«Мне нужно, чтобы меня подталкивали»

С 4 по 7 ноября состоялся очередной Jazzfest Berlin, который в прошлом году впервые за почти 60-летнюю его историю пришлось проводить без публики, только в онлайн-формате – пандемия диктовала свои условия. И вот фестиваль снова вершил свои концертные действа принародно. Да еще похвастался призом за смелую, рискованную программную политику, который в этом году присудила Europe Jazz Network – всеевропейская ассоциация продюсеров и организаций, специализирующихся на современном джазе, креативной и импровизационной музыке.

Последней на фестивале выступала пианистка и композитор Сильви Курвуазье, которой еще в конце 1990-х я предрекал бытие в числе первых и ярчайших мастеров современного джаза. Так оно и произошло, причем признание Курвуазье получила уже давно и вполне заслуженно, демонстрируя независимость от клише и проявляя необыкновенно свободное музыкальное мышление. Она нередко сочиняет музыку для составов, инструментарий которых вызывающе нетривиален. А палитра ее творчества весьма многокрасочна и не знает словa «граница». Например, вместе с мужем скрипачом Марком Фельдманом она принимала участие в нескольких проектах Джона Зорна. В их числе были альбомы «Malphas» и «Masada Recital», которые определенно продвинули еврейскую музыку в будущее.

Я пообщался с Курвуазье вскоре после ее концерта на Jazzfest Berlin.

 

– Знаю, что вы сторонитесь ярлыков и даже ненавидите их. Чаще всего вы даете концерты и сочиняете музыку, стараясь не следовать конкретному музыкальному жанру. В вашем творчестве все больше и больше связей с современной академической музыкой. Но вы, как и прежде, больше выступаете на джазовых фестивалях. Сохранил ли для вас джаз свое значение как источник творческих импульсов?

– Джаз по-прежнему очень важен для меня. Ведь мой отец был джазовым пианистом-любителем, и я росла слушая много джазовой музыки. Это были записи Телониуса Монка, Чарли Паркера и даже диксилендов. Джаз всегда присутствовал в моем доме и был моей первой музыкальной любовью. В юности я полюбила музыку Билла Эванса. Позднее меня увлекли Пол Блэй, Сесил Тэйлор. Второй любовью стала классическая музыка. В Лозанне, моем родном городе, были непрофессиональные джазовые школы не очень высокого уровня. В конце концов я стала учиться в классической консерватории. Так я увлеклась сочинениями Оливье Мессиана, затем Игоря Стравинского. У меня были такие периоды, что на протяжении полугода я была одержима какой-то музыкой и тогда играла ее без остановки. Но джаз продолжает оставаться для меня очень важным. Важна для меня и современная академическая музыка. Мой первый квинтет, который я основала, когда мне было 20 лет, был более джазовым. Но с джазом трудно иметь дело сегодня без того, чтобы не быть копией кого-то. Я стараюсь идти своим путем, а не копировать кого-то. И делаю это, вкладывая всю себя в свои сочинения.

– Вы не были копией кого-то в самом начале пути. Я стал обращать внимание на ваши записи c момента, кода вы играли с Мишелем Годаром и Пьером Шариалем. И это было нечто необычное, свежее.

– У нас и инструментовка была необычная – туба и механический орган. Я очень люблю сочинять музыку. Я провела с Пьером Шариалем месяц в его студии, готовя перфокарты, которые он использует при игре на механическом органе. Изучала возможности этого инструмента. Я была в то время очарована музыкой Конлона Нанкарроу. Но развивала его идеи не в фортепианном формате. Я старалась делать это с механическим органом. И моя голова была занята мыслями об экспериментировании.

– Именно джаз был причиной, по которой вы оставили Швейцарию и уехали в США, в Нью-Йорк?

– Если вы любите серьезную рыбалку, то маленькое озеро для этого не подходит. Мне было 22 года, я получала призы, заказы на сочинение музыки и сказала себе: «Тебе надо выбираться из Лозанны». Сначала я отправилась в Амстердам, и, поскольку была хорошим музыкантом, мне удавалось там играть со многими значительными исполнителями. Потом я встретила Марка Фельдмана. Именно он сказал, что мне следует перебраться в Нью-Йорк. Я поехала туда на три месяца, да так там и осталась. А сначала у меня не было твердых намерений жить там. Что мне нравится в Нью-Йорке – там просто потрясающий выбор великолепных исполнителей. Там я сразу стала играть с такими музыкантами, как Джон Зорн и Дэйв Даглэс. Эти концерты действительно продвинули меня вперед в творческом плане. Я многому научилась у таких музыкантов, как Марк Фельдман, у которого индивидуальное звучание. Если я выбираю исполнителя, то прежде всего обращаю внимание на его саунд. Я и сама очень много работаю над своим звучанием. У контрабасиста Дрю Гресса есть особое звучание, то же самое можно сказать и о барабанщике Кенни Уолессоне.

– Оба входят в состав вашего постоянного фортепианного трио. У этого формата богатые традиции, но вы его существенно обновляете.

