«Мы выживем, если будем мудрыми»

В энциклопедиях о нем пишут: «советский, российский и эстонский литературовед, культуролог и семиотик». Его друг Борис Егоров сказал: «Труды Лотмана удивительно разнообразны и по методам, и по объектам исследований: он занимался общественной мыслью, философией, историей, искусством, языком, бытом... Всего им опубликовано свыше 800 статей и книг на разных языках. Он стал воистину всемирно известным ученым, его наперебой приглашали университеты, академии наук избирали его своим членом».

 

«Биография – живое лицо»

Это название статьи ученого целиком применимо и к его жизненному пути. Подобно любимым им Карамзину и Пушкину, он мужественно боролся за намеченные цели, одолевая множество препятствий. Родился в Петрограде 28 февраля 1922 г. в семье ассимилированных еврейских интеллигентов. Отец Михаил Львович Лотман – юрисконсульт издательства, мать Сара Самуиловна (урожденная Нудельман) – портниха, позже зубной врач. У Юрия было три старшиe сестры. Одна из них – Лидия, историк литературы – оказала влияние на выбор им профессии. Окончив в 1939-м старейшую в городе «Петришуле», Юрий поступил на филологический факультет ЛГУ.

В фольклорном семинаре профессора В. Проппа Юрий написал свою первую курсовую работу. А в октябре 1940-го студент Лотман со второго курса был призван на военную службу. Стал связистом в артиллерии, с началом войны был на фронте. Гвардии сержант, командир отделения связи батареи артполка и управления дивизиона связи армейской артбригады, он с боями отступал от Молдавии до Кавказа, потом шел на запад до самого Берлина. Попадал в отчаянные ситуации, но лишь однажды был контужен. За храбрость и стойкость награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Между боями штудировал учебник французского языка, прочел Шпенглера, Гюго, Келлермана. В апреле 1943-го, находясь в окружении, вступил в партию. Во время бомбежки, услышав рассуждения донского казака о евреях, которые до войны лишь «пиликали скрипочками», возразил ему: «Идет война между фашизмом и антифашизмом, а антифашизм предполагает ренессанс – развитие искусства».

В конце 1946 г. Лотман демобилизовался и продолжил учебу в университете. Особенно привлекли студента спецкурсы Н. Мордовченко, который в апреле 1949 г. на собрании по проработке филологов-«космополитов» был единственным, кто выступил в их защиту. Лотман нашел в архивах неизвестные письма А. Н. Радищева и с помощью учителя опубликовал о нем статью в сборнике ЛГУ. На четвертом курсе он женился на студентке-сироте Заре Минц, впоследствии крупной специалистке по Серебряному веку. А на 5-м курсе подготовил и через год защитил кандидатскую диссертацию о борьбе Радищева с воззрениями и эстетикой Карамзина. К тому времени Лотман уже работал преподавателем учительского института в провинциальном Тарту. Хотя он окончил ЛГУ с отличием, в альма-матер ему места на нашлось. А в Эстонии антисемитизм еще не укоренился, более того, с 1954 г. молодой доцент стал преподавать в Тартуском университете и в 1960–1977 гг. был в нем профессором, заведующим кафедрой русской литературы.

 

Новатор в истории литературы

В своем творчестве Юрий Лотман всегда шагал нехожеными тропами. Искал неведомые факты, открывал новые имена, проводил неожиданные сравнения, делал парадоксальные выводы. Для него это было не самоцелью, а органичным способом мышления. Уже в ранних работах о Карамзине он вопреки догмам о реакционере-монархисте увидел в нем либерала и гуманиста, оригинального историографа, реформатора русского языка. Позже ученый раскроет облик мыслителя в монографии «Сотворение Карамзина» (1987). Его интересует «Общество безвестных людей – Арзамас», литературный кружок приверженцев Карамзина, куда вошли В. Жуковский, К. Батюшков, П. Вяземский и юный А. Пушкин. Роясь в архивах и журналах рубежа XVIII–XIX вв., анализируя произведения «арзамасцев», исследователь выявил в их мировоззрении традиции Просветительства, раскрыл сложное соотношение дворянских и разночинно-демократических взглядов. Эти научные открытия он изложил в докторской диссертации «Пути развития русской литературы преддекабристского периода», защищенной в Ленинградском университете в 1961 г.

