Одна из всех, за всех, против всех

«Я в мир пришел,чтобы не соглашаться»

В 1880-е гг. юный Алексей Пешков сочинил поэму «Песнь старого дуба» и послал ее на суд Короленко. Тот отозвался о поэме неодобрительно, юный бунтарь против всего и всех в порыве отчаяния решил, что не быть ему поэтом, и на время сочинять стихи перестал. Из этой «Песни» уцелела лишь одна строка (и какая!): «Я в мир пришел, чтобы не соглашаться…»

При всем своем хорошем образовании Валерия Новодворская (она училась в знаменитом Инязе им. Мориса Тореза на французском отделении, затем на факультете иностранных языков МОПИ им. Крупской, свободно владела английским и французским, читала на немецком, итальянском) вряд ли знала об этом несохранившемся сочинении Горького, но, как однажды выразилась, «буревестники уже летали над ее головой», а «Песню о Соколе» она знала с детства. Но именно «не соглашаться» и определило ее жизненное кредо – диссидента в советские времена, правозащитника, политика и публициста во времена российские. Не согласного ни с коммунистическим режимом, ни с тем, который пришел ему на смену.

Алексей Пешков, ставший Максимом Горьким, со временем утратил дух бунтарства. Валерия Бурштын, ставшая Валерией Новодворской, вступив в 1969 г. на путь борьбы с советской властью, не сошла с него вплоть до ухода этой власти в небытие в 1991 г. И осталась бунтарем до конца своей жизни. За что и подвергалась беспрецедентным гонениям – как при всех генсеках, так и при президентах.

При генсеках Новодворскую за диссидентскую деятельность судили в 1978, 1985 и 1986 гг. При президентах – первом (и последнем) СССР и первом России – преследовали в 1991, 1994 и 1995 гг. На последнем году правления Горбачева против нее возбудили уголовное дело за призывы к насильственному свержению государственного строя. Дело открыли в мае, но поскольку «больной» пребывал в агонии, уже в августе, на третий день после неудавшегося путча ГКЧП, выпустили на свободу… «в связи с изменением обстановки в стране» – новая реальность продиктовала совершенно неюридическую формулировку.

На третьем году правления Ельцина ее обвиняли в «пропаганде гражданской войны и разжигании межнациональной розни», на четвертом – открыли уголовное дело из-за выступлений в печати, в которых следователи усмотрели «умышленное унижение национальной чести и достоинства русского населения Латвии и Эстонии». По прошествии некоторого времени дело прекратили «за отсутствием состава преступления»… и сразу же завели новое, поводом к которому стала написанная ею листовка к пикету Демократического союза – политической партии, еще в СССР провозгласившей себя оппозиционной. Но в очередном деле органы состава преступления не нашли, и обвиняемая осталась на свободе.

Вплоть до перелома не веков – тысячелетий ее обвиняли по самым разным статьям за ее статьи (вот такая неумышленная тавтология) и публичные выступления: старые дела отправляли на доследование, одна прокуратура отменяла решения другой, вновь открывали новые дела, которые опять-таки прекращали за отсутствием состава преступления.

А все началось в далеком 1969-м, когда в начале декабря в Кремле, самом сердце не только Красной площади – всей необъятной страны, случилось не просто чрезвычайное происшествие, а происшествие сверхчрезвычайное, не вписывающееся ни в какие рамки советской жизни.

«Спасибо, партия, тебе…»

5 декабря 1969 г. в День Конституции в Кремлевском дворце съездов совсем молодая девчонка (после того как ее взяли на представлении оперы «Октябрь», выяснилось, что ей всего-то 19 лет) разбросала листовки с антисоветским стихотворением собственного сочинения, в котором благодарила партию (чекисты возрадовались – хорошо хоть не лично Леонида Ильича) «за все, что предано и продано», «за ложь, доносы», «за рабский полдень двоедушия», «за наше подлое молчание» и т. д., и т. п. У следователей глаза на лоб полезли: самый гуманный в мире советский государственный строй молодая девица объявляла «раем», построенным на насилии и преступлениях. За что и выражала признательность ленинской партии во всех ее ипостасях от – РСДРП(б) до КПСС.

Но особое возмущение вызвала строка про «факелы на пражской площади». Чуть больше года прошло после оказания братской помощи народу Чехословакии! Кому в голову могло прийти протестовать против этой помощи? Разве что четверым сумасшедшