«Почему музыка смеется и плачет?»

Если судьба занесет вас в баварский город Вюрцбург, оказавшись на Вольфхартсгассе, у дома номер шесть, вы увидите мемориальную доску с барельефом композитора, аккомпаниатора и дирижера Норберта Гланцберга. И хотя выдающийся еврейский музыкант ушел из жизни около 20 лет назад, вопрос, заданный им в трехлетнем возрасте, который выгравировал на доске скульптор – «Почему музыка смеется и плачет?», уже тогда волновавший малыша, так и остался «открытым».

Норберт (Натан) Гланцберг родился 12 октября 1910 г. в украинском городке Рогатине, в то время принадлежавшем Польше, где в основном проживали евреи. Год спустя семья решила эмигрировать в Германию и поселилась в Вюрцбурге, где вскоре у Натана, ставшего Норбертом, появилась сестричка Лизель. «Когда мне исполнился год, я приехал в Вюрцбург, – вспоминал Гланцберг. – Мои родители были польскими евреями, и у меня был польский паспорт». Его отец Шмуэль в Первую мировую войну был призван в армию. Мать Малка, швея, заботилась о семье одна.

Маленький Норберт был музыкальным вундеркиндом. В возрасте трех лет он уже умело играл на губной гармошке. «Мой отец, – вспоминал он, – ездил каждую неделю с чемоданчиком продавать спиртные напитки. Он привез мне губную гармошку. На праздники меня, маленького, поднимали на стол, и я должен был играть на ней. В городском кинотеатре „Лу-Ли“ показывали немые фильмы в сопровождении небольшого оркестра. Сидя на коленях у мамы, которая обожала кино, я спрашивал: „Мама, почему музыка смеется и почему музыка плачет?“».

Кинотеатр «Лу-Ли» принадлежал кинокомпании UFA (Universum Film AG). Разве можно было в то время предположить, что этот одаренный еврейский мальчик станет музыкантом и будет работать в этой компании? Разумеется, пока не наступят другие времена...

Однажды услышав, как Норберт играет на губной гармошке, Соня Франк, богатая попечительница еврейского детского сада для бедных детей, решила помочь ему сделать в будущем карьеру музыканта, взяв на себя оплату расходов на обучение в городской консерватории.

В гимназии Норберт учился явно ниже своих возможностей. Ему нравились только занятия музыкой, и мама решилась приобрести для него пианино. Уже в 14 лет Норберт стал сочинять музыку. Герман Цильхер, директор Баварской государственной консерватории в Вюрцбурге, услышав его сочинения, пригласил одаренного паренька заниматься композицией, игрой на фортепьяно и изучать дирижирование.

Юноше еще не исполнилось 18 лет, когда он был приглашен как неоплачиваемый волонтeр-концертмейстер и сольный репетитор в Городской театр Вюрцбурга. Его музыкальный талант там быстро оценили: весной 1929 г. художественный руководитель театра Пауль Смольны назначил Гланцберга постановщиком спектакля «Трехгрошoвая опера». Правда, этот проект пришлось, к сожалению, приостановить, поскольку в Вюрцбурге все более распространялись национал-социалистические настроения.

Год спустя Гланцберг переехал в Ахен. В городском театре он аккомпанировал на репетициях балетной труппы, сопровождал спектакли и дирижировал. Там же он познакомился с знаменитыми композиторами Альбаном Бергом и Белой Бартоком.

В балетной труппе театра служила танцовщицей землячка Норберта Ирмгард Керн, в которую он был влюблен. Однажды она попросила юношу аккомпанировать на ее показе в берлинском театре-варьете Admiralspalast, где готовилась новая постановка «Королевы чардаша» Имре Кальмана. Сын Гланцберга, Серж, рассказывает: «Отец, которому тогда было почти 20 лет, очень хотел побывать в столице. После показа, в присутствии руководителя Admiralspalast и дирижера, композитор обратился не к танцовщице, а к пианисту: „Молодой человек! Вы могли бы начать работать здесь, в Admiralspalast, уже на следующей неделе? Мы ищем дирижера оркестра. Ваше жалованье будет у нас удвоено“. Композитор, который это предложил, был сам Имре Кальман, автор „Королевы чардаша“. Больше в Ахен Норберт не вернулся, и судьба его была решена».

В Берлине его творческая карьера быстро пошла на взлет. В 1931 г. кинокомпания UFA, наняв молодого Гланцберга в качестве композитора, заказала ему музыку для комедии «Фальшивый супруг» кинорежиссера Билли Уайлдера. Песня из этого фильма «Hasch mich» в исполнении группы Comedian Harmonists стала хитом берлинского сезона 1931 г. Гланцбергом были написаны партитуры для комедии Макса Офюльса «Cod Liver Oil is Preferred». В столичном варьете Haller-Revuen с большим успехом шла «Королева чардаша» в его постановке. Газеты восторгались им наперебой. «Норберт Гланцберг – это имя нового человека, песни которого вы можете петь вместе с ним. Его мелодия легко слушается, его ритм возбуждает… Ранее неизвестный композитор достоин стоять в одном ряду с самыми известными именами. Подобная музыка очень желательна в кино», – такую оценку давал ему популярный журнал Filmkurier в марте 1931 г.

В небогатой семье Норберта им по праву гордились. Теперь перед кинотеатром «Лу-Ли», куда водила его в детстве мама, имя Норберта Гланцберга можно было увидеть на афишах рядом с именами самых популярных звезд. Но сам Гланцберг уже тогда чувствовал: времена вскоре изменятся.

Через год, как он и предполагал, кинокомпания UFA перестала сотрудничать с евреями. «Уже к началу 1930-х в стране появился антисемитский душок и UFA приостановила контракты и наем на работу евреев, – рассказывал Норберт, на которого ополчился в прессе сам гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс. – Тогда я имел честь попасть в газету НСДАП Der Angriff. В его статье фигурировало и мое имя: „Этот маленький галицийский еврей Норберт Гланцберг, – писал Геббельс, – отнимает хлеб у немцев“. Все другие печатные органы, понятно, были с ним солидарны. „Композиторы UFA – это сплошь евреи, – писал журнал Der Deutsche Film 15 июля 1932 г. – Немецкая музыка, литература, печать и фильмы должны быть созданы только чувствующими по-немецки людьми“».

В 1933 г. Гитлер пришел к власти, и травля евреев стала беспредельной. Блестящая карьера Гланцберга резко оборвалась. Мир, казалось, перевернулся: он, еврей, проживающий в Германии с детства, больше не имел не только средств к существованию, но даже перспективы на выживание.

Однажды вечером хозяйка квартиры встретила его на углу перед домом и предупредила: «Господин Гланцберг! Не идите домой – вас ожидают двое из гестапо». «Всё, что я мог сделать, – вспоминал Норберт Гланцберг, – это развернуться и бежать в Париж следующим поездом. Дом беженца где-то между Клиши и Бельвилем принял меня». Летом 1933 г. в Париже, куда эмигрировали многие еврейские музыканты из Германии, Норберт Гланцберг должен был начинать жизнь сначала.

Прибытия молодого таланта в столице на Сене не ждали. Без знания языка, вечно голодный, Норберт пытался заработать продажей чернил и скрепок. «Мы жили вшестером, – вспоминал Норберт, – шесть эмигрантов. Я начал продавать канцелярские товары, но таланта к этому у меня не было».

Заработков едва хватало на пропитание, но, взяв напрокат аккордеон, он играл во дворах на Больших бульварах, за обед в «Кафе Дельта» у подножия Монмартра. Затем вместе с гитаристом, легендарным цыганом Джанго Рейнхардтом, сумел создать небольшой ансамбль, игравший в танцевальных залах и сомнительных кафе.

