Царица музейного мира

Искусствовед, специалист по итальянской живописи эпохи Возрождения, директор Государственного музея изобразительных искусств (ГМИИ) им. Пушкина (1961–2013) и президент этого музея (2013–2020), доктор искусствоведения, академик РАО, заслуженный деятель искусств РСФСР, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» и ордена Почетного легиона, автор более 100 публикаций… И все это один человек – Ирина Александровна Антонова!

Она родилась 20 марта 1922 г. в Москве в семье уроженца Санкт-Петербурга Александра Александровича Антонова – судового электрика, позже возглавившего Институт экспериментального стекла. Ее мать Ида Михайловна Хейфиц родилась в еврейской семье в Литве, позже вместе с семьей переехала в Харьков, где училась в гимназии, а затем поступила в консерваторию, но не окончила ее – помешала Гражданская война.

Когда Ирина была еще ребенком, отец оставил было семью, но потом вернулся, хотя у него и была вторая семья и дочь Галя, которую, по мнению Ирины, он любил больше. Мать часто работала по ночам, девочка оставалась дома одна, и ее преследовал сон: «По площади идут солдаты, мать среди них, я ее зову, но она не отзывается, проходит мимо, даже не обернувшись». Это чувство заброшенности осталось на всю жизнь. Отец был человеком замкнутым, молчаливым, даже суровым. «Я не помню, чтобы он меня когда-либо приласкал, погладил по головке, прижал к себе. Мама – да, а он – никогда».

О своих более дальних предках Ирина мало что знала: вовремя не расспросила, а потом спрашивать стало некого. Дедушку, отца матери, вспоминала: несколько раз он приезжал в Москву погостить. Сохранилась его фотография: колоритный бородатый мужчина, похожий на раввина. Дед со стороны отца, уроженец Смоленской области, тоже бородатый, но с чисто русской внешностью и пронзительным холодным взглядом.

С 1929 по 1933 г. семья Антоновых жила в Берлине – отца по партийной линии направили на работу в Торгпредство СССР. Ирина ходила там в школу. Часто вспоминала строгую учительницу фройляйн Лотте, из-за которой нередко плакала и просила забрать ее из школы. А вот учителя физкультуры, научившего Ирину плавать и поощрявшего заниматься спортивной гимнастикой, вспоминала с теплотой.

Девочка рано научилась читать, и чтение стало ее страстью на всю жизнь. Родители заботились о ее культурном воспитании, они часто посещали музеи. Летние каникулы Ирина проводила на Балтике, где много плавала в море. За годы жизни в Германии она овладела немецким языком, что позволило ей читать Гёте, Гейне и Шиллера в оригинале. Говорили ли в то время в семье о Гитлере? В памяти осталась просьба матери, вернувшейся домой: «Ирина, не выходи на улицу, Рейхстаг горит». После прихода Гитлера к власти семья вернулась в Москву.

Там в 1937–1938 гг., когда уже начались массовые аресты, жившая в доме Совнаркома семья Антоновых чувствовала нарастающий страх. За решеткой оказались друзья отца, вступившие вместе с ним в партию еще в 1906 г. Однажды Ирина увидела в коридоре чемоданчик с приготовленными «на всякий случай» теплыми вещами...

 

«Каждый день меня ждали открытия»

В 1940 г. Ирина поступила на искусствоведческое отделение Московского института истории, философии и литературы, который вскоре вошел в состав МГУ, где она стала студенткой филфака. К 21 июня 1941 г. сдала на отлично все экзамены, став сталинской стипендиаткой. А на следующее утро началась война. С первых ее дней Ирина работала на заводе в Сокольниках, грузила ящики со снарядами.

16 октября 1941 г. немцы уже стояли под Москвой и началась эвакуация. Ирина никуда ехать не хотела, но мать от работы эвакуировали в Куйбышев. Однако уже в середине января 1942-го высококвалифицированного секретаря Наркомата путей сообщения обязали вернуться в Москву. Там Ирина окончила курсы медсестер и с весны 1942 г. в звании младшего сержанта медслужбы работала в военном госпитале.

Весной 1945 г. Антонова окончила университет. На распределении ей был предложен выбор между Обществом культурных связей с заграницей и ГМИИ им. Пушкина. Она выбрала музей, куда 10 апреля 1945 г. вышла на работу. Первое впечатление было не очень приятным: с детства она любила движение, а попав музей, начала задыхаться. Там было холодно, неуютно, крыша протекала, в Итальянском дворике лежал снег, все сотрудники – «пожилые женщины» (между тем им было по 45–50 лет). Но при музее была аспирантура, и Ирина продолжила в ней учиться. Областью ее исследований стало изобразительное искусство Италии эпохи Возрождения.

