Совесть интеллигента

Александра Бруштейн в своей повести «Дорога уходит в даль» так описывает впечатление от увиденной фотографии Короленко: «…кудрявая голова и густо заросшее бородой лицо. Из этих обильных волос смотрят глаза, необыкновенно добрые, чистые, умные. А в этих глазах – та правда, которую не затопчешь, не утопишь, не сгноишь в тюрьме. Правда, которая не согнется, не заржавеет, не сломается...»

Среди той части русской интеллигенции, у которой антисемитизм вызывал отвращение, Владимир Галактионович Короленко был в первых рядах. Как прозаик, публицист, общественный деятель, как очень совестливый человек. Всю свою жизнь Короленко поддерживал всех страждущих, гонимых, обездоленных: будь то голодающие крестьяне или жертвы карательных действий, приговоренные к смертной казни, вотяки (удмурты), обвиняемые в ритуальном убийстве… Очень много делал для защиты подвергающихся дискриминации евреев. Вне зависимости от национального и религиозного происхождения для него это были «одинаково притесняемые люди».

 

«Сказание о Флоре, Агриппе и Менахеме, сыне Иегуды»

В этом произведении 1886 г. у Короленко впервые прозвучала еврейская тема. Очевидно, это стало его реакцией на возрастающее в России юдофобство, на прокатившиеся в 1880-е гг. по стране еврейские погромы. Писатель переносит нас в 66 г., во времена Иудеи, захваченной Римской империей. Когда евреи проявляли смирение, жестокость по отношению к ним римского прокуратора Гессия Флора только возрастала. Тогда они восстали и добились ряда побед под руководством своего вождя Менахема бен-Иегуды. «…Сила руки – зло, когда она поднимается для грабежа и обиды слабейшего; когда же она поднята для труда и защиты ближнего – она добро... Камень дробят камнем, сталь отражают сталью, а силу – силой…»

Известно, что это была заочная полемика Короленко со Львом Толстым, с его идеей непротивления злу насилием. В одном из своих писем Короленко говорит, что «негодование и гнев против насилия и всегдашняя готовность отдать жизнь на защиту своего достоинства, независимости и свободы должны занимать нормальное место». Мечтая при этом, что со временем любое насилие исчезнет, следовательно, и необходимость борьбы с ним.

 

«Судный день (Йом-Кипур)»

Сказка на основе известной Короленко легенды. В Судный день еврейский черт Хапун уносит из синагоги самого неприятного еврея в этой местности – Янкеля, шинкаря из села. На него много жалоб: спаивает народ, разбавляет водку водой, проценты берет, жалеет только своих – евреев.

Сельский мельник завидует еврею-шинкарю, который богаче, успешнее занимается ростовщичеством и которому он сам должен денег: «Вот это самое только и есть плохое на свете. Проклятые жиды мешают крещеному человеку собирать свой доход… ведь лучше же, я думаю, отдать процент своему брату, крещеному, чем некрещеному жиду». Хотя и признает, что лично ему Янкель худого не делал, но радуется, что его унес черт.

Янкель пытается уговорить черта пощадить его. Местный мельник еще хуже, чем я, – говорит он. Черт не верит. Янкель предлагает побиться о заклад: «Если моя правда, то вы через год меня отпустите целого и еще заплатите мне убытки». Черт соглашается.

Многие в селе должны были Янкелю деньги, но его жене с маленькими детьми «никто не отдал ни ломаного шеляга». Хотя вдова Янкеля и просила, чтобы дали «хоть по полтине за рубль, хоть по двадцати грошей, чтоб им всем сиротам не подохнуть с голоду да как-нибудь до городу добраться». Одна только старая женщина принесла еды за часть своего долга.

Новым владельцем корчмы стал мельник-славянин. А потом приобрел еще один шинок. «Мельник людей гнет, а сам голову дерет кверху, как индюк». От него горькими слезами еще больше плачут. И все ему «что-то мало, ходит сердитый да невеселый».

Прошел год. Черт приволок обратно Янкеля и провел «социологический опрос» среди местных жителей – оказывается, мельник хуже еврея: «наших мужей и батьков споил всех дочиста», «у мельника в шиночке хороша горiлка... ой, горiлки две бутылки, и... воды бутылка…», «ой, лихо нам с ним, с проклятым мельником!», «пускай же его все черти полюбят, а от нас не дождется». Тогда черт отпустил Янкеля и забрал мельника.