Лотман разработал повествовательно-теоретический подход в литературоведении. Расширяя круг своих научных интересов, он основательно изучает общественную мысль и литературу пушкинской эпохи, сделав ее главным объектом своих исследований, создает галерею достоверных портретов исторических личностей. Его первой обобщающей работой стала статья о становлении русского реализма от Пушкина и Лермонтова к Гоголю и Некрасову (1960). В 1962-м он публикует статью об истоках «толстовского направления» в русской литературе 1830-х гг. с его упованием на свободного труженика, демократию, неприятие реакционных политических систем и художественным изображением идеальной патриархальной жизни.

Ряд трудов он посвящает многоплановому системному исследованию жизни и творчества Пушкина и в каждом делает важные открытия. В романе «Евгений Онегин» тщательно анализирует и комментирует своеобразие и структуру текста, заложенные в нем художественные принципы, выявляет эволюцию построения характеров, динамику и противоречия сюжета, сложное переплетение ассоциаций и намеков, полемических цитат и реминисценций, пронизывающих роман. Дает обстоятельный очерк дворянского быта «онегинской поры», помещичьего хозяйства в столице и провинции, образования и службы, воспитания и развлечений, бала как культурного ритуала, правил дуэли и понятия чести. Выявляя идейную структуру «Капитанской дочки», он по-новому раскрывает художественно-этическое значение творческих исканий позднего Пушкина, антагонизм социальных интересов разных сословий и проявления человечности.

В биографии гения Лотман, руководствуясь принципом историзма, открыл малоизвестные факты его внутренней жизни, характеристики эпохи и окружающих лиц. Одна из главных его идей: «Пушкин всегда строил свою личную жизнь... Жить в постоянном напряжении страстей было для него не уступкой темпераменту, а сознательной и программной жизненной установкой... Он создал не только совершенно неповторимое искусство слова, но и неповторимое искусство жизни. Пушкин был смелым человеком, до конца дней пребывал в сложных поисках новых идей и форм, рискуя, играл с судьбой». В этой связи Лотман пишет о смелости ученого – «человека, говорящего то, что другим кажется неправильным. И час этой, быть может, менее заметной и более трудной смелости когда-нибудь наступит».

 

«Структурализм с человеческим лицом»

Пока ученый занимался историей литературы в содержательном плане, явных противников у него было не много. Их число возрастало по мере того, как он обратился к структурно-формальному анализу феноменов духовной культуры. И дело не только в том, что догматикам непонятны были специфические идеи и термины структурологии и семиотики. Сама новизна этих теорий, чьи истоки лежат в «буржуазных» взглядах Ч. Пирса и Ф. де Соссюра, была для ортодоксальных марксистов неприемлемой. Юрий Лотман обогатил советскую культурологию принципиально новым подходом – исследованием строения и смысловых функций произведений литературы и искусства. Он стал пионером в развитии семиотики (науки о знаковых системах) и внес решающий вклад в семиотическую теорию культуры, рассматривая ее как иерархию знаковых систем.

В 1964 г. на спортбазе Тартуского университета в Кяэрику под руководством Лотмана была организована Первая летняя школа по изучению знаковых систем. Она собиралась каждые два года, издавала труды ее участников, объединенных в «Тартуско-московскую семиотическую школу» – новое направление в гуманитарной науке. Школа опиралась на труды филологов-формалистов Ю. Тынянова, В. Шкловского, В. Проппа. В центре ее внимания были проблемы языка и культуры как системы, содержащие «универсальный код». В ней участвовали социологи Ю. Левада, В. Ядов, философы П. Гайденко, Г. Щедровицкий.

