Семен Дубнов: классика национальной истории

Для российских евреев, формировавших свое национальное самосознание в советские времена, имя Семена Марковича Дубнова говорит очень много. Его книги, распространявшиеся наравне с самиздатом, открывали нам глубины еврейской истории, понимание своих корней, истоков национального характера. Я помню, какое огромное впечатление в юности, замороченной марксистской догматикой, произвела на меня его теория перемещения духовных центров еврейства.

В соответствии с этой теорией еврейский народ в диаспоре развил особую социальную систему и общинную идеологию. Причем в разные периоды выделялась одна община, более других преуспевшая в сохранении самоуправления, в национальном творчестве и в духовной независимости. Она становилась центром еврейского народа и гегемоном по отношению к остальным общинам. Так, Вавилония переняла гегемонию у Эрец-Исраэль, за ней последовала Испания, затем – Германия, за ней – Польша и Литва. Таким образом, двухтысячелетний путь странствий выстраивался в одну систему, где лидировала то одна община, то другая.

Книги Дубнова несли в себе ту великолепную гуманитарную традицию XIX века, которая заставляет иногда думать, что этот век был золотым периодом человечества.

Биография замечательного еврейского историка, публициста и общественного деятеля такова. Родился в Белоруссии в 1860 г., погиб в 1941-м в Рижском гетто. Получил традиционное еврейское образование, но рано отошел от ортодоксальной религиозности. Общее образование приобретал самостоятельно. В молодости испытал сильное влияние позитивистской философии, а также идей Э. Ренана и И. Тэна. В 1880–1906 гг. жил в Петербурге, Одессе, Вильне. В 1906 г. поселился в Петербурге, где начал преподавать еврейскую историю: с 1908 г. – на Курсах востоковедения, основанных бароном Д. Гинцбургом, а с 1919 г. – в Еврейском народном университете. Дубнов был одним из основателей и руководителей Еврейского историко-этнографического общества, а в 1909–1918 гг. – редактором издаваемого обществом журнала «Еврейская старина». Как член Общества для распространения просвещения между евреями России, он вместе с сионистами боролся за создание национальных еврейских школ. После погрома 1903 г. в Кишиневе Дубнов был одним из тех, кто призывал к созданию активной еврейской самообороны. В 1906 г. он основал Еврейскую народную партию, которая существовала в России вплоть до 1918 г., но никогда не пользовалась значительным влиянием и была раздираема внутренними противоречиями.

В 1922 г. историк эмигрировал, поселился в Ковно, а затем в Берлине. После прихода Гитлера к власти он переехал в Ригу, где опубликовал ряд исторических работ и мемуары, которые писал с 1921 г. После оккупации Риги немецкими войсками Дубнов был арестован и отправлен в гетто, где 8 декабря 1941 г. был включен в очередную колонну смертников. Точная дата и место его гибели неизвестны.

Первые исторические сочинения Дубнова были посвящены изучению саббатианства и хасидизма. В 1893 г. он опубликовал историко-философский этюд «Что такое еврейская история», в котором давалась концепция развития национального духа. В конце века он создает трехтомный «Учебник еврейской истории», ставший настольной книгой нескольких поколений российских евреев. В 1900-х гг. начала выходить его многотомная «Всеобщая история евреев». В 1920-е гг. на разных языках публикуется монументальный труд Дубнова «Всемирная история еврейского народа». В 1930-е гг. в Тель-Авиве выходит в свет его «История хасидизма», в которой подведен итог длительному изучению Дубновым хасидского движения.

В своих капитальных трудах автор определял еврейство как «народ, чьим домом является весь мир», и считал, что он сформировался в процессе приспособления к тем условиям, в которых жил. Иудейскую религию историк рассматривал как средство национальной самозащиты народа, лишенного обычных средств самосохранения, которыми обладают другие народы. Отсюда следует, что в период эмансипации религия теряет свою защитную функцию и еврейский народ, вступивший в эпоху сотрудничества с народами мира, должен развить светскую культуру, языком выражения которой является идиш. На этом основании Дубнов отвергал как сионизм, считая его выражением псевдомессианства, так и ассимиляторство и противопоставлял им концепцию автономизма, изложенную в «Письмах о старом и новом еврействе», которые печатались в журнале «Восход» в 1897–1902 гг.