Незадолго до окончания войны Иринy, учитывая ее свободное владение немецким, oдели в «форму майора с погонами» для отправки в Германию, чтобы там принять на хранение коллекции германских музеев и сопровождать вывоз в СССР культурных ценностей, полученных в счет репараций. Но, вспоминала Антонова, «за две недели до отъезда мне сообщили: „Ты остаешься здесь, слишком молода“. Я даже немного поплакала».

Вскоре начали приходить ценности Дрезденской галереи: 10 августа 1945 г. к зданию на Волхонке подъехали грузовики, и солдаты стали разгружать ящики. В годы учебы студенты ни одной картины не видели, все музеи были эвакуированы, а тут – Дрезденская галерея! В одном из ящиков лежала завернутая в одеяла «Сикстинская мадонна». Ящики раскрывали в Итальянском дворике. «И вдруг она открылась нам. Сняли все ткани, и мы ее увидели, не очень хорошо освещенную. Сердце пронзилось. Вблизи такого сильного ощущения не ожидали».

Рафаэль, Боттичелли, Ватто, Веласкес – началась интереснейшая жизнь с погружением в мир искусства: «Каждый день меня ждали открытия, и постепенно музей стал для меня родным». Ирина принимала участие в каталогизации этих ценностей – их было около 760. Следующие 10 лет сотрудники музея под руководством реставратора Павла Дмитриевича Корина восстанавливали пострадавшие от войны шедевры мировой живописи.

Через несколько лет по постановлению Совета министров СССР о передаче правительству ГДР всех картин Дрезденской галереи, спасенных Советской армией и вывезенных в СССР, в музее была организована временная выставка: 2 мая 1955 г. она приняла первых посетителей, а всего на ней побывало более миллиона человек. Кроме сокровищ Дрезденской галереи был возвращен Пергамский алтарь и сокровищница саксонских курфюрстов Grüne Gewölbe. «Позже, побывав в Дрездене уже после возвращения картин, я поняла, что эта галерея и есть сам Дрезден, она составляет смысл этого города, без нее его нет», – вспоминала Ирина Антонова. Но в 2012 г. в беседе с корреспондентом Der Spiegel она призналась, что возвращение в ГДР этих коллекций вовсе не порадовало ее, все они очень хорошо вписались бы и сегодня в интерьер «ее» музея.

В 1949 г. едва оправившемуся после войны музею было предписано организовать выставку подарков к 70-летию вождя. Одним росчерком пера были уволены 29 сотрудников музея, не прошедших проверку органами. За 48 часов была демонтирована постоянная экспозиция, а оставшиеся сотрудники брошены на прием подарков и оформление выставки. Она просуществовала до смерти Сталина, после чего ее закрыли, а уже в августе 1953 г. открылась обновленная экспозиция музея.

 

«Самое главное – смотреть и видеть»

В 1947 г. Ирина Антонова вышла замуж за Евсея Иосифовича Ротенберга. «Своего будущего мужа я впервые увидела в 1941 г., мы учились в одном вузе, он был отличником, сталинским стипендиатом. Розовощекий, с кудрявыми волосами, очень застенчивый, его привели к нам на 1-й курс и попросили рассказать о нашей будущей профессии: „Самое главное – смотреть и стараться увидеть как можно больше. Запоминать, что понравилось, что интересно, что поняли“. Понимание искусства дал мне мой муж, а не институт. О нем говорили, что он феноменально эрудирован. Мой муж – мой второй университет, как я его называла, и счастливый шанс в жизни. Но он всегда говорил: „Ты идиотка, как ты можешь в это верить?“ „Это“ относилось к той действительности, которая царила в СССР. Я же находила оправдание, любила свою страну, верила в лучшее будущее». Евсей Ротенберг был доктором искусствоведения, автором трудов по классическому искусству Западной Европы. Они прожили вместе 64 года, достигнув удивительного взаимопонимания. 15 октября 2011 г. на смертном одре ее муж из последних сил произнес: «Я люблю тебя».

Беседуя в 2012 г. с журналистом Der Spiegel, Антонова призналась: «Возможно я вас разочарую, но веру в социализм я и сегодня не утратила. Сталин был тираном, погубившим миллионы, это известно всем. Был выбран неправильный путь в осуществлении этой идеи, но это не значит, что она непригодна». Она сама прослужила искусству от Сталина до Путина, а между ними были Хрущев, Брежнев, Горбачев… На вопрос: «С кем из них чувствовали тесную связь?» ответила: «С искусством! Я ему служу, и это не пустые слова! Политики приходят и уходят, а искусство вечно».

