С доставкой на дом

121 фильм из 42 стран и всего один кинозал – виртуальный. В такой форме состоялся очередной DOK.fest München, название которого в этом году обрело окончание @home, поскольку в условиях карантинных ограничений показы фильмов и встречи с их авторами довелось наблюдать на экране домашнего компьютера. Это один из первых кинофестивалей с многолетней историей (он проводится с 1985 г.), который решил не делать паузу, а продолжил свою жизнь в иной форме – интернетной. С 6 по 24 мая можно было покупать право на просмотр отдельных лент или всей программы. И этой возможностью охотно воспользовались многие любители документального кино, которые не захотели пропускать мировые и германские премьеры лент, позволивших не выходя из дома увидеть многообразие мира и вслед за режиссерами погрузиться в исследование человеческой природы. В программу фестиваля включили несколько весьма глубоких фильмов на еврейскую тематику.

 

Победы разного рода

Название венгерскому фильму «Эйфория бытия» («The Euphoria Of Being») дал подзаголовок одного из самых необычных танцевальных спектаклей. Он уже несколько лет находится в репертуаре венгерского хореографического проекта The Symptoms и был показан не только в Венгрии, но и за ее пределами, в том числе в Германии. В спектакле, полное название которого «Морская лаванда, или Эйфория бытия», всего две участницы – молодая универсальная танцовщица Эмеше Цухорка и Эва Фахиди, которой сейчас 94 года. Она чудом выжила в Аушвице-Биркенау, но 49 ее родственников сгинули в нацистских концлагерях. Фахиди написала книгу воспоминаний «Душа вещей», и на ее основе хореограф Река Сабо поставила спектакль, полный ярких поэтических образов, объединяющий пластику и слово. Она же автор ленты «Эйфория бытия», в котором органично слились и рассказ о развитии постановки – от задумки до премьеры, и воспоминания Фахиди, и размышления на тему возможности чуть ли не телепатического взаимопонимания представителей далеко отстоящих друг от друга поколений. На просьбу Сабо перечислить, что Фахиди помогло выжить, та ответила только одно: «Сам факт бытия вызывает у меня эйфорию».

Фильм канадского режиссера Франсин Цукерман «После Мюнхена» («After Munich») – не первая попытка средствами документального или игрового кино передать обстоятельства дикой бойни во время Мюнхенской олимпиады 1972 г., когда погибли 11 членов израильской олимпийской делегации, взятые в заложники членами террористической палестинской организации «Черный сентябрь». Но эта лента повествует не только о прошлом. Главное, что она соизмеряет мюнхенскую трагедию с последующими годами. Среди главных героев ленты – Анки Шпицер, вдова тренера по фехтованию Андре Шпицера. Эта принявшая гиюр нидерландская журналистка могла после гибели мужа продолжить жизнь на своей родине. Но она решила, что не сможет в полной мере объяснить своей дочери, родившейся за два месяца до начала соревнований в Мюнхене, почему погиб ее отец, если они уедут из Израиля. И всю свою дальнейшую жизнь Анки посвятила борьбе за то, чтобы Международный олимпийский комитет почтил минутой молчания память погибших израильских олимпийцев во время церемонии открытия очередных игр. Но спортивные функционеры то и дело отказывали вдове Шпицера, говоря, что она стремится политизировать ситуацию. Наконец в 2016 г. во время Олимпиады в Бразилии церемония поминовения израильтян состоялась, но опять-таки не во время открытия игр, а в Олимпийской деревне.

У ленты Карин Кайнер «Кошерный пляж» («Kosher Beach», Израиль / США) довольно неожиданная тема. Оказывается, что обозначенное в названии картины место играет довольно значительную роль в жизни женщин из семей тель-авивских ортодоксов. Режиссер провела немало времени на этом пляже, который в определенные дни недели принимает только женщин. Согласно ортодоксальным нормам, они пребывают на пляже и в воде одетые с головы до ног. Для них это место – несомненная отдушина, выход на простор из той скученности, которую описывает одна из героинь фильма: «Мы живем нос к носу, восемь кухонь впритык друг к другу, все видно, все слышно. А на пляже – счастье». Но вот незадача – совсем рядом за забором, на расстоянии взгляда через щель, раскинулся ЛГБТ-пляж. Это обстоятельство вынуждает раввина издать постановление о запрете пользоваться кошерным пляжем и автобусом, который во­зит туда почтенную публику. Но для многих ортодоксальных женщин это распоряжение подобно тому, как если бы им рекомендовали отсечь руки. И дамы готовы испортить отношения с раввином, но продолжать проводить время на пляже. В фильме также есть акцент на контраст поколений, когда дочери завсегдатаев кошерного пляжа уже не готовы следовать строгим правилам родителей, начиная с более вольной одежды.

