побывал, настоящий бестселлер. Так почему бы его не перевести на идиш и не напечатать у себя? И лучше, чем Гонтарь, никто этого не сделает – он и поэт, и прозаик, и редактор с опытом, а главное – переводчик отличный. Таким образом, роман «Тяжелый песок» был опубликован в трех выпусках «Советиш Геймланд» за 1979 г. Кстати, на сегодняшний день произведения Анатолия Рыбакова изданы более чем в 50 странах миллионными тиражами, и в этой сокровищнице писателя достойное место занимает перевод на идиш Аврома Гонтаря.

•

В январе 1948 г. по указанию Сталина в Минске был зверски убит руководитель ЕАК Соломон Михоэлс. ЕАК был обезглавлен, и в ноябре того же года началась его ликвидация. Была ли ликвидация внезапной? Нет, конечно. Некоторые его члены и сотрудники надеялись, что ударная волна взрыва (репрессий) обойдет стороной, минует их. Не миновала. Вероятно, почуяв неладное, Ицик Фефер, состоявший в президиуме ЕАК, в конце 1946 г. заявил на страницах газеты «Эйникайт», что «мы всегда утверждали не еврейское, а антифашистское единство».

Кроме газеты «Эйникайт», увеличившей с февраля 1945-го частоту своего выпуска до трех раз в неделю и курируемой отделoм печати ЦК ВКП(б), а также книжного издательства «Дер эмес», при комитете работал небольшой коллектив, так называемый редакторат, или пресс-бюро. Редакторат (в разные годы в нем работали различные люди) готовил материалы для заграницы, то есть для многочисленных еврейских изданий США, Англии, Франции, Латинской Америки. Редакторат подчинялся напрямую руководству ЕАК. Каждый редактор и корреспондент имел свое направление работы: Мотя Грубиан писал о евреях Белоруссии, Авром Гонтарь освещал еврейскую жизнь в районах Восточной Украины, штатный корреспондент из Одессы Хонэ Вайнерман готовил материалы по юго-западному региону Украины и т. д.

Авром Гонтарь, которого с началом войны призвали в армию, был взят в 1943 г. на работу в созданный ЕАК редакторат. При назначении на должность сыграл опыт редакторской работы в журналах и альманахах «Фармест», «Советише литератур», «Онhэйб» и других еврейских изданиях. Кроме основной работы в редакторате ЕАК, Гонтарь сотрудничает с газетой «Эйникайт», накануне закрытия издательства «Дер эмес» успевает выпустить две книжки стихов – «Афн hойхн барг» («На высоком берегу», 1947) и «Ди гройсэ мишпохэ» («Большая семья», 1948).

Чтобы читатели могли себе представить, в какой ужасной атмосфере находился ЕАК, приведу малоизвестные факты o деятельности руководителей (главных редакторов) пресс-бюро, отображавшего в сталинских традициях жизнь советских евреев после кровопролитной войны, когда метастазы антисемитизма с новой силой стали расползаться по всей стране.

В марте 1946 г. на должность главного редактора ЕАК прибыл демобилизовавшийся с Дальнего Востока Нохем (Наум) Левин, дважды раненный и серьезно контуженный. Большой эрудит, он был автором перевода на идиш многих произведений русской и зарубежной литературы, а также учебников для еврейских школ. Снятый с поста главного редактора, он успел еще поработать в издательстве «Дер эмес» и завотделом газеты «Эйникайт». После разгрома ЕАК, закрытия газеты и издательства устроиться куда-либо на серьезную работу Левин уже не смог. Помогли друзья – нашли место сотрудника редакции в газете «Физкультура и спорт». Пришли за ним сентябрьской ночью 1949-го, а 22 сентября 1950 г. состоялся неправедный суд, на котором Левина «за шпионаж и измену» приговорили к высшей мере наказания и на следующий день расстреляли.