 

От Тышлера к Шагалу, минуя «Мону Лизу»

Ирина Антонова начала свою деятельность в музее в качестве научного сотрудника, затем стала старшим научным сотрудникoм. Когда в 1956 г. с ее участием прошла выставка Пабло Пикассо, которую привез Илья Эренбург, все подумали: «Всё открылось, всё можно!» Появилась вера. И вдруг – Хрущев со своим разносом! Стало понятно, что всё возвращается на круги своя.

В 1961 г. Антонова возглавила ГМИИ. Первое, что ей пришлось делать в новом качестве, – воевать с протечками. Однажды ночью ее разбудил телефонный звонок с сообщением, что заливает картину Пуссена. Крыша музея была в плачевном состоянии до 1974 г., пока Ирина не написала письмо лично Алексею Косыгину.

Первыми успехами нового директора музея была подготовка новых выставок, которые не всегда давались ей легко. Смелое решение Антоновой сделало возможным проведение в ГМИИ в 1966 г. выставки Александра Тышлера, которого советская власть не жаловала. После открытия экспозиции на директора обрушился гнев министра культуры Екатерины Фурцевой: «Она приперла меня к стенке, сказав: „Что вы делаете? Разве вы не знаете, его нигде не выставляют?!“. Мимо проходил президент Академии художеств Б. В. Иогансон: „Катя, что происходит? Тышлер хороший художник“. Реакция Фурцевой: „Да? А мне сказали...“». Чуть позже прошла выставка Анри Матисса. А в 1974 г. залы второго этажа музея были отданы западной живописи из собраний Сергея Щукина и Ивана Морозова.

Летом того же года в Токио экспонировалась «Мона Лиза», и Антонова обратилась за помощью к Фурцевой: «На обратном пути она пролетит через Москву, надо бы ее задержать у нас». При этом директору музея пришлось объяснять министру культуры, кто такой Леонардо да Винчи: «Вы даже не представляете, Екатерина Алексеевна, какой это может иметь резонанс». И добавила, что это будет успех и личный триумф министра. Подумав, Фурцева ответила: «Французский посол в меня влюблен. Поговорю с ним…» Очереди к шедевру стояли в музее на Волхонке целых два месяца. Выставку посетило более 300 тыс. человек.

Когда в 1981 г. была задумана выставка «Москва–Париж» с экспонатами из Центра Жоржа Помпиду, встал вопрос, где ее показать. Директор Третьяковской галереи П. Лебедев заявил однозначно: «Только через мой труп!» А Антонова настояла на ее открытии в своем музее, что стало на советском пространстве глотком свободы и откровением для советского зрителя, познакомившегося с достижениями советских авангардистов. Люди шли не столько на французское, сколько на советское искусство, которого они никогда не видели.

«В конце 1960-х директор Лувра познакомил меня с Марком Шагалом, а во время посещения художника в Сен-Поль-де-Ванс (Прованс) мы решили организовать его выставку, но не успели – художник скончался в 1985 г. Я опубликовала некролог в „Литературной газете“, а на следующий день – звонок из Министерства культуры с вопросом: действительно ли я думаю, что Марк Шагал – русский художник. Мой ответ гласил: „Конечно, такой же русский, как Федор Шаляпин и Сергей Рахманинов“. И они это проглотили». Благодаря усилиям И. Антоновой в 1987 г. к столетию со дня рождения художника открылась выставка «Марк Шагал».

 

«Грабительница» музеев

В 1981 г. Антонова вместе с пианистом Святославом Рихтером инициировала фестиваль музыки и живописи «Декабрьские вечера», ставший знаменитым своей необычной атмосферой, куда гости попадали из серой советской действительности.

Ну а дальше… От одного лишь перечисления организованных при активном участии Антоновой выставок захватывает дух: 1996 г. – «Москва–Берлин, Берлин–Москва, 1900–1950», 2001 г. – «Клод Моне и Марсель Пруст», 2005 г. – «Россия–Италия. Сквозь века. От Джотто до Малевича», 2007 г. – «Встреча с Модильяни. Футуризм. Радикальная революция» и «Шанель. По законам искусства», в 2008 г. – «Альберто Джакометти» и «Тернер. 1775–1851», 2010 г. – «Пикассо. Из собрания Национального музея Пикассо, Париж», «Сальвадор Дали, Кандинский и „Синий всадник“», 2015 г. – Караваджо, 2016 г. – «Олимпия» (эта выставка всего одной картины Эдуарда Мане состоялась уже после ухода И. Антоновой с поста директора музея, но стала возможной только благодаря ее энергии и связям, поскольку никогда до этого картина не покидала стен парижского Музея д‘Орсэ).