Богатый материал о жизни и деятельности Дубнова и его эпохе содержится в его воспоминаниях «Книга жизни», изданных по-русски в 2004 г. издательством «Мосты культуры». Мы представляем творчество Семена Дубнова отрывками из его работы «Размышления», опубликованной в «Книге жизни».

М. Р.

Размышления на склоне лет

Религия, философия, этика

Религия для одних – исходная точка мировоззрения, для других – конечная. Одним она все объясняет, даже то, что к ее ведению не относится; другим она открывает просвет лишь туда, куда не проникает научная мысль, в область непознаваемого.

Религия для одних – абсолютный ответ на мировые загадки, для других – гипотеза (деизм в понимании Вольтера), для третьих – созерцание (пантеизм); для большинства же она – потребность сердца. Когда Вольтер сказал, что если бы Бога не было, его следовало бы выдумать, то он имел в виду веление разума найти первопричину вещей, источник закономерности в явлениях природы; но еще важнее «выдумать Бога» ради потребностей человеческого сердца: чтобы скорбящая душа имела к кому обращаться с беседой-молитвой, на кого опираться, когда все опоры в жизни колеблются. Это два разных Бога; первый есть отвлеченный закон бытия, недоступный, не откликающийся на человеческое горе; второй – доступный внутреннему взору человека, слышащий его жалобы, управляющий его судьбой.

Плох не тот, кто потерял наивную веру детства, а тот, кто, потерявши, не ищет веры в более совершенной форме, будь то религия, очищенная от суеверия и обрядности, вера философская, этическая, социальная – вообще вера в определенные идеалы, дающие смысл жизни. Необходимо только, чтобы эти идеалы могли заменить человеку тот комплекс духовных стремлений и высших эмоций, которые порождают религию и воплощаются в Высшем Существе. Даже «материалист», посвящающий свою жизнь служению высшим принципам этики и гуманизма, правды и справедливости, является верующим, поскольку он верит в осуществимость своих стремлений, то есть своих идеалов, и, следовательно, невольным идеалистом в своем материалистическом миросозерцании. Только идеологи, не признающие высшего этического критерия и принципов гуманизма, являются представителями полного безверия.

Бог есть наше духовное представление о Боге, как вещь – наше чувственное представление о вещи. Духовным восприятием мы постигаем Бога вне нас через Бога внутри нас: в нашей совести, высших идеалах добра и правды. В этом смысле может быть сказано: «царство Божие внутри вас». С другой стороны, люди далеко не религиозные связывают с Богом противоэтические представления: ведь Вильгельм II говорил о «германском Боге» как олицетворении военной мощи, и даже Гитлер нередко упоминает о Боге. В этом смысле верно изречение мыслителя XVIII в. (Вольнея): «Не Бог сотворил человека по своему образу и подобию, а человек сотворил Бога по своему подобию». Старый атеист имел в виду антропоморфизм в религии, но я тут говорю об этическом Боге: каждый представляет его себе по своим нравственным идеалам. В этих представлениях отражается духовная личность человека.

Кто не имеет в себе «царства Божия», в смысле порыва к высшим духовным идеалам, является нерелигиозным человеком, хотя бы он исповедовал какую-нибудь из официальных религий. Наименее религиозные люди – те, которые торгуют религией или набожностью, продают ее порциями жаждущим чуда, как маклеры между Богом и человеком: клерикалы и церковные фанатики всех религий. Наоборот, бывает глубокая внутренняя религиозность без официальной религии.

Человек есть создание конечное с чутьем или потребностью бесконечного. В этом и его величие, и бессилие.

Как примирить конечность бытия человека с бесконечностью его духа? Что значит ропот «мыслящего тростника» перед мощью космоса? Религия дала ответ на этот вопрос, но уже библейские Иов и Когелет не удовлетворились им. Давать ответ рискованно, но искать его необходимо, ибо в самом искании есть нечто от бесконечного.

Позитивизм или релятивизм дают разрешение вечной проблемы, пока дух удовлетворяется этим. Релятивизм говорит: не смущайся относительностью твоего познания, ибо не может муравей иметь познание человека, а человек – познание сверхчеловека. Твоя истина – для тебя; чужая – для существ низших или высших. Но трагедия в том, что дух устремляется выше данного человеку уровня познания.

