«Мы евреям очень многим обязаны»

Отношение различных идеологий и партий к еврейству представляет как познавательный, так и практический интерес. Тем более, если речь идет о марксизме и его создателях. Среди социалистов предвзятое отношение к евреям является давней традицией. То, что Карл Макс с юности был закомплексованным юдофобом, факт достоверный (см. «ЕП», 2018, № 6). А какова позиция по еврейскому вопросу его соратника и друга Фридриха Энгельса?

Предпосылки про- или антиеврейских настроений нередко закладываются в детстве. В семье Энгельсов сложилось терпимое отношение к иудеям, поскольку Фридрих-отец исповедовал пиетизм – протестантское направление, придающее особое значение личному благочестию в прямом общении с Богом и в этом смысле близкое к иудаизму. Текстильный фабрикант в Бармене, он имел контакты с добросовестными клиентами и партнерами-евреями, со времен Наполеона I получившими право проживать на Нижнем Рейне. Мать Элизабет была родом из голландских интеллектуалов, отличавшихся веротерпимостью. Фридрих-сын, родившийся 26 ноября 1820 г., после ухода из гимназии по настоянию отца общался с евреями во время учебы и работы в сфере торговли в Эльберфельде и Бремене, позже – в Кёльне, где познакомился с Марксом, затем на предприятии отца в Манчестере.

Исторически сложилось так, что именно евреи в силу религиозных, культурных и социально-экономических притеснений обнаруживали высокий революционный потенциал. Этому способствовало и то, что многие из них отличались повышенным уровнем образованности. Вот почему Энгельсу, вступившему на путь борьбы за освобождение трудящихся, так часто встречались соратники-евреи. Значительное влияние на формирование коммунистических взглядов его и Маркса оказал сын боннского раввина ранний социалист Мозес Гесс, позже перешедший на позиции религиозного сионизма.

Отвечая читателю венской Arbeiter-Zeitung, Энгельс в мае 1890 г. писал: «Кроме того, мы евреям очень многим обязаны. Не говоря уже о Гейне и Бёрне, Маркс был чистокровным евреем; евреем был Лассаль. Многие из наших лучших людей – евреи. Мой друг Виктор Адлер, который теперь расплачивается за свою преданность делу пролетариата заключением в венской тюрьме, Эдуард Бернштейн, редактор лондонской газеты Sozialdemokrat, Пауль Зингер, один из наших лучших депутатов Рейхстага, – все это люди, дружбой которых я горжусь, и все они – евреи!»

Этот перечень имен можно дополнить. Так, еще в 1836 г. Энгельс познакомился в Париже с еврейскими эмигрантами, членами тайного «Союза справедливых» Генрихом Бауэром и Иосифом Моллем, о которых он позже тепло вспоминал в статье «К истории „Союза коммунистов“».

Признанными руководителями и участниками «Союза коммунистов», созданного Энгельсом вместе с Марксом в 1848 г., также были лица еврейского происхождения. Почти половина членов Генерального совета I Интернационала были евреями. Да и во II Интернационале ведущими деятелями оказались евреи – ученики Энгельса. Он ценил и тот факт, что «классовые враги» – еврейские банкиры Ротшильды, Б. Аронс, промышленники П. Зингер, Г. Крамье – оказывали финансовую поддержку марксистским организациям.

Зная буйный темперамент и обостренное самолюбие Мавра (семейное прозвище Маркса), Энгельс избегал открыто говорить о его ошибках. Например, он публично не высказывался о ранней работе Маркса «К еврейскому вопросу» (1843), в которой тот мирскую сущность еврейства свел к антисоциальному своекорыстию. Энгельс полагал, что эту незрелую статью не следует включать в посмертное собрание сочинений Маркса, который в своей теоретической и политической деятельности недооценивал, а то и просто игнорировал национально-этнический фактор в развитии общества. Например, утверждал, что «рабочие не имеют отечества», и нигде не упоминал о реальных социальных противоречиях внутри еврейства. А с другой стороны, французскому писателю Максиму дю Каму, сделавшему Марксу замечание об отсутствии у него еврейского патриотизма, тот, вынужденно идентифицируя себя с еврейским народом, с сарказмом возразил: «Как вы хотите, чтобы мы были патриотами, когда со времен Тита у нас нет отечества!»

Соглашаясь с другом в том, что «еврейство сохранилось не вопреки истории, а благодаря истории», Энгельс стремился рассматривать его прошлое сквозь призму исторического материализма и теории классовой борьбы. В переписке с ним Маркс мог позволить себе такое высказывание: «Терпеть не могу евреев. Египет изгнал их, потому что они были „прокаженными“, самой грязной расой, которая размножается, как мухи». Ничего подобного у Энгельса мы не найдем. Он пытается дать теоретическое объяснение событиям еврейской истории, хотя ему явно не хватает полноты и глубины знаний о ней и о ТАНАХе.