 

Изгнанные за океан

Фильм Андерса Эстергаарда «Зимний путь» («Die Winterreise», Дания / Германия) весьма сложен по своей структуре, и режиссер великолепно справился с задачей объединения разных жанров. В основе сценария ленты – книга «Нескончаемая симфония: правдивая история музыки и любви в нацистской Германии» американского радиоведущего Мартина Голдсмита. Он изложил в ней разговоры со своим отцом Джорджем-Гюнтером Голдсмитом, бывшим флейтистом, который вместе с альтисткой Розмари Гумперт летом 1941 г. бежал из Германии в США. До этого Гюнтер и Розмари играли в оркестрах Культурной лиги немецких евреев (Культурбунда) сначала во Франкфурте-на-Майне, а потом в Берлине. Нацисты использовали эту организацию в пропагандистских целях, дескать, «мы покажем всему миру, что хорошо относимся к евреям». В фильме моменты разговоров с отцом поданы в жанре игрового кино. Мартин Голдсмит сам озвучивает свои вопросы, оставаясь за кадром, а его отца сыграл легендарный швейцарский актер Бруно Ганц (он умер прошлом году, и это был последний кинопроект с его участием). В фильме задействованы и другие актеры, которые время от времени «входят» в старые фотографии и кадры кинохроники (прием, знакомый по фильму «Форрест Гамп» и позднее активно использованный Леонидом Парфеновым в «Намедни»).

Аргентинский фильм «Дом Ванзее» («La casa de Wannsee») – исследование семейных корней режиссера Поли Мартинес Каплун. Причем она получила импульс, побудивший ее взяться за эту ленту, с неожиданной стороны – от своего сына. Ни она, ни ее родственники не принадлежали к числу тех, кто следует еврейским традициям. И вдруг сын Поли пожелал пройти обряд бар-мицва. После этого она посчитала своим долгом узнать как можно больше о прошлом своей семьи и стала расспрашивать об этом свою мать и ее двух сестер, рыться в архивах, побывала в Германии, где в Потсдаме на улице Ванзее, 9 находится дом, принадлежавший ранее ее прадеду, известному немецкому психологу Отто Липману. В 1933-м из-за своего еврейского происхождения он был вынужден отказаться от работы в Берлинском университете имени Гумбольдта и стал срочно продавать свой дом, в который вселился нацист, так и не расплатившийся с бывшим владельцем. Одна из главных линий фильма – трагическая история отказа от своей идентичности путем обращения в христианскую веру ради не просто устройства своей жизни, но и ее сохранения.

 

Молодость и Холокост

В программу фестиваля вошла выпускная работа Шарон Рыбы-Кан, которая заканчивает учебу в Киноуниверситете им. Конрада Вольфа в Бабельсберге. Фильм «Перемещенные» («Displaced») получился вполне зрелым и стал для Шарон попыткой ответить самой себе на вопрос, однажды заданный ей на конференции с участием потомков тех, кто пережил Холокост: «Какие у вас взаимосвязи с этой трагедией?» Ради того, чтобы сформулировать ответ, она возобновила взаимоотношения с отцом, который живет в Израиле и с которым не общалась лет семь. Дед Шарон вышел живым из Аушвица-Биркенау и поселился в послевоенном Мюнхене, что некоторыми евреями воспринималось с недоумением: «Как можно жить среди тех, кто, возможно, были убийцами?» Поиски истоков семьи привели Шарон в Польшу, где она начала составлять генеалогическое древо семьи, чем не занимались даже ее предки. Но попутно ее увлекла и другая тема. Начав встречаться со своими подругами по школе, она пришла к выводу: «У меня никогда не хватало смелости сказать кому-то из друзей-немцев: „Разве ты не чувствуешь мою боль из-за того, что твои предки могли убивать моих предков? Мы притворяемся, что прошлого не было. Многие евреи, кажется, забыли об этом, но я – нет“».

Еще один экскурс молодого поколения в семейное прошлое запечатлен в фильме «Наконец-то откровенный разговор!» («Endlich Tacheles!»). Германские режиссеры Яна Маттес и Андреа Шрамм, наверное, и сами не предполагали, как по ходу работы над картиной изменится настроение главного героя – живущего в Берлине молодого разработчика компьютерных игр Яара Хареля. В пятилетнем возрасте он вместе с родителями перебрался в Германию из Израиля. Там осталась бабушка, детство которой омрачилось пребыванием в Краковском гетто. Яар вместе со своим немецким другом Марселем задумал компьютерную игру на тему Холокоста, в которой маленькая девочка (ее прообраз – бабушка Хареля) пытается спасти и себя, и своего брата. Еще один персонаж этой игры – эсэсовец Эдгар. Причем разработчики поначалу намерены наделить его функцией вероятной помощи детям. Отец сразу предупреждает Яара о сомнительном характере затеи ввести в игру «добренького нациста». Харель-младший едет в Краков, где вместе со своими компаньонами продолжает разрабатывать стратегию игры. И там Яара настигает прошлое его предков, которого он ранее сторонился. Эта поездка коренным образом меняет ранее беспечного Яара, который считал себя самым нееврейским евреем в мире. От «Почему я должен страдать за прошлое бабушки и дедушки?» он приходит к осознанию трагедии Холокоста и того, что даже в виртуальном мире немыслимо примирение с палачами.

 

Сергей ГАВРИЛОВ