«Я буду соблюдать заповеди…»

В одном из писем родным, будучи еще учеником Пинского реального училища, он написал: «Я буду соблюдать заповеди и не забывать язык нашей святости и предписания мудрецов… и не думайте, мои дорогие учителя, что, когда я приду в гимназию, я отброшу иудаизм. Нет! Я не буду это делать. В своем сердце я решил сохранить иудаизм». Ученик вырос, стал ученым-химиком, президентом не только Всемирной сионисткой организации, но и первым президентом Государства Израиль. Но что бы он ни делал в своей жизни – ученого, общественного и государственного деятеля, он всегда оставался верен этим словам.

 

Пинск – Берлин

Однажды он обмолвился: «Быть может, мы – сыновья торговцев, но мы же – внуки пророков». Имея в виду «сыновей» и «внуков», он говорил о народе – не о себе.

Любое обобщение хромает, но каждый из нас так или иначе к обобщениям прибегает. Не все внуки пророков, как и не все сыновья торговцев. Сам Вейцман происходил из семьи среднего чиновника: отец целыми днями пропадал в конторе по сплаву леса, мать вела большой дом – в семье было семь сестер и еще пять братьев.

Городок Мотоль, где 27 ноября 1874 г. родился Хаим, располагался в Гродненской губернии, губерния входила в состав Российской империи, и, может быть, он так и остался бы наименованием на карте, если бы третий сын Евзора и Рахили Вейцман, названный в честь деда Хаимом, не стал первым президентом Государства Израиль.

Мотоль был заброшенным местечком на краю империи. Отец хотел, чтобы после традиционного хедера сын продолжил образование. Хаим уехал в Пинск и поступил в русскую реальную гимназию. Именно тогда он и написал: «Я буду соблюдать заповеди…» Гимназия была не из лучших, учителя были больше формалистами, чем педагогами, но встречались и исключения, как учитель химии Корниенко, который «влюбил» любознательного гимназиста в свой предмет. Чрез полвека Вейцман вспоминал, благодаря кому он выбрал профессию химика: «Я часто задавался вопросом, кем бы я стал, если бы случай не свел меня с таким талантливым и одухотворенным учителем».

Свой выбор он сделал в 18 лет: из Российской империи уехал в Германскую, из Пинска – в Дармштадт, где поступил в Политехнический институт. Затем несколько семестров проучился в Берлине (в своих воспоминаниях он писал, что «Дармштадт был маленьким городком», Берлин – «столицей мира», и «тамошний Политехникум считался одним из трех лучших в Европе учебных заведений»). Затем вслед за своим любимым профессором Быстрицким переехал в швейцарский Фрибур, где завершил образование и получил докторскую степень.

Еще во время учебы в Берлине Хаим был вдохновлен идеями малоизвестного венского журналиста и фельетониста Теодора Герцля, который в 1896 г. одновременно в Лейпциге и Вене опубликовал брошюру «Еврейское государство» (как Вейцман вспоминал об этом через много лет, «на ясном небе прогремел гром»). Он присоединяется к местному сионистскому кружку – общественный темперамент требовал выхода – и деятельно включается в его работу. И через некоторое время уже участвует в работе Второго Сионистского конгресса в Базеле.

 

«Угандийский проект»

Тем временем вопрос о создании еврейского государства будоражил умы не только сионистских деятелей. 14 августа 1903 г. британский министр колоний Джозеф Чемберлен предложил президенту Всемирной сионистской организации Теодору Герцлю программу расселения евреев на территории Восточной Африки.

Великобритания преследовала свои интересы – за счет бежавших из России от погромов евреев хотела перенаправить поток беженцев из Европы в Восточную Африку. Тем самым усилить ее колонизацию. План получил название «Угандийский проект». Герцль, надеясь установить более прочные связи с британским правительством, идею поддержал и представил проект 6-му Сионистскому конгрессу, проходившему в 1903 г. в Базеле. Но неожиданно столкнулся с сопротивлением части делегатов, особенно из России.

Вейцман, у которого уже были расхождения с Герцлем (накануне 5-го Сионистского конгресса в Базеле в 1901 г. он вместе с другими молодыми сионистами – Моцкиным, Бубером, Бернштейном-Коганом – организовал Демократическую фракцию внутри сионистского движения) по некоторым вопросам, поддержал противников расселения евреев в Уганде.