31 мая 2012 г. отмечалось 100-летие ГМИИ. Его создатель И. В. Цветаев надеялся, что его детище будет расти и развиваться, и Ирине Антоновой, несмотря на все препятствия, удалось превратить ГМИИ в уважаемый и известный во всем мире музей, где даже во время «железного занавеса» она реализовывала такие выставочные проекты, которые и сейчас не каждому музею под силу.

25 апреля 2013 г. Антонова выдвинула идею создания в Москве Нового музея западного искусства. Во время прямой линии с Путиным она подняла вопрос о возможности возвращения произведений искусства, попавших в Эрмитаж после того, как в конце 1940-х ГМИИ подвергся репрессиям по обвинению в формализме. По мнению Антоновой, возрождение музея, закрытого 12 марта 1948 г. по распоряжению Сталина, стало бы исправлением идеологической ошибки. Президент не возразил, предложив обсудить вопрос в музейном сообществе.

Музей, о котором шла речь, был создан в 1928 г. на базе коллекций Ивана Морозова и Сергея Щукина. Часто бывавшие по делам в Парижe, купцы увлеклись современной западной живописью и собирали работы Моне, Ренуара, Ван Гога, Пикассо, Матисса, Сезанна, Леже, Дега. Раньше многих профессионалов они предугадали, какое будущее ждет импрессионистов.

Морозов и Щукин были москвичами и собирали свои коллекции в Москве, но предложение Антоновой вызвало резкий протест. Был создан экспертный совет, куда ее даже не пригласили, ее предложение никто не поддержал. Антонову обвиняли чуть ли не в грабеже, тщеславии, профнепригодности. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский возмутился, более 3000  жителей Петербурга подписали петицию, в которой просили министра культуры В. Мединского приостановить работу специалистов, оценивавших возможность передачи произведений искусства в Москву. Получив отказ, Антонова восприняла его не как личное поражение, а как ошибку в культурной политике. Возможно, это послужило поводом для ее отставки с должности директора ГМИИ, которому она посвятила 59 лет жизни, в том числе 52 года в качестве директора.

 

Страж «трофейного искусства»

После войны часть произведений, изъятых из музеев Германии, осталась в СССР. По мнению Антоновой, «страна-агрессор обязана расплачиваться своим достоянием. Во время Великой Отечественной войны немецкие войска осуществляли на территории нашей страны уничтожение предметов искусства и грабеж музеев, хранилищ и частных владений. Было разрушено 435 музеев и бесчисленное количество других объектов культуры… Кто нам возместит эти потери? Да, у нас осталось „Золото Трои“, но это – компенсация наших культурных потерь. Возвращение коллекции Дрезденской галереи – случай беспрецедентный, он не был по достоинству оценен, и я не была уверена, что это правильно».

Тяжело ли было И. Антоновой долгие годы отрицать, что в ее музее хранится «трофейное искусство»? До получения указаний свыше, уже в постсоветское время, она никогда не признавалась в этом. Ей это не раз ставили в вину, но разве могла себя вести иначе директор одного из главных советских музеев? Лишь когда появились неопровержимые доказательства, она согласилась это признать, а затем и показать «трофейное искусство» немецким музейным кураторам. Большая часть «трофеев» до сих пор не входит в основную экспозицию, другие выставляются без указания происхождения. В то же время подпись Антоновой стоит на документе о доставке в аэропорт Домодедово и передаче сотруднице германского музея «Золота Трои», найденного Шлиманом.

Археолог и директор Фонда прусского культурного наследия Генрих Парцингер считает позицию Антоновой естественной: «Ее судьба формировалась под влиянием катастроф ХХ в.: она росла в Германии в 1930-е, став свидетелем преступной агрессивной войны нацистской Германии против СССР со всеми ее разрушениями. Соответственно ясным было ее отношение к проблематике „трофейного искусства“. Она никогда не скрывала, что считает справедливым нахождение в CCCP культурных ценностей, изъятых у Германии во время войны, в качестве компенсаций». А после смерти Антоновой Парцингер в беседе с Deutsche Welle назвал ее «одной из самых впечатляющих личностей российского мира».