Есть два миросозерцания: космическое и историческое. Космически я ничтожный атом в потоке мироздания, существующего миллионы лет, и все мои истины, все идеалы, дела, и подвиги – ничто, тень промелькнувшая. Исторически я вместе со своим поколением и народом представляю собою уже нечто в малом мире, микрокосме человечества. Тут имеют значение и наши относительные истины, и дела наши оставляют некоторый след. Космизм сам по себе страшен, и недаром древние советовали: «Не всматривайся в то, что наверху и что внизу, что недоступно твоему разуму». Историзм же спасает душу, давая ей равновесие и охраняя ее от замерзания в ледяной стихии космизма. Одна только традиционная религия примиряет космизм с историзмом, но для этого нужна слепая вера, что дается не каждому, имеющему научное представление о космосе.

Культ истины есть удел высших духовных натур, культ добра – удел эмоциональных натур, культ красоты – эстетических натур. Только сочетание этих трех культов может создать цельную гармоническую натуру.

Есть искатели истины и искатели справедливости. Библейские пророки называются «глашатаями истины и справедливости». Русский мыслитель Михайловский хорошо формулировал отношения между «правдой-истиной» и «правдой-справедливостью». Среди людей прежних поколений было больше индивидуалистов, искателей истины путем религии, философии или науки; в новейшее время увеличилось число искателей справедливости путем борьбы за демократию и социализм. Раньше больше стремились к познанию общего смысла жизни, к разрешению вечных вопросов и мировых загадок, но пренебрегали социальными проблемами; ныне добиваются переустройства социального мира на основах справедливости, но часто забывают о высших запросах личности. Народится ли скоро поколение, которое будет гармонически сочетать стремления к правде-истине и правде-справедливости?

«Не увлекайся греческою мудростью, ибо в ней есть только цвет, но нет плода». Это слово Иегуды Галеви, слишком резко характеризующее эллинский эстетизм в отличие от иудейского этизма, содержит, однако, долю истины. Эллинизм, конечно, не был пустоцветом, но поскольку в нем преобладал культ красоты, он уподоблялся ласкающему глаз и быстро опадающему весеннему цвету на дереве, между тем как культ нравственного долга представляет собою скромно прячущийся в листве плод, который остается и питает человеческую душу.

 

Государство, нация, класс

Идея единой религии или церкви в государстве создала средневековую инквизицию. Идея единой нации или государственного национализма привела в наше время к террору нацистов-антисемитов в Германии и других странах, куда проникла эта эпидемия (Польша и др.). Идея единого класса привела к большевизму в советской России. Идея единой политической партии осуществляется в различных направлениях большевиками в России, фашистами в Италии и национал-социалистами в Германии, но методы осуществления у всех одинаковы.

Есть детские болезни новорожденных государств, достигших независимости после долгой борьбы с империями, часть которых они составляли. Прежде угнетенная нация, которая сама добивалась прав национального меньшинства, превратившись в национальное большинство в собственном государстве, начинает применять все методы господствующей нации, от ига которой она только что избавилась, и угнетает подчиненные ей национальные меньшинства.

Устрашающий пример в этом отношении дала Польша. Мировая вой­на дала ей полную независимость после полутораста лет порабощения тремя империями, а когда ее идеал осуществился, она стала играть в «великодержавность» и сделалась самым шовинистическим государством в Европе, угнетая свои меньшинства – украинцев, русских и особенно евреев. Не тут ли кроется одна из причин последней катастрофы, приведшей к новому разделу Польши между двумя державами?

 

Думы о вечном народе

Библейское представление о бессмертии личности в ее потомстве, а затем в ее народе заменяло в древности идею личного бессмертия. Продолжение жизни индивида в потомстве, как биологическая метаморфоза, возвысилось у библейских пророков до представления об исторической вечности целого народа. Эта идея могла стать национальным культом для позднейших мыслителей (от Иегуды Галеви до новейших идеологов), поскольку с нею была связана вера в вечность и универсальность тех духовных ценностей, которые созданы еврейской нацией. Для современного еврея, утратившего религиозную веру в загробную жизнь или философскую идею бессмертия души, может служить заменой их эта вера в коллективное бессмертие еврейства. Народ, давший миру великих духовных творцов и проделавший трехтысячелетшою историю, не может исчезнуть бесследно, растворившись в народах позднейшей культуры.