Согласно Лотману, семиотика – наука о коммуникативных системах и знаках, используемых в процессе общения людей. Основное свойство знака – способность одного предмета замещать в сознании интерпретатора другой предмет. Знаки делятся на иконические (подобие в изображении), индексальные (реальные признаки чего-либо) и символические (условное обозначение абстрактного качества). В структуре знака выделяются обозначающее (имя) и обозначаемое (референт), которое, в свою очередь, распадается на смысл и значение. Информация – это знание, получаемое в процессе познания.

Для тартуских семиотиков предметом изучения стала культура, рассматриваемая как текст (комплекс информации), способный к локализации и композиции. Тема – смысловое ядро текста, его конденсированное содержание. Каждый культурный порядок топологически структурирован: социальные, религиозные, политические и моральные модели концептуализируются через пространственные идеи. Семиосфера, по Лотману, означает культурное пространство – необходимую предпосылку осуществления коммуникаций и работы языков. Язык в этом контексте рассматривается как функция семиотического пространства, в которое изначально погружены участники коммуникации.

Для Лотмана язык – первичная упорядоченная знаковая система, а культура – вторичная моделирующая система информации, которую социумы накапливают, сохраняют и передают дальше. Культуру он рассматривает как большой закодированный текст; знание его позволяет существовать в рамках общества культурному языку, под который подстраивается любой акт поведения. В процессе коммуникации текст и его адресат трансформируются в множество контекстов. Практическое взаимодействие со знаками есть их дешифровка (семиотический анализ). Основными темами школы Лотмана стали структура и динамика культуры, бинарные оппозиции и их интерпретация, ритуалы, архетипы, метафоры, аналогии, анекдоты и прочие артефакты. Блестящим приложением семиотики к гуманитарным наукам стали работы Лотмана «Структура художественного текста», «Семиотика кино и проблемы киноэстетики», «Игра как семиотическая проблема» и др.

Официозная критика обвиняла советских семиотиков в субъективизме и формализме. Вместе с тем вклад Лотмана в гуманитарные науки высоко оценен на Западе: в 1977 г. его избрали членом-корреспондентом Британской академии наук, в 1987-м – членом Норвежской академии, в 1989-м – Шведской. В честь 70-летия ученого прошли международные конференции в Венесуэле и Англии. Он был вице-президентом Международной ассоциации семиотики, членом редколлегии журнала «Семиотика» (Париж–Гаага). В СССР стал членом Эстонской академии наук, лауреатом премии им. А. С. Пушкина, членом Совета по кибернетике АН СССР и Союза писателей ЭССР. Философ Л. Столович сказал о нем: «Помимо всепоглощающего труда и исключительного таланта, Лотман воплощал в себе единство науки и нравственности, всегда считая недопустимым приспособленчество и конъюнктурность не только в жизни, но и в научной работе».

Дружелюбный, чуткий, скромный, справедливый, ЮрМих, как его звали коллеги, пользовался огромным авторитетом. Тесную квартиру Лотмана без телефона постоянно заполняли гости, студенты. Невысокий, горбоносый, с пышными усами, он становился объектом дружеских шаржей и эпиграмм, нередко прибегал к самоиронии. В среде гуманитариев возникли представления о Тарту как о «филологической Мекке», «острове свободы». Лотман умел противостоять обстоятельствам, сохранять свое особое интеллектуальное пространство. Он считал, что интеллигентность – противоядие идеализированному лакейству, неуважению к себе, серой жизни при тоталитаризме.