Гирш (Гершл) Орланд был предшественником Н. Левина на посту главного редактора ЕАК. Ему повезло: он умер не от пули палача, а своей смертью в 1946-м, не ведая ни о гибели Михоэлса, ни о разгроме ЕАК, ни об арестах и казнях его руководства. Орланд был старше Левина и потому успел получить в хедере религиозное образование, окончить среднюю школу и затем послужить добровольцем в Красной армии. Принимал участие в мелиоративных работах на Волыни, позже этот опыт пригодится ему для написания романа «Грэблес» («Плотины»). Редактировал харьковскую газету «Дер штерн», журнал «Советише литератур», перевел на идиш «Женитьбу» Гоголя, «Капитанскую дочку» Пушкина, «Труженики моря» Гюго. В годы войны был направлен на работу в ЕАК, сотрудничал с «Эйникайт». Когда комитет был эвакуирован из Москвы в Куйбышев, находился там вместе с Ш. Эпштейном и Д. Бергельсоном.

Соломон (Сэм) Хайкин много лет прожил за границей, хорошо знал иностранные языки. С 1933 по 1943 г. работал в аппарате исполкома Коминтерна, а затем референтом в НИИ-205. Институт этот был учреждением при ЦК партии, в нем отслеживали и изучали зарубежную печать. В дальнейшем изученные материалы использовались для речей и докладов высшего руководства страны и партии. После расформирования института С. Хайкин был направлен отделом внешней политики ЦК ВКП(б) в ЕАК, в котором возглавил редакторат. Здесь он проработал 11 месяцев – вплоть до закрытия комитета в ноябре 1948 г. Спустя три года органы МГБ его арестовали, когда он трудился в должности начальника цеха фабрики химреактивов (!), а еще через год ему впаяли 25 лет исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в правах на пять лет и конфискацией имущества. Сидеть бы Хайкину нескончаемо в северных краях, да случилось непредвиденное – на еврейский праздник Пурим Аман, усатый вождь окочурился, и приговор отменили. Хайкина освободили, но не реабилитировали. Долгие годы он вел борьбу за свое честное имя и скончался хоть и не в глубокой старости, но в своей постели в 1986 г. и похоронен в Москве.

•

Аресты работников ЕАК (уже бывших, так как брали их после ликвидации комитета) начинались с его линейного состава – редактората, подчинявшегося президиуму комитета. В президиум входили избранные на пленуме ЕАК в 1944 г. известнейшие люди – цвет еврейской культуры, такие как Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Лев Квитко, Давид Гофштейн и др. Их, руководителей ЕАК, расстреляют гораздо позже – 12 августа 1952 г.

10 февраля 1949 г. был арестован известный писатель Иехезкиль Добрушин и по приговору Военной коллегии Верховного суда отправлен в северный лагерь на шахту. Литературовед, поэт, драматург и педагог в одном лице, профессор Добрушин умер в лагерном госпитале. В молодости он учился в Сорбонне, был членом редколлегии «Эйникайт», состоял в ЕАК.

Работавших в редакторате ЕАК Мотла Грубиана и Аврома Гонтаря «взяли» в один день – 19 февраля 1949-го. За последним была специально прислана машина. «Черный ворон», круто изменивший его жизнь, потом часто будет выплывать в памяти. Через много лет он напишет стихотворение, пронизанное болью и горечью. Перевод этих контрастных, пронзительных строк он не доверит никому:

Без боли ворона в снегу

На поле видеть не могу.

Как выразить яснее?

Снег отдает голубизной,

На нем морщинки ни одной,

И вдруг

Пятно чернеет!

Вот эта точка в белизне

Выклевывает сердце мне,

Картавый голос слышу я:

«Три века длится жизнь моя,

Я пью чужое горе всласть, –

Мне надо, чтобы кровь лилась!»

Без боли ворона в снегу

На поле видеть не могу.