Через много лет он напишет: «Сионизм не был для меня только стихийной жаждой изгнанного народа обрести собственный дом. Я не мог согласиться с Герцлем, будто возникновение сионистского движения обусловлено лишь трагедией еврейства, преследованиями и нищетой. Я не считал, что исключительно эти факторы служили причиной стремления создать еврейский Национальный очаг. Потребность в чем-то недоступном сама по себе негативна; величайшие достижения человека рождаются из позитивных стремлений. Еврейская бездомность означала не только чисто физические неудобства; возможно, в значительно большей степени она означала еще трагедию неиспользованных способностей. Если еврейство выжило в течение стольких столетий изгнания, то это была не биологическая случайность, а следствие того, что оно было наделено громадными творческими силами, которые сохраняло в себе все эти века».

План Чемберлена был отклонен на следующем, 7-м Сионистском конгрессе, делегаты которого взяли на себя обязательство создать еврейское государство в Палестине. Но для этого понадобилось 43 года непрерывной борьбы и усилий.

 

Прозрение Бальфура

2 ноября 1917 г. министр иностранных дел Великобритании Артур Джеймс Бальфур обратился с письмом к лорду Лайонелу Уолтеру Ротшильду, одному из самых богатых подданных британской короны. Лорд был не только банкиром, но и членом парламента, а также лидером британских сионистов. Именно поэтому министр иностранных дел и обратился к наследнику первого Ротшильда – Натана, игравшего заметную роль в общественной жизни страны.

Письмо получило название «Декларация Бальфура», и речь в нем шла о том, что правительство Его Величества «с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране». («Декларация Бальфура» была опубликована в том же номере газеты «Таймс», где было опубликовано сообщение о большевистском перевороте в России. Бывают же такие курьезы в истории.)

Появлению «Декларации» предшествовала встреча Вейцмана с Бальфуром, которую организовал Чарльз Дрейфус – председатель Манчестерского сионистского общества. Лорд пожелал встретиться хотя бы с одним «живым» сионистом, выступающим против заселения Уганды евреями.

В 1922 г., через пять лет после публичного заявления правительства Великобритании о поддержке создания «национального дома для еврейского народа» в Палестине, в Палате лордов обсуждался вопрос об отзыве мандата на Палестину. И тогда под сводами старинного Вестминстерского дворца прозвучал веский голос лорда Бальфура: «Британии представился шанс не только вернуть Святую землю к жизни после запустения под властью мусульман, но и сделать что-то реальное, чтобы смыть древнее пятно с нашей собственной цивилизации».

В 1925 г. его пригласили выступить на открытии Еврейского университета на горе Скопус в Иерусалиме. И когда он упомянул о «Декларации», названной его именем, то сказал: «Это лучшее, что я сделал в своей жизни». Из воспоминаний о Бальфуре известно, что в разговорах в кругу своих единомышленников он говорил, что встреча c Вейцманом перед принятием «Декларации» в 1917 г. сделала его сионистом.

 

«Вы встречались не с теми евреями» (из воспоминаний Вейцмана)

Я был в стране меньше двух лет, и было не так просто слушать мой английский. Помню, что Бальфур сидел с невозмутимым выражением лица и вытянув перед собой ноги. Мы сразу же заговорили о проблемах сионизма. Он спросил, почему некоторые сионисты так резко возражают против «плана Уганды». Британское правительство искренне хочет чем-нибудь облегчить страдания евреев; вопрос этот чисто практический и требует такого же практического подхода. В ответ я пустился в пространную речь о смысле сионистского движения. Я коснулся духовной составляющей сионизма, указал, что только глубокое религиозное чувство, выраженное в современных политических терминах, способно поддержать жизнь движения и что эта вера должна быть основана на Палестине, и только на ней одной. В этом смысле отказ от Палестины был бы равносилен возврату к идолопоклонству. Я добавил, что, если бы Моисей появился на Шестом конгрессе, когда там принималась резолюция об Уганде, он бы, наверное, еще раз разбил свои скрижали. Мы понимаем, сказал я, что Уганда была предложена нам из самых благородных побуждений, и, на первый взгляд, этот вариант кажется вполне приемлемым. Но какой бы доступной и пригодной ни была любая предложенная территория, никогда евреи не соберут достаточно денег и не проявят достаточную энергию, чтобы застроить пустошь и сделать ее пригодной для жилья, если этой землей будет не Палестина. Палестина обладает магической и романтической привлекательностью для евреев. Вся наша история сложилась так, а не иначе только потому, что мы были навечно привязаны к Палестине. Мы никогда не смирялись с поражением и никогда не отказывались от памяти о Палестине. Такая традиция может стать реальной движущей силой, и мы, преодолевая все трудности, стараемся воплотить ее в жизнь, веря, что придет день нашего успеха…

Внезапно я сказал: «Мистер Бальфур, если бы я предложил вам Париж вместо Лондона, вы бы согласились?» А он выпрямился, посмотрел на меня и ответил: «Но, доктор Вейцман, у нас уже есть Лондон». «Верно, – сказал я, – но у нас был Иерусалим, когда на месте Лондона было болото».