Так, в письмах Марксу летом 1853 г. он апологетически принимает точку зрения, будто «приводимая в Книге Бытия генеалогия, выдаваемая за генеалогию Ноя, Авраама и т. д., является довольно исчерпывающим перечислением бедуинских племен того времени по степени родства их наречий... Сами евреи являются таким же мелким бедуинским племенем, как и все остальные, но пришли в столкновение с другими бедуинами в силу местных условий». И далее приходит к выводу, явно противоречащему научным данным: «Теперь мне совершенно ясно, что еврейское так называемое священное писание есть не что иное, как запись древнеарабских религиозных и родовых традиций, видоизмененных благодаря раннему отделению евреев от своих – родственных по племени, но оставшихся кочевыми – соседей».

Зато, когда речь заходит о социальной дифференциации и классовой борьбе еврейского пролетариата, Энгельс оказывается на высоте. Он опровергает юдофобские предрассудки насчет преобладания в развитых странах еврейского крупного капитала: «Во всей Северной Америке, где существуют миллионеры, богатство которых лишь с трудом можно выразить в наших жалких марках, гульденах или франках... нет ни одного еврея, и Ротшильды являются просто нищими рядом с этими американцами. Даже здесь, в Англии, Ротшильд – это человек со скромными средствами по сравнению, например, с герцогом Вестминстерским». Напротив, «там, где... капитал еще слишком слаб, чтобы овладеть всем национальным производством... где производство, следовательно, находится еще в руках крестьян, помещиков, ремесленников и тому подобных классов, сохранившихся от Средневековья, только там капитал является преимущественно еврейским».

Юдофоб, подчеркивает Энгельс, не зная истинного положения основной массы евреев, игнорирует то, что во многих странах «имеются тысячи и многие тысячи еврейских пролетариев, и именно эти еврейские рабочие подвергаются наиболее жестокой эксплуатации и влачат самое нищенское существование». Он с гордостью упоминает о стачках еврейских рабочих, имея в виду выступления в Лондоне в 1889–1890 гг. портных, меховщиков, булочников и сапожников, добившихся от хозяев существенных уступок. Высмеивая тех, кто оправдывает антисемитизм как «классовую реакцию на еврейский капитал», Энгельс отмечает: «Антисемитизм – это признак отсталой культуры... В Пруссии распространителем антисемитизма является мелкое дворянство, юнкерство... и в Пруссии и в Австрии антисемитам хором подпевают гибнущие от конкуренции крупного капитала мелкие буржуа… Если бы в Англии или в Америке кто-нибудь вздумал проповедовать антисемитизм, его бы просто высмеяли».

Корни антисемитизма Энгельс усматривал в архаизме общества, опутанного пережитками феодализма. Его радикальное устранение он считал возможным путем развития капитализма и перехода к коммунизму. «Антисемитизм, таким образом, – это не что иное, как реакция средневековых, гибнущих общественных слоев против современного общества, которое состоит в основном из капиталистов и наемных рабочих; он служит, поэтому, лишь реакционным целям, прикрываясь мнимосоциалистической маской; это уродливая разновидность феодального социализма, и мы не можем иметь с ним ничего общего. Если он оказывается возможным в какой-нибудь стране, то это лишь доказывает, что капитал там еще недостаточно развит».

В фундаментальном труде «Анти-Дюринг» Энгельс посвятил всего два абзаца критике антисемитизма Евгения Дюринга – теоретика его новой, наиболее опасной, расовой разновидности. Он заявил: «Дюринг – первейший горлопан из тех, кто сегодня есть среди равных ему антисемитов», при этом ограничившись тем, что высмеял его потуги создать новую философию, навязав «свое отвращение к табаку, кошкам и к евреям – в качестве всеобщего закона – всему остальному человечеству, включая евреев». Правда, в другом месте Энгельс более обстоятельно анализирует сущность взглядов Дюринга: «Даже утрированное до карикатуры юдофобство, которое при всяком случае выставляет напоказ г-н Дюринг, и то составляет если не специфически прусскую, то всё же специфически ост-эльбскую особенность... Тот самый философ действительности, который суверенно смотрит сверху вниз на все предрассудки и суеверия, сам до такой степени находится во власти личных причуд, что сохранившийся от средневекового ханжества народный предрассудок против евреев он называет „естественным суждением“, покоящимся на „естественных основаниях“, и даже доходит до следующего монументального утверждения: „социализм – это единственная сила, способная успешно бороться против состояний населения с сильной еврейской подмесью“…».

А ведь для Дюринга евреи – это «врожденно и бесповоротно испорченная раса», и «никакая... система не может, в сущности, переделать евреев во что-либо иное, чем они есть и всегда были. Поэтому вредные стороны, из которых слагается их национальный характер, можно устранить и истребить только вместе с ними самими». Как видим, Дюринг – предтеча нацистской формы юдофобства. Классик марксизма не мог предвидеть той изощренной жестокости тоталитарного антисемитизма, которую принесли человечеству советский социализм и гитлеровский фашизм.

 

Давид ШИМАНОВСКИЙ