Местные власти, поглощенные борьбой с эстонскими националистами, к всемирно известному ученому были терпимы, пока тот не попал под надзор «органов». Не став марксистом, Лотман в своих исследованиях применял принципы историзма и диалектики, заимствованные Марксом у Гегеля. Не будучи диссидентом, критически относился к тоталитарной системе социализма, не афишируя своих воззрений. Он участвовал в протестах против реставрации культа Сталина и антисемитских публикаций в связи с победами Израиля в ближневосточных войнах. Вместе с тем для него важно было оставаться вне политики и чувствовать относительную свободу творчества. Немалую роль в эволюции его взглядов сыграли оппозиционно настроенные друзья, в том числе поэтесса Наталья Горбаневская, принявшая участие в демонстрации 25 августа 1968 г. на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию. До этого она бывала в семье Лотманов, посылала им письма и свои стихи, а ее сын отдыхал у них на даче. Известный филолог Ефим Эткинд метко определил Тартускую школу как «структурализм с человеческим лицом», а Леонид Столович сочинил стихи:

Здесь в Тарту убеждаетесь вы сами:

Структурализм стал

мужем и отцом

С добрейшим человеческим лицом,

С эйнштейново-

старшинскими усами.

Точно феникс из пепла

В январе 1970-го гэбисты провели обыск у Лотмана и в унаследованной квартире Зары, но спрятанных в тайнике крамольных материалов не нашли. Ученого и его жену допрашивали, ему был объявлен партийный выговор и надолго запрещены поездки за рубеж. Тартуские летние школы прекратились, ужесточились придирки цензуры к кафедральным изданиям. Лотмана упрекали за слишком высокий процент евреев на кафедре и отстаивание приема абитуриентов «семитского происхождения», за связи с диссидентами, эмигрантами и лицами, уезжающими в Израиль. Его вынудили в 1977 г. оставить заведование кафедрой и перейти на кафедру зарубежной литературы. Причастность к делу Горбаневской долгое время поминали ему как прегрешение перед советским государством. Он неоднократно задумывался над возможными сценариями дальнейшей жизни, сохраняя неистребимый оптимизм: «Если я запрусь и буду считать, сколько, кто и когда меня обижал, жить будет горько, а мир вокруг представится несправедливым. А это не так. Я должен считать не тех, кто передо мной виноват, а тех, перед кем я виноват. Мы все виноваты друг перед другом: перед нашими близкими, родителями, соседями».

Лишь с началом перестройки запрет на поездки Лотмана в капстраны был снят, и ему удалось побывать в Италии, Англии, Германии, Франции, Бельгии, Венесуэле, выступая с докладами на конференциях и чтением лекций в университетах. В конце 1980-х он создал серию познавательных телепередач и на их основе – фундаментальный труд «Беседы о русской культуре». Активно участвовал в политической жизни Эстонии и в октябре 1988-го был избран в совет уполномоченных Народного фронта. Рядом с ним был Михаил, старший из трех сыновей, тоже литературовед, профессор семиотики, занявший пост председателя Городского собрания Тарту.

Интенсивная общественная, учебно-педагогическая и научная деятельность пагубно отразилась на здоровье Юрия Михайловича. Прикованный к постели, потерявший зрение, он до последних дней неустанно трудился: ученики читали ему тексты, записывали под его диктовку новые работы. Так была создана последняя книга «Культура и взрыв», в которой автор обобщил свои заветные мысли и развил идеи о закономерностях случайных процессов.

В предсмертном обращении к согражданам Лотман призывал их к сдержанному оптимизму, бодрости и консолидации: «Мы выживем, если будем не просто умными, а мудрыми. Я желаю всем мудрости и терпения».

Он скончался 28 октября 1993 г., похоронен на тартуском кладбище Раади рядом с могилой Зары. В октябре 2007 г. перед зданием Тартуского университета был открыт памятник Ю. М. Лотману, а в 2009-м – памятная доска на доме, где ученый провел последние годы жизни. В честь него при факультете русской культуры в Рурском университете Бохума учрежден Институт Лотмана. В 2012 г. к 90-летию со дня его рождения был снят документальный фильм «Пространство Юрия Лотмана», а в следующем – «Счастливые единомышленники: Юрий Лотман и Зара Минц».

 

Давид ШИМАНОВСКИЙ