Откинувшись на спинку кресла, он продолжал пристально смотреть на меня и произнес две вещи, которые я хорошо запомнил. Первой был вопрос: «И много есть евреев, которые думают так же, как вы?». Я ответил: «Могу вас заверить, что это мнение разделяют миллионы евреев, которых вы никогда не встречали и которые не могут выразить свое мнение, но которые заполняют улицы страны, из которой я приехал».

Тогда Бальфур заметил: «Если это так, то в один прекрасный день вы станете большой силой». Я уже собрался уходить, когда он произнес: «Как странно… Евреи, с которыми я встречался, совершенно другие». Я ответил: «Мистер Бальфур, вы встречались не с теми евреями».

 

В первой сотне

Известность в научном мире пришла к Вейцману после того, как он открыл способ использования бактериальной ферментации для получения больших количеств желаемых веществ и использовал бактерию Clostridium acetobutylicum (вид анаэробных палочкообразных бактерий из рода клостридии) для одновременного получения бутанола, ацетона и этанола из крахмала. Здесь много научной терминологии, но от нее никуда не деться – Вейцман был не только выдающимся сионистским лидером, но и выдающимся ученым. Но я не буду утомлять читателей подробным разъяснением сути всех его экспериментов и открытий, скажу только, что научной работой доктора по органической химии, проживавшего в Манчестере, заинтересовались такие британские политики, как Уинстон Черчилль и Дэвид Ллойд Джордж, которые всячески поощряли его опыты. Дело в том, что ацетон использовался в производстве так называемых кордитных взрывчатых веществ, критически важных для ведения военных действий.

Эксперименты Вейцмана были завершены в 1915 г. на специальном заводе в Лондоне, производство ацетона началось зимой 1916 г. И во время Первой мировой англичане произвели его 30 тыс. т. Научная работа в Великобритании и для Великобритании открыла перед Вейцманом двери ко многим министрам, и он не преминул этим воспользоваться для убеждeния тех, от кого это зависело, где быть национальному еврейскому очагу.

Любопытный штрих: в 1910 г. Черчилль, бывший тогда министром внутренних дел, тот самый Черчилль, который говорил, что в Англии нет антисемитизма, потому что англичане не считают себя глупее евреев, подписал документы о предоставлении Вейцману британского гражданства. На острове он был известен как Чарльз Вейцман, под этим именем зарегистрировал около 100 исследовательских патентов.

В конце Второй мировой войны историки обнаружили документы, в которых говорилось, что в 1940 г. СС составило список из 3000 евреев, проживавших в Великобритании. В первую сотню входил Вейцман, его должны были арестовать, если бы операция «Морской лев» (так называлась операция по высадке немецкого десанта на Британские острова, которую спланировал сам Гитлер летом 1940 г.) была осуществлена.

В Манчестере Вейцман прожил около 30 лет, от британского гражданства отказался в 1948 г., после своего избрания на пост президента Государства Израиль.

 

Создание государства

То, о чем евреи мечтали на протяжении веков, и то, за что на протяжении всей своей сознательной жизни боролся Хаим Вейцман, свершилось 14 мая 1948 г., когда за день до окончания британского мандата на Палестину Давид Бен-Гурион в здании музея на бульваре Ротшильда в Тель-Авиве провозгласил созданиe независимого Государства Израиль.

В этот же день была принята Декларации независимости Еврейского государства, в которой говорилось о формировании переходных органов власти, открытости для репатриации евреев всего мира и гарантии «полного общественного и политического равноправия всех своих граждан без различия религии, расы или пола», а также свободы вероисповедания и совести, права пользования родным языком, права нa образованиe и культурy.

Первым государством, признавшим Израиль, были Соединенныe Штаты Америки, о чем президент Трумэн объявил буквально через 11 минут после подписания Декларации независимости Бен-Гурионом.

17 мая о признании еврейского государства объявил Советский Союз.

И почти год потребовался на то, чтобы Израиль был принят в Организацию Объединенных Наций.

25 января 1949 г. состоялись первые выборы в Кнессет. 16 февраля Кнессет избрал президентом Государства Израиль Хаима Вейцмана.