На допросах следователь выбивал из Гонтаря показания, добавляя в протокол все то, что считал нужным, подтасовывая факты. В течение нескольких месяцев, пока длилось следствие, ему не давали спать, вызывали на допросы и днем, и ночью. Больше половины отсидел, уже и Сталина в аду черти на сковородке поджаривают, а он все еще за колючей проволокой находится. В ноябре 1955-го он не вытерпел и сделал следующее заявление: «...Подписал же я протокол потому, что он (следователь. – З. В.) вынуждал меня силой и угрозами подписывать сфабрикованные им протоколы... Следователь М. бил меня ключами по голове, руками, ногами по животу, заставляя стоять долгими часами у стены, угрожая арестом моей жены и членов моей семьи...» (Л. Жолжанская. «Моисей Тейф. По материалам следственного дела». Журнал «Корни», 2004, № 22).

•

Авром Гонтарь появился на свет в 1908 г. и мог бы отмечать свой день рождения дважды: 7 марта (по старорежимному календарю) и 20 марта – по новому стилю. Хотя обе эти даты – нееврейские. Но зато Бердичев – город у реки Гнилопятки, воспетый когда-то самим Менделе Мойхер-Сфоримом, где родился Авром Гонтарь, уж точно еврейский, давший миру много ярких имен, принадлежавших к нашему народу.

В переводе с украинского «гонтарь» означает «кровельщик», покрывающий крышу гонтом, то есть дранкой, шинделем, деревянной черепицей. Видать, в роду кто-то давно этим ремеслом на хлеб зарабатывал, но Юдка, отец, да и сам Авром, как и старшие братья, были каменщиками, а потому заниматься таким несерьезным делом, как стихоплетство, у них в семье не было принято.

В 1927 г. Авром тайком послал в местную газету «Ди вох» («Неделя») один из своих виршей, который настолько понравился редактору, что его тут же напечатали. О кропотливой работе Гонтаря над поэтическим словом с похвалой отозвался тогда уже знаменитый поэт Давид Гофштейн. Избрав в жизни творческую стезю, Гонтарь окончил литературный факультет еврейского сектора Одесского института народного образования, а затем аспирантуру при Институте еврейской культуры Академии наук Украины. Получив высшее образование, Авром Гонтарь был направлен в Киев на работу в журнал «Советише литератур». Его первый сборник стихов «Аф рештованиес» («На лесах»), выпущенный в 1933 г., отредактирован самим Ициком Фефером, с которым молодой поэт был дружен.

За 50 лет творческой деятельности Авром Гонтарь выпустил десятки книг. Некоторые из них, изданные в 1960-е и 1970-е гг., я хорошо помню: «Город мечты», «Мерой любви», «Тойбн афн дах» («Голуби на крыше»), «Ди нэгинэ» («Напев»). Стихи из этих сборников врезались в память лиричностью, самобытностью и, как называют на мамэ-лошн, своей «фолкстимлэхкайт», то есть народностью. Несмотря на то, что список выпущенных книг Гонтаря в довоенный период довольно длинный, некоторые в этих заметках я все же попробую перечислить: «hэлэр тог» («Ясный день», стихи, 1938), «Парашютисткэ» (поэма, 1937), «Рихвэс» («Простор», стихи, 1940). Следует также отметить пьесу «Ин ди бэрг фун Осетие» («В горах Осетии», 1939) и роман «Ин а фарворфэнэм винкл» («В заброшенном углу», 1937).

Советским поэтам, в том числе еврейским, «разрешалось» славословить своих вождей, и в 1937 г. в коллективных сборниках «Лидэр вэгн Сталинэн» («Стихи о Сталине») и «Цум зиг, комсомолие!» («К победе, комсомолия!») можно было увидеть и стихи Гонтаря. О его довоенном творчестве советские литературоведы потом напишут: «...Восхвалял героический труд первых пятилеток, участие еврейских трудящихся в социалистическом строительстве...» (Краткая литературная энциклопедия, т. 2, 1964).

Через годы, когда за ним придут опричники того, кого он обожествлял, поэт вспомнит свои панегирики вождю и горько усмехнется. Потом, как вы уже знаете, была долгая отсидка в лагерях, многолетняя (до самой кончины в 1981-м) увлекательная работа в журнале «Советиш Геймланд» и золотая мечта – купить ученого попугая, который даже через три сотни лет будет говорить на идише...

 

Зиси ВЕЙЦМАН