Еврейский народ, переживший и древние монархии Ассирии, Вавилонии и греко-римский мир, мог бы сказать нынешним могущественным народам: вы взяли себе пространство, а я взял себе время. Вы владеете огромными территориями в разных частях света, а я расположился в веках, на всем протяжении всемирной истории. Но и в пространстве еврейский народ в известном смысле опередил другие народы, хотя это была экспансия вынужденная. Велико горе рассеяния еврейского народа, но велико и благо рассеяния. Уже в Талмуде было сказано: «Бог оказал милость Израилю тем, что рассеял его среди народов»; если его преследуют в одной стране, он спасается в других. Если бы еврейский народ, подобно другим, был прикреплен к одной земле, он был бы уничтожен вместе со своей территорией при политических катастрофах трех тысячелетий.

Наше великое горе в том, что нас во все века преследовали. Наше величие в том, что мы пережили и преследования, и преследователей, всех Гаманов нашей истории.

Процесс ассимиляции приводит к тому, что известные слои общества имеют духовную точку опоры не в своем народе, а вне его. Оттого что точка опоры находится не внутри, а вне родной культуры, получается неустойчивое равновесие, шатание. Однако следует отличать ассимиляцию внешнюю от внутренней. Окруженные чужой культурной стихией по необходимости усваивают многие ее элементы, язык и внешние формы быта: нельзя выйти сухим из воды. Важно только, чтобы не утонуть. Это умение плавать по чужим морям даже в самые бурные погоды дала евреям история: усваивать формы окружающей культуры и сохранить сущность своей.

Два процесса проходят через всю еврейскую историю: гуманизация и национализация. За эпохами крайней национальной замкнутости поднимаются в передовых рядах общества стремления к общечеловеческому, к общению с окружающими культурными народами, а когда это переходит известные пределы и грозит растворением евреев в окружающей среде, пробуждается инстинкт национального самосохранения и создает процесс возвращения, национализации ассимилированных частей. Это – естественное чередование центробежных и центростремительных сил. Проблема состоит в том, чтобы уравновешивать действие обоих процессов.

В древней истории иудаизма установлены два периода: а) допророческий, когда народ создавал себе бога-патрона, покровителя племени, наряду с богами-патронами других племен; б) пророческий период, когда возникло представление о Боге всего человечества и стремление превратить еврейство в нацию богоносцев, призванных возвестить миру идею этого универсального Бога, источника правды и справедливости. Во имя этого этического Бога библейские пророки обличали неправду в своем народе и в других. И вот появился творец книги «Иов» и поднял протест против самого Бога, допускающего неправду и несправедливость в управляемом им мире. В Псалмах и в средневековой религиозной поэзии мы слышим жалобы коллективного Иова, гонимой нации, на «избравшего» ее Бога.

Если религия есть достижение истины, а философия – искание ее, то в Библии есть и то и другое. Ибо здесь поставлены главные проблемы, до сих пор волнующие мыслящее человечество. Та самая Книга, которая дала нам положительную религию, дала и отрицательную критику ее. Она дала нам тезис и антитезис, предоставив нам делать синтез. Библия – не только книга веры, но и сомнений в вере. В этом отличие Ветхого Завета от Нового, который весь основан на догматической вере. Недаром талмудисты хотели позже «спрятать» ряд библейских книг, но затем оставили их в последнем отделе «Писаний», то есть вольной литературы, рангом ниже Священного Писания.

«Когелет» – первая книга, отрицающая абсолютную истину во имя относительной, да и то с печальной оговоркой: «И все это суета». В Псалмах и книге «Иов» человек еще спорит с Богом, в «Когелет» он игнорирует Бога. Два полюса: полюс огня и горячих излияний Псалмов и полюс скептического холода в «Когелет», а между ними мировая скорбь Иова.