В 1936 г. в кафе Balls Musettes они с Рейнхардтом подыгрывали неизвестной, странно одетой маленькой певице в массивных ботинках. Голос ее звучал скрипуче и пронзительно и к тому же почти не был поставлен. «Закончив петь, – вспоминал Норберт, – она собирала деньги в жестяную кружку. Это была моя первая встреча с Эдит Пиаф». Кто бы мог тогда предположить, что совсем скоро эта певица покорит весь мир, став звездой шансона, и что жизнь Норберта в буквальном смысле будет зависеть от нее?

Из дома годом позднее пришло сообщение: Лизель, 23-летняя сестра Норберта, эмигрировала со своей семьей в Америку. Родители, чудом пережившие «Хрустальную ночь», сумели перебраться к дочери за океан.

«Я привез мою музыку из Германии, – вспоминал Гланцберг, – и мне было очень трудно пробиться к таким звездам того времени, как Люсьен Бойер и Морис Шевалье: импресарио меня игнорировали». Но судьба, наконец, улыбнулась ему: на одном музыкальном вечере он случайно встретился с известной тогда французской певицей Лиз Готи. Она заинтересовалась музыкой Гланцберга, и вскоре он написал для нее песню «Bonheur est entré dans mon cœur» («Счастье вошло в мое сердце»). Это был первый хит Норберта во Франции, принесший ему грандиозный успех.

Гонорара за все его песни, написанные в 1939–1940-х гг., он был лишен: музыку еврейских композиторов строго запрещалось исполнять. Без гроша в кармане, он был вынужден продавать свои сочинения «по-черному», под чужими именами.

Во время фашистской оккупации Франции Норберт безуспешно пытался эмигрировать в США, к близким. В Париже Гланцберг встретил готовившегося к отъезду за океан кинорежиссера Билли Уайлдера, с которым сотрудничал в Германии. Тот помог Норберту получить американскую визу, но отъезду помешали обстоятельства.

После нападения Гитлера на Францию, в сентябре 1939 г., Норберта, гражданина Польши, призвали в пехотные части Польской армии в изгнании, входившей в состав французской армии. Оказавшись среди антисемитски настроенных солдат-поляков, Гланцберг решил дезертировать и, пройдя пешком 200 км в сторону Марселя, оказался в свободной от оккупации зоне, где смог найти убежище в центре для беженцев.

В начале октября 1941 г. в Марселе судьба вновь свела его с маленькой певицей, уже сумевшей стать звездой: во Франции имя Эдит Пиаф было знакомо каждому. Она готовилась к турне по Южной Франции и предложила Норберту стать ее пианистом. В то время Гланцбергу угрожала депортация в концлагерь, и Эдит стала для него «спасательным кругом».

«Эдит мне очень помогла, – рассказывал Норберт. – Как женщина мне она, правда, не понравилась, но у меня не было выбора. У меня был выбор между жизнью и смертью, между Эдит Пиаф и Аушвицем».

В разное время, с 1939 по 1945 г., он гастролировал с Пиаф, аккомпанируя ей. Композитор и певица, заключив творческий союз, стали любовниками, друзьями и очень зависели друг от друга: он написал некоторые из ее самых успешных песен, а она оказывала ему материальную поддержку, спасая его жизнь – сначала скрывая его от французской полиции режима Виши, а затем от нацистов.

Их гастрольный маршрут пролегал через Ниццу, Марсель и Антиб, и Норберт вечно испытывал страх надвигающейся депортации. «Когда я сидел за пианино, – вспоминал он, – внутренний голос часто зло нашептывал мне на ухо: „Всё бессмысленно. Всё равно немцы тебя настигнут. И неважно, когда и где это будет, ты – живой мертвец“».