– Я люблю фортепианные трио. В 16-летнем возрасте я делала транскрипции соло Билла Эванса. И это увлечение продолжалось до 18 лет. Потом я была одержима Полом Блэем и, естественно, Кийтом Джарреттом. И я довольно долго не хотела сама заниматься фортепианным трио, потому что боялась быть плохой копией оригинала, одного из упомянутых выше мастеров. Но меня подзадоривал Джон Зорн: «У тебя, Сильви, должно быть свое фортепианное трио, сделай это, сделай». А мне так не хотелось. Но мне нравится играть с барабанщиками и басистами. А в Нью-Йорке очень богатый выбор таких инструменталистов. Одним словом, я сдалась и теперь время от времени играю с Дрю и Кенни.

– Джон Зорн основательно поддержал вас в начале вашей карьеры в Соединенных Штатах.

– Да, он действительно сразу стал опекать меня, как только я приехала в Нью-Йорк: «Мне нужен партнер для записи музыки к фильму. Давай, присоединяйся». Он всегда подзадоривал меня. Теперь, правда, оставил в покое. Но мне нужно, чтобы меня подталкивали. Например, когда видишь ноты всего за день перед началом записи. И приходится совершенствоваться. Когда я перебралась в Нью-Йорк, я столкнулась со многими проблемами техники исполнения. Я была недостаточно быстра. Мне пришлось много работать. Bзяла немало уроков у фантастической преподавательницы Эдны Голандски. Она многое мне подправила со звучанием. Я до сих пор с ней общаюсь. Великолепная исполнительская техника помогает быть креативной.

– Я с большим удовольствием послушал ваши недавние альбомы – «Lockdown» и «Searching For Disappeared Hour». Вы снова разрушили привычное впечатление о том, какой может быть музыка. Для меня это очень важно. На «Lockdown» у вас прекрасное взаимодействие с Недом Ротенбергом и Джулианом Сарториусом. На втором диске такая же ситуация с Мэри Халверсон. У фортепиано и скрипки долгая история впечатляющих взаимоотношений. Но за всю летопись музыки было гораздо меньше значительных дуэтов для фортепиано и гитары. В первую очередь вспоминаются дуэты Билла Эванса и Джима Холла.

– Их альбом «Undercurrent» просто великолепный. Это один из моих любимых дисков.

– А что в первую очередь побудило вас взяться за альбом «Searching For Disappeared Hour» – личность Мэри Халверсон или возможность отразить свое видение дуэта фортепиано и гитары?

– Мэри и я стали близкими друзьями, потому что мы из одного и того же музыкального круга. Нам нравится вместе не только играть, но и просто проводить время. Примерно шесть лет назад у нас был совместный концерт в небольшом нью-йоркском клубе Cornelia Street Cafe, который сейчас уже закрыт. После этого мы записали у меня дома наш первый альбом «Crop Circles». Получилось неплохо, но я думала, что мы сможем сделать нечто намного лучшее. Мы с Мэри отправились в турне, а уже во время локдауна решили написать музыку для нашего нового дуэтного альбома. Нам всем свойственно оглядываться назад, анализировать, что было в прошлом, поэтому я и написала композицию «Утраченный час» для Мэри, построив тему на гармоническом движении, что использовал в своих альбомах Джим Холл. Это как раз то, что Мэри не использовала раньше. Композиция действительно стала для нее хорошим пинком: «О, это же суперсложно!». Мы много репетировали, и я очень довольна этим альбомом. И в январе-феврале мы поедем в совместное турне.

– Предвкушаю эти концерты.

– Я с большой нежностью отношусь к этой программе. Две недели назад мы играли ее в Сан-Франциско. Наш второй совместный альбом удался лучше, потому что у нас было больше времени на сочинение музыки для этого дуэта. Мне нравятся композиции Мэри. Но я пианистка и люблю политональность и все в таком духе. Я спросила: «Мэри, могу я гармонизировать все темы?» – «Да, конечно, займись этим». Мэри, как и я, любит сочинять музыку. Она особым образом использует гитарные педали и полностью открыта к экспериментам. Мэри все время спрашивала: «Могу ли я использовать педаль здесь?» Я соглашалась, потому что это обещало быть оригинальным. Нам просто нужно достаточно времени, чтобы тщательнее поразмышлять о новой музыке. Если я готовлю что-то для своего трио, то действую в таком же духе.

– Альбом «Lockdown» – это тоже уникальное взаимодействие на территории современной музыки.

– Нэд Ротенберг – фантастичен. Он великолепнейший духовик и импровизатор. А Джулиан Сарториус – еще один музыкант, которого я люблю за то, что у него свое звучание, свой звуковой мир. Однажды я давала мастер-класс, когда Джулиану было еще только 20 лет. Я немного занудлива, поэтому мы основательно углублялись в разные музыкальные проблемы. Но у Джулиана уже тогда было собственное звучание. 4 февраля мы выступим в берлинском Pierre Boulez Saal. В первом сете будет дуэт с Мэри, а во втором – трио с Джулианом и Нэдом. После этого мы сыграем все вместе квартетом. Прозвучит пьеса, которую я сейчас сочиняю. Может, даже сыграем две новые пьесы для квартета. Приходите!

 

Беседовал Сергей ГАВРИЛОВ