Короленко показывает, что от плохого православного может быть и больше вреда, чем от плохого иудея. «…Может, есть у вас где-нибудь знакомый мельник или хоть не мельник, да такой человек, у которого два шинка... Да еще, может, жидов ругает, а сам обдирает людей, как липку, – так прочитайте вы тому своему знакомому вот этот рассказ. Уж я вам поручусь, дело пробованное, бросить он, может, своего дела не бросит, – ну а вам чарку водки поднесет и хоть на этот раз водой ее не разбавит».

У вас тоже есть такие «знакомые»? Прочитайте и вы им, да и сами, если не читали. Весьма симпатичная сказка. И смысл глубок, и юмор хорош.

 

Как евреи украинцам помогли

В 1893 г. Короленко побывал в США в качестве корреспондента журнала «Русское богатство» на Всемирной выставке в Чикаго, интересовался жизнью в Америке бывших сограждан. Приобретенные впечатления позволили ему написать рассказ «Без языка» об обустройстве в новой стране эмигрировавших из Российской империи евреев и украинцев.

Герои рассказа – украинские крестьяне из местечка Лозищи Волынской губернии Матвей и Иван и встреченная ими в дороге девушка Анна – приезжают в Америку в поисках счастья. Они никого здесь не знают и даже английским языком не владеют. Им повезло: им встречается добрый человек – мистер Борк, еврей из Украины. Его семья покинула империю после погрома. Борк поселяет их в своем пансионе. А Анна даже живет в одной комнате с его дочерью Розой.

Крестьяне прибыли из антисемитской страны, с кучей своих комплексов и стереотипов. Брат Анны так вообще участвовал в еврейском погроме. Оказавшись в новых условиях, в еврейском окружении, постепенно они стали по-другому смотреть на евреев. Так, «у Матвея защемило сердце при виде одинокой и грустной фигуры еврея» – пожилого Борка. Размышляя об особенностях празднования Шаббата в Америке, где многие молодые евреи уже не столь неукоснительно придерживаются религиозных устоев, Матвей сочувствует переживаниям старшего поколения. И уже почтительнее воспринимает соблюдение еврейских традиций на родине: «Родное местечко встало в памяти, как живое. Вот засияла вечерняя звезда над потемневшим лесом, и городок стихает, даже перестали дымиться трубы в еврейских домах. Вот засветилась огнями синагога, зажглись желтые свечи в окнах лачуг, евреи степенно идут по домам, смолкает на улицах говор и топот шагов, а зато в каждое окно можно видеть, как хозяин дома благословляет стол, окруженный семьей…» А затем «долго еще эти два человека: старый еврей и молодой лозищанин, сидели вечером и говорили о том, как верят в Америке».

В свободном мире Запада много своих трудностей, недостатков, но над евреями не висит опасность погромов, они пользуются равноправием и могут развивать свой потенциал. Акклиматизируются, находят свое место в Америке и украинские крестьяне.

 

Дом № 13

Так называется очерк Короленко о кишиневском погроме 1903 г., на христианскую Пасху. Писатель приехал в Кишинев, чтобы лично разобраться в произошедшей трагедии. Бродил по городу, общался с евреями и христианами. На показательном примере одного дома, где убивали, – № 13 в Азиатском переулке – писатель восстанавливает картину погрома.

Мирно и тихо жил этот скромный дом на окраине с обитавшими тут мелкими лавочниками, продавцами, бухгалтером, стекольщиком, безработным, их женами и детьми. Пока не явилась толпа из 50–60 громил, в которой были и соседи с окрестных улиц. О защите нечего было и думать: в доме было только восемь мужчин. А городовой сидел на тумбе, в нескольких шагах от трагедии.

После разгрома весь двор был «усеян пухом, обломками мебели, осколками разбитых окон и посуды и обрывками одежды. Достаточно взглянуть на все это, чтобы представить себе картину дикого ожесточения… убивали толпой беззащитных людей, убивали долго, среди людного города, точно в темном лесу». Невозможно без содрогания читать этот текст. Короленко поднимает «вечно волнующий вопрос о том, каким образом человек обыкновенный… вдруг превращается в дикого зверя, в целую толпу диких зверей».