Из-за постоянных облав на местных евреев и евреев-иммигрантов Эдит Пиаф прятала Гланцберга у бабушки своей секретарши Андре Бигар под Марселем. За этим убежищем последовало много других. Гланцберг больше не мог выступать, даже выходить на улицу было рискованно. Петля вокруг его шеи затягивалась, но Эдит искала выход.

К 1942 г. из-за запрета на большинство профессий для евреев имя Гланцберга было исключено из концертных программ. Когда немцы оккупировали юг Франции, Гланцберг бежал в Ниццу, где его прятали родственники певца Тино Росси. Пиаф отправляла туда Андре Бигар для покрытия его расходов. Он перемещался по стране с фальшивыми паспортами на имя Пьера Мине, а затем Норбера Жирара, также оплаченными Пиаф.

2 мая 1943 г. в Ницце Гланцберг, проживавший в отеле по фальшивому паспорту, был схвачен. Он был заключен в тюрьму на шесть месяцев, но благодаря финансовой помощи Эдит сумел из тюрьмы передать письмо графине Лили Пастре, которая вместе с Эдит и Тино Росси стала добиваться его освобождения. Звезда киноэкрана Мари Белл сумела упросить префекта полиции об освобождении Гланцберга.

Он снова прибыл в Марсель, но и там ежедневно проводились облавы на евреев. Норберт постоянно боялся, что еврейская внешность может его выдать. Его спрятали на вилле Андре Бигар, где скрывались многие евреи – друзья Пиаф. Но вскоре пребывание там стало слишком опасным, и Эдит упросила графиню Пастре спрятать Норберта в шато Монтредон, ее замке под Марселем, заплатив ей за это. Меломанка Пастре часто приглашала новые власти на концерты в замок, одновременно давая приют у себя почти 40 еврейским музыкантам.

До конца войны в разное время Гланцберга прятал в Антибе поэт Рене Лапорт и Жорж Орик, ставший директором Гранд-опера. У Орика был дом, где устраивались музыкальные вечера. Однажды, когда Гланцберг, забыв об осторожности, играл на рояле Бетховена, в дверь постучали немецкие солдаты, пришедшие напомнить о затемнении. Один из них спросил у окаменевшего Норберта: «Кто здесь играет музыку моей родины?» Ответа не последовало, и немцы ушли. Ужас, охвативший его тогда, Гланцберг помнил даже много лет спустя.

В период режима Виши нацисты с помощью правительства Франции депортировали в лагеря уничтожения около 76 тыс. евреев. Норберт Гланцберг, к счастью, сумел пережить Холокост. В основном благодаря помощи Эдит Пиаф. «Если бы Пиаф не прятала его и не давала ему возможность выжить, я не знаю, что с ним бы стало», – вспоминала Ханна Шигулла, немецкая киноактриса и певица, исполнительница песен Гланцберга. Через Эдит Пиаф он получил доступ к узкому кругу местных знаменитостей, которые также помогали ему в это страшное время.

После освобождения Франции в 1944 г. Норберт вернулся в Париж. Появились новые песни, фильмы, начались новые турне. Мировую славу получили более 20 его шансонов, им была написана музыка к 13 известным кинофильмам – в том числе с участием Марины Влади и Брижит Бардо, – два из которых были удостоены премии «Оскар». Его музыка способствовала мировому успеху таких звезд, как Ив Монтан, Далида, Мирей Матье и, конечно же, Эдит Пиаф. Исполненная ею песня «Padam, Padam», написанная в 1941 г., завоевалa буквально весь мир и в 1952 г. была удостоена Гран-при Французской академии искусств. На часть поступлений, полученных за эту песню, Норберт, который, как и его мама, обожал кино, купил кинотеатр, где демонстрировались старые классические фильмы.