 

«Горжусь великим доверием…» (из воспоминаний Вейцмана)

На следующий день я узнал подробности своего избрания. Моя кандидатура была предложена министром юстиции доктором Феликсом Розенблюмом, поддержана премьер-министром и министром обороны Давидом Бен-Гурионом. Бен-Гурион не стал скрывать расхождений, разделявших нас в предшествующие годы. Но закончил свое выступление словами: «Я не уверен, что доктору Вейцману так уж нужно это президентство, но президентство доктора Вейцмана морально необходимо Государству Израиль». Я позволил себе процитировать эти слова, рискуя быть обвиненным в нескромности, только из желания подчеркнуть то единство целей, которое в сути своей характерно для нашего движения при всем множестве существующих в нем разногласий. Не стану отрицать того, что это избрание наполнило меня чувством глубокой гордости и смирения. Я отправил Бен-Гуриону такую телеграмму: «Благодарю за сообщение от 17 мая. Горжусь великим доверием, оказанным мне Временным советом правительства Государства Израиль, избравшим меня своим первым президентом. В смирении принимаю это избрание и глубоко благодарю Совет за возложенную на меня ответственность. Отдаю себя в распоряжение страны и народа, которым имел счастье служить столько лет. Шлю Временному правительству и народу Израиля выражения моей глубочайшей и сердечной любви и молю за них Господа. Молю Его о том, чтобы навязанная нам борьба скорее завершилась эрой мира и процветания для народа Израиля и тех, кто жаждет присоединиться к нам в строительстве нового государства».

Моим первым официальным шагом в качестве президента Государства Израиль было принятие приглашения президента Соединенных Штатов Америки быть его гостем в Вашингтоне… Меня доставили в Белый дом, где уже ждали представители американского правительства и Элияху Эпштейн (Эйлат), которого Временное правительство назначило нашим послом в США.

Я обратился к президенту с выражением благодарности за то, что США первыми признали наше государство, и преподнес ему свиток Торы. Затем мы перешли к практическим вопросам – к обсуждению той политической и экономической помощи, которая понадобится Израилю в ближайшие критические месяцы. Президент проявил особый интерес к вопросу о займе на проекты развития, а также обратил внимание на мысль об использовании американской поддержки в деле обеспечения безопасности Израиля – либо путем приложения сил для предотвращения арабской агрессии, либо, если война все же будет нам навязана, путем поставки нам необходимого оружия.

 

Конец пути

Ученый-химик, президент Всемирной сионистской организации, возглавлявший ее в 1921–1931 и 1935–1946 гг., президент Научно-исследовательского института в Реховоте, первый президент Государства Израиль ушел из жизни 9 ноября 1952 г. – через год после переизбрания на второй срок.

 

Современники о Хаиме Вейцмане

Давид Бен-Гурион, первый премьер-министр Израиля: «Он был, прежде всего, еврейским евреем. Он вырос в еврейском окружении, среди еврейских масс. Он с молоком матери впитал такие еврейские качества, как дальновидность, юмор и мудрость. Герцль нашел Эрец-Исраэль в ходе своих поисков территориального решения еврейского вопроса. Для Вейцмана решением судьбы еврейского народа было только создание государства. С молоком матери впитал он любовь к Эрец-Исраэль, на этой любви он воспитывался; органической частью его личности была любовь к ивриту, которым он владел в совершенстве. Неотразимым было его влияние на неевреев, с которыми он встречался, – на них неизгладимое впечатление производила его гордость за свой народ, его глубоко истинная „еврейскость“, его умение выразить самые сокровенные чувства еврейского народа».

Гарри Трумэн, 33-й президент США: «Вейцман был замечательным человеком, одним из самых мудрых людей, которых я когда-либо встречал, прирожденный лидер, единственный в своем роде... Это был человек колоссальных достижений и исключительных личных качеств».

Исайя Берлин, философ, историк, писатель: «Д-р Хаим Вейцман был первым совершенно свободным Евреем современного мира, и Государство Израиль, знает ли оно о том или нет, было сконструировано по его образу. По существу, он был не теоретик, а изобретатель и строитель; он пользовался возможностями, по мере того как они возникали. Но он обладал от природы уникальной интуицией и достоинствами интеллектуала, и натурой художника, и инстинктивным пониманием того, что лежит в основе обществ и наций, и в особенности сочетанием внутри себя качеств ученого и человека; и благодаря всему этому он стал государственным деятелем и дипломатом редкой гениальности».

 

Юрий КРАМЕР