И все же своим очерком прозаик был недоволен, так как писал его, учитывая цензурные ограничения. Все равно цензура сначала не пропустила его в печать. В 1904 г. он вышел на Западе, в России – позже. Но одна глава так и осталась неизданной.

 

В Полтаве погрома не было

Когда в 1905 г. по югу и юго-западу России проносились еврейские погромы, в Полтаве, где жил Короленко, погром не случился. Хотя готовился. Не произошел благодаря Владимиру Галактионовичу. Полтавские евреи это отчетливо осознавали. Он призывал в городской думе защитить безоружных людей, выступал перед широкой публикой, писал листовки-обращения: «Берегитесь верить темным и непроверенным слухам. Слухи распространяются злыми людьми со злой целью…»

В 1906 г. был убит черносотенцами ученый-экономист, публицист, прогрессивный депутат Государственной думы от партии кадетов Михаил Герценштейн. В следующем году убили Григория Иоллеса, журналиста, кадета и также депутата I Госдумы. Короленко отреагировал на преступления: «…Герценштейн и Иоллес, два еврея по происхождению, убиты один вслед за другим. Один успел заявить себя в борьбе русского парламента за землю для русского народа. Другой всю жизнь проводил идею русского гражданского освобождения. И имена этих двух евреев теперь навеки связаны с борьбой русского народа за землю, за волю».

В годы Первой мировой войны прозаик протестовал против обвинений еврейского населения из зон боевых действий и прифронтовых территорий в предательстве, возмущался его насильственным переселением.

Волновала Короленко судьба не только российских евреев, но и зарубежных. Выступал с осуждением тех французских кругов, которые обвиняли в шпионаже офицера Альфреда Дрейфуса.

 

Короленко и «дело Бейлиса»

1911 год. На окраине Киева найден труп 13-летнего мальчика. Кто виноват? Евреи виноваты. По крайней мере, черносотенная пресса не сомневается и разгоняет волну слухов о ритуальном убийстве. Нелепое обвинение поддерживается министром юстиции И. Щегловитовым, он давит на следствие, которое находит и «козла отпущения» – еврея М. Бейлиса.

Возмущаясь тем, что «в народ опять кинута лживая сказка об употреблении евреями христианской крови», Короленко составил обращение «К русскому обществу…», которое подписали порядка 200 видныx представителeй российской интеллигенции. Там, в частности, говорится: «Во имя справедливости, во имя разума и человеколюбия, мы поднимаем голос против новой вспышки фанатизма и темной неправды. Исстари идет вековечная борьба человечности, зовущей к свободе, равноправию и братству людей с проповедью рабства, вражды и разделения… И в наше время, – как это бывало всегда, – те самые люди, которые стоят за бесправие собственного народа, всего настойчивее будят в нем дух вероисповедной вражды и племенной ненависти». Также Короленко написал ряд статей об истории «кровавого навета».

Обвинение судом Бейлиса означало бы обвинение в адрес всего еврейского народа. Рассмотрение невероятно резонансного дела с явной политической подоплекой затянулось на два долгих года. Многие во власти были заинтересованы в распространении антиеврейских настроений в непросвещенных массах. Такой себе образ врага как отвлекающий маневр от раздумий о плохой жизни и революциях. Однако действовать требовалось осторожно, дабы не вызывать излишних нареканий от оппозиционной части общества и Запада.

В период суда 1913 г. Короленко серьезно болел, врачи запрещали ему выступать в суде. Но он, тем не менее, поехал в Киев и работал на судебных заседаниях в качестве корреспондента нескольких газет. В письме известному филологу Ф. Батюшкову он рассказывал, что прибыл в Киев, потому что «не мог бы себе во время этой подлости найти место в Полтаве». За одну из статей на писателя даже завели «дело» «за неуважение к суду».

Черносотенцы ждали обвинительного вердикта, чтобы приступить к погрому в Киеве. Но присяжные заседатели оправдали Бейлиса. И в этом большую роль сыграл Короленко, заметно влиявший на общественное мнение страны.

 

Любовь и справедливость

В 1915 г. в очерке «Мнение мистера Джексона о еврейском вопросе» Короленко описывает свою встречу на борту плывущего в Америку парохода со «среднестатистическим», не слишком образованным американцем. Зашел разговор о «еврейском вопросе». Джексону евреи явно не нравились, он высказывался о них в духе российской антисемитской печати. Тогда сопровождавший Короленко в поездке публицист Сергей Протопопов уверенно предположил: «Итак, без сомнения, вы стоите против равноправия евреев? Вы желали бы закрыть для евреев границу? Живущих у вас ограничить в правах? Например, установить черту, дальше которой они не могли бы селиться?» Американец был удивлен: «Я не люблю этот народ, это верно. Но из этого не следует, что я требую ограничения прав». Короленко резюмирует: «Устами „простого американца“ говорил в эту минуту опыт и мудрость великого народа... Любовь – одно, а справедливость – другое… Любовь, как благодать Божия, „веет иде же хощет“, а справедливость обязательна, как воздух для дыхания».

 

Бася и Ита

В приложении к книге «История моего современника» под названием «Детская любовь» – воспоминания Короленко о детстве и ранней юности в Житомире и Ровно. Присутствуют в них и евреи. В их дом приходила пожилая еврейка Бася, торговавшая кружевами и полотнами: «…Держалась очень просто и как-то „респектабельно“, с сознанием своего достоинства. В лице ее, сохранившем следы красоты, было что-то тонкое, почти аристократическое».

А ее красивая внучка Ита, девочка-подросток, подруга сестры Короленко, «была смуглянка восточного типа, и бабушка одевала ее, как странную куколку, в яркие кофты и платья, вышитые причудливыми узорами и блестками; на шее и груди бренчали и звенели нитки кораллов, жемчуга, серебряных монет и медальонов... эта своеобразная фигурка в пестром богатом наряде показалась мне чем-то вроде принцессы из фантастической восточной сказки, привыкшей отдавать приказания. Действительно, и Бася, и ее внучка пользовались особым почетом среди единоверцев».

 

Исключительный авторитет

Во время Гражданской войны в Полтаве бесконечно менялась власть: Центральная Рада, немцы, гетман Скоропадский, петлюровцы, Деникин, большевики. Люди, пострадавшие от новых властей предержащих, в том числе и евреи, шли со своими бедами к Короленко, зная его всегдашнюю готовность помочь. И он пытался спасать арестованных, ограбленных, приговоренных к расстрелу. Писал в дневнике в 1919 г., что «масса еврейская разных классов... стонет под давлением преследования, реквизиций и произвола». Несмотря на неоднократные угрозы, Короленко был неустрашим, ходил без оружия и не останавливался в своих добрых делах.

Советский еврейский поэт Моисей Тейф посвятил тому, как Короленко защищaл евреев Полтавы от погромщиков, балладу на идише «Интеллигент» (перевод В. Бокова), где есть и такие строки:

Не сметь! –

Как будто гром с небес.

Безумные, куда вы?! –

Он бородой – как черный лес –

Встал поперек Полтавы…

С 1920 г. в Полтаве «поселилась» советская власть. Короленко не поддерживал большевистский режим с его «диктатурой пролетариата» и беспощадным «красным террором». К болеющему писателю продолжался поток ходоков. В отличие от тех умников, кто говорил о «еврейской власти», он отчетливо видел, сколько евреев от нее пострадало. В то же время отмечал в дневнике, что «среди большевиков много евреев и евреек. И черта их – крайняя бестактность и самоуверенность, которая кидается в глаза и раздражает». Он понимал, что это содействует развитию антисемитизма.

Любовь Гейштор, автор книги «Вблизи Короленко», подчеркивает, что авторитет писателя среди полтавских евреев был исключительный. Ему писали письма, наполненные любовью и глубоким уважением. Полтавская еврейская община в 1918 г. назвала его «одним из лучших борцов за раскрепощение еврейского народа в России и предоставление ему человеческих прав». Семью Короленко в голодные годы после революции подкармливал весь город. В частности, помогала и еврейская община. Когда писатель тяжело болел, среди врачей, пытавшихся его спасти, было много евреев.

 

Политкорректность

Как писатель, стремящийся к справедливости, объективности, Короленко должен был отображать то, что видел и чувствовал. Однако, учитывая степень угнетения евреев в России, многочисленные примеры юдофобской травли, он старался избегать в своем творчестве отрицательных еврейских персонажей. Его герои-евреи положительные, либо он показывает, что они, во всяком случае, выглядят не хуже или лучше, чем многие окружающие их христиане. Он понимал, что иное может быть использовано антисемитами против евреев. Редактируемый Короленко журнал «Русское богатство» не публиковал некоторые вещи с критикой евреев, даже если они были написаны евреями. Хотя, конечно, как и среди представителей других народов, встречал Короленко евреев, которые ему не нравились.

 

Мог сделать больше

Короленко написал замечательные произведения, но актуальная жизнь общества часто отвлекала его от художественной литературы: «Вижу, что мог бы сделать много больше, если бы не разбрасывался между чистой беллетристикой и практическими предприятиями вроде мултанского дела или помощи голодающим. Какое-нибудь дело Бейлиса совершенно вышибало меня из колеи». По-другому он не мог. И не жалел, что так происходило: «Нужно было, чтобы литература в наше время не оставалась без участия в жизни…»

Литературный критик, коллега Короленко, Аркадий Горнфельд писал: «О лучшем произведении Короленко едва ли возможны споры… лучшее его произведение – он сам, его жизнь, его существо. Лучшее – не потому, что моральное, привлекательное, поучительное, но потому, что самое художественное».

 

Жажда справедливости

В 1901 г. в сборнике «Помощь евреям, пострадавшим от неурожая» Короленко опубликовал мудрый рассказ «Огоньки». Там он вспоминал, как темным осенним вечером плыл на лодке по угрюмой сибирской реке. Вдруг близко мелькнул огонек. Казалось, еще «два-три удара веслом – и путь кончен», но оказалось, что до берега еще далеко. «Ущелья и скалы выплывали, надвигались и уплывали… опять приходится налегать на весла... Но все-таки... все-таки впереди – огни!..» Писатель вселял уверенность в своих согражданах-евреях, что лучшее будущее непременно придет.

1998 г. Еврейский совет Украины присвоил Владимиру Короленко почетное звание Праведника Украины за особую роль в защите прав и достоинства еврейского населения. Конечно, в Украине, России есть улицы и библиотеки имени Короленко, мемориальные доски, есть музеи прозаика в Полтаве, Житомире, Краснодарском крае. Помнят Короленко и в Израиле. Его имя носит одна из улиц Тель-Авива, оно есть на монументе выдающимся гуманистам-неевреям в мемориальном парке в Бней-Аише. В Иерусалиме проходил благотворительный вечер в поддержку живущих в Полтаве нуждающихся родственников Короленко.

«Среди русских культурных людей, – писал Горький, – я не встречал человека с такой неутомимой жаждою правды-справедливости, человека, который так проникновенно чувствовал бы необходимость воплощения этой правды в жизнь… Он отдавал себя делу справедливости с тем редким, целостным напряжением, в котором чувство и разум, гармонически сочетаясь, возвышаются до глубокой, религиозной страсти».

А так говорит о Короленко писатель Дмитрий Быков: «У русской литературы всегда были проблемы с образцовым героем… Между тем в нашей словесности есть действительно хороший… человек. Образец душевного равновесия, трезвости, ясности… когда нам понадобится опора в личном выборе, совет умного и смелого друга, пример жизни честной и в высшей степени талантливой, – мы обратимся к нему».

«Высокопарных слов не надо опасаться», – пел Булат Окуджава. Короленко можно смело называть одним из тех, кто был совестью российского общества. В одном из писем он отмечал: «Я считаю то, что претерпевают евреи в России... позором для своего отечества, и для меня это вопрос не еврейский, а русский». Короленко был правозащитником, как в годы царского режима, так и при советской власти. Он прошел тюрьму и ссылку, постоянно сталкивался с угрозами, но всегда спешил туда, где возникали угрозы правам человека, где правила бал ксенофобия. Он говорил, что просто исполняет свой долг.

 

Александр КУМБАРГ