Для Эдит им были написаны некоторые из ее самых известных песен, в том числе «Mon manège a moi», «Il fait bon t’aimer» и «Au bal de la chance». «Я написал для нее больше шансонов, достойных успеха, – рассказывал Норберт, – но из-за того, что она напивалась в студии звукозаписи или принимала наркотики, она не могла их исполнять. Но тем не менее Эдит была великой певицей». После вой­ны Гланцберг и спасенные ею евреи – композитор Михаэль Эмер и кинорежиссер Марсель Блистэн – защищали Эдит перед «комитетом по чистке», так как она давала концерты во время оккупации.

Весной 1947 г. во время турне по США Гланцберг впервые за долгие годы встретился с близкими. Но переехать в Америку ему, видимо, было не суждено: его въездную визу во время войны уничтожила ангел-хранитель Эдит, не желавшая отпускать друга. До самой ее кончины в 1963 г. они оставались в контакте.

Гланцберг женился, в 1959 г. появился на свет долгожданный сын Серж, ставший позднее музыкальным продюсером. Наконец Норберт мог позволить себе более комфортную жизнь, переехав в парижский пригород Нейи-сюр-Сен, где проживала столичная богема.

С наступлением 1960-х в музыке опять возникли перемены. «Пришли времена рок-музыкантов Beatles и Rolling Stones, – рассказывал Норберт. – Нужно было уходить со сцены. Это была драма моей жизни. Если бы я мог, я бы не делал карьеру во Франции, я писал бы другую музыку, которая была бы больше по мне». Французский шансон, которому он отдал полжизни, по его словам, никогда не был его жанром.

Эхо пережитого Холокоста все чаще преследовало Норберта. Он решил, что должен вернуться к своим еврейским корням и остаток жизни посвятить написанию музыки в память о погибших евреях. Задумал отправиться в Германию, в Вюрцбург, где прошло его детство, чтобы там показать свою музыку. Начав снова читать по-немецки и отыскав сборник стихов узников концлагерей «Смерть – мастер из Германии», он написал вокальный цикл «Песни Холокоста». В 1985 г., находясь под впечатлением от книг Исаака Башевиса Зингера и рассказов мамы, Гланцберг написал «Еврейскую сюиту» для двух фортепиано.

Визит в Германию он откладывал много лет, страшась воспоминаний. Наконец, в 1998 г. Норберт вместе с сыном посетил Вюрцбург, где никто не знал о его судьбе. Журналистка Астрид Фрайайзен случайно разыскала его, когда в городе проводилась выставка, посвященная немецким эмигрантам во Франции…

Авторский концерт состоялся в переполненном зале городской Высшей школы музыки, где он когда-то учился. Композитор очень волновался, но концерт стал его триумфом: после исполнения «Еврейской сюиты» и «Песен Холокоста» 88-летнего Гланцберга много раз вызывали сыграть на бис. А с первых же аккордов «Padam, Padam» и «Больших бульваров» весь зал хором подпевал ему. Многие из зрителей тогда впервые узнали, что он – автор этих хитов. «Для него было очень важно, – отмечала Ханна Шигулла, исполнительница „Песен о Холокосте“, – что представители тех, кто его выгнал из страны, стоя аплодировали ему после концерта».

В Вюрцбурге, куда композитор приехал через 65 лет, его вклад в развитие музыкальной культуры был, наконец, высоко оценен: в 2000 г. ему была присуждена «Премия культуры» города Вюрцбурга.

25 февраля 2001 г. «композитор на все времена» Норберт Гланцберг ушел из жизни в своем доме под Парижем, так и не став гражданином ни одной страны. В год кончины он успел выступить в Берлине и Иерусалиме, что было его давней мечтой. Через три года вышла в свет книга Астрид Фрайайзен «Песня для Эдит». Сам Гланцберг книгу, к сожалению, не увидел. Тогда же в Вюрцбурге на Вольфхартсгассе была открыта мемориальная доска и появилась улица, носящая имя Норберта Гланцберга.

«Почему музыка смеется и плачет?» Может быть, вы знаете ответ на этот вопрос?

 

Эстер ГИНЗБУРГ