Ирина Антонова – человек-эпоха, пережившая вместе со страной не одну, а несколько эпох, в каждую из которых она была верна своему государству и лояльна власти, за что ее не раз упрекали. Она же поясняла: «Я приняла многое, что произошло в стране на моем веку, при этом далеко не всегда согласна с тем, как дело движется сейчас. Но это всего лишь моя жизнь и моя оценка». Зато ее музей никогда не был политизирован, всегда пользовался свободой для того, чтобы люди знакомились с искусством и любовались им.

 

Окно в Париж и обратно

В 1972 г. прошла выставка портретов, где был применен метод сопоставления западноевропейского и русского искусства второй половины ХIХ – начала ХХ в. А в декабре 2017 г. в ГМИИ открылась выставка «Окно в Париж и обратно» – авторский проект президента Пушкинского музея И. Антоновой. Моне и Репин, Ренуар и Суриков, Писсарро и Коровин, Пикассо и Серов… Отправной точкой для создания экспозиции стала работа историка искусств Нины Дмитриевой, опубликованная еще в 1978 г., когда считалось, что импрессионизм поддерживает буржуазную культуру. На выставке была показана живопись и графика французских импрессионистов и русских реалистов из собрания ГМИИ, Третьяковской галереи и Русского музея. Картины были размещены парами, и зрителю предлагалось сравнивать художников двух стран одной эпохи. Например, «Портрет Жанны Самари» Ренуара и «Сибирскую красавицу» Сурикова. Что общего у актрисы театра «Комеди Франсез» Жанны Самари и жены красноярского врача Екатерины Рачковской? Чем отличается дождливый Париж Камиля Писсарро от ночного Парижа Константина Коровина? Как изображают детей Валентин Серов («Дети») и Пабло Пикассо («Комедианты»)? Выставку сопровождали музыка Сен-Санса, Дебюсси, Равеля, Мусоргского, Скрябина, Чайковского, Рахманинова и Стравинского, а также стихи Маяковского, Верлена, Бодлера, Превера, Мандельштама и Пастернака.

За годы руководства музеем И. Антонова в 11 раз расширила его площадь благодаря передаче музею ряда зданий в прилегающих кварталах. Она способствовала возвращению забытых имен коллекционеров, в частности Щукина и Морозова, поддержала инициативу коллекционера и литературоведа Ильи Зильберштейна по созданию музея личных коллекций, который был открыт в 1994 г. на основе подаренной Зильберштейном государству коллекции 1844 картин и рисунков мастеров русского и западноевропейского искусства.

 

Во главе «миссионерского института»

Знавшие Ирину Антонову всегда поражались ее характером стоика, блестящим интеллектом, эрудицией, живостью ума и любознательностью, но в то же время – женственностью и элегантностью. И при этом она оставалась жестким руководителем. Она открыла советскому зрителю путь к шедеврам мирового искусства из собраний величайших музеев мира. Михаил Швыдкой, бывший министр культуры РФ, а ныне спецпредставитель президента РФ по международному культурному сотрудничеству, сказал, что Антоновой удалось вывести Пушкинский музей в высшую лигу мирового сообщества: она «поняла, что музей – некий миссионерский институт, который занимается просвещением, воспитанием и научными исследованиями».

Личная жизнь И. Антоновой всегда была тайной за семью печатями. Долгие годы она скрывала болезнь сына. Лишь в одном из последних интервью призналась, что они с мужем долго ждали рождения ребенка, а когда надежда почти угасла, на свет появился Борис. В шесть лет у него обнаружились проблемы со здоровьем, и сегодня Борис Евсеевич Ротенберг прикован к инвалидному креслу. Он жил с матерью, а после ее смерти новый директор ГМИИ Марина Лошак пообещала, что музей возьмет на себя уход за Борисом.

Многие поколения россиян, особенно москвичей, еще долго будут вспоминать Ирину Александровну. Она считала, что любовь к искусству должна закладываться в детстве, и десятилетиями музей под ее руководством открывал детям и юношеству сокровища мировой художественной культуры. В частности, созданный ею Центр эстетического воспитания детей и юношества «Мусейон», где под руководством опытных искусствоведов занимается более 3000 детей в возрасте от пяти лет.

В 2013 г. И. Антонова начала работать с людьми «третьего возраста». Она считала, что все годы, подаренные после 70, – бонус, дающий возможность заняться тем, что нравится и на что ранее не было времени. Лекции, занятия рисованием, встречи с искусствоведами, просто прогулка по залам музея продлевают и обогащают жизнь пожилых людей.

 

Нина РАЗРАН