Древнее благословение Бога родоначальнику Израиля: «Я сделаю твое потомство многочисленным, как песок на берегу моря» – исполнилось в том смысле, что еврейский народ часто распадается, как песок, на партии и общественные группы, которые трудно объединить для общего дела. Даже апостол хасидизма когда-то сказал: «Как нельзя сделать нить из песчинок, так нельзя объединить десяток евреев на одном мнении».

С осуществлением еврейского государства в Палестине будет создан несомненно важнейший духовный центр нации, но ввиду того, что и тогда останется мировая диаспора, возникает опасение, что еврейский народ опять расколется на две части: Иуда в Палестине и десятиколенный Израиль в рассеянии, одно колено с древним национальным языком и десять колен, говорящих частью на идише, частью на всех языках земного шара. Задача в том, чтобы установить взаимодействие этих частей.

Евреев не любят не столько за их недостатки, сколько за их достоинства, за преимущества, унаследованные от долгих веков умственной культуры.

Есть тип любителей еврейства, которые любят его как старинную вещь, как историческую редкость. Они желают поэтому сохранить его в виде мумии, а не развивать как живой организм.

Римский историк Тацит, сам ненавидевший евреев, приписывал им «ненависть к роду человеческому». Почему это? Неужели римские законы и нравы были гуманнее еврейских? Ответ на это простой: религиозная и бытовая обособленность евреев делала их загадкою для окружающих народов, а скрытным и замкнутым людям всегда приписывают неприязнь к соседям. Отшельник, хоть и добродушный, часто слывет мизантропом. То же применимо и к Средним векам. Забывали, что во все эти исторические эпохи обособленность была вынужденная, вызванная чувством самосохранения малой нации среди чуждого или враждебного мира.

Слово «юдофобия», понимаемое обыкновенно в смысле ненависти к евреям, означает в действительности страх перед евреями. Fobos по-гречески означает боязнь, страх, а fobeo – устрашаю или страшусь, боюсь. Таким образом, «юдофобия» означает иудеобоязнь, как гидрофобия – водобоязнь, то есть собачье бешенство или болезнь от укуса бешеной собаки. Какая огромная масса людей страдает ныне от укусов бешеных собак юдофобии или антисемитизма! Есть страны, где эта эпидемия приняла устрашающие размеры. Но пока против болезни юдофобии не нашлось того серума, какой был открыт Пастером для предохранения от болезни гидрофобии.

Когда-нибудь ведь кончится эта вакханалия юдофобии, эта страшная эпидемия человеконенавистничества, свирепствовавшая в ряде стран в первой половине XX в. Народы одумаются, дикие страсти улягутся, и тогда какая картина откроется перед их глазами? Еврейский народ, измученный от нанесенных ему бесчисленных ран, оплакивающий своих мучеников, но нравственно очищенный в горниле страданий, а мучившие его народы – с поколением развращенной молодежи, со всей этой массой погромщиков под именами «железногвардейцев», «штурмистов», «наровцев», «фалангистов», «гакенкрейцлеров», которые никогда не смоют невинную еврейскую кровь со своих рук.

Есть нечто от вечного в долгой сознательной и активной жизни на протяжении ряда поколений – конечно, при условии сохранения молодости духа и чуткости ко всем явлениям дня. Такой человек видит динамику поколений, длинную цепь исторической эволюции, в которой он составляет звено, сам проходит целую полосу истории и сливается с целым веком в ней. Люди, не дошедшие до полувека в своей жизни, как бы гениальны они ни были, являются незаконченными созданиями духа: мы не знаем, что могли бы они дать нам во второй половине жизни. Законченными типами являются для нас, например, Гёте, Виктор Гюго, Толстой; но если бы Толстой умер в возрасте 50 лет, то мы бы знали только великого художника, а не оригинального мыслителя. Мы не знаем, какие глубокие произведения могли бы нам еще дать Байрон, Шелли, Пушкин, Лермонтов, если бы они не были рано похищены смертью.

Чтобы лично проследить исторический процесс в смене поколений, человек должен пережить три или четыре такие смены. Недостаточно, например, делать выводы из наблюдений над борьбою отцов и детей, а надо наблюдать жизнь следующих поколений внуков и правнуков. Естественный антитезис детей часто кажется полным разрушением идеалов отцов, но потом может оказаться, что внуки или правнуки внесли поправки в антитезис и добрались до синтеза.

 

Семен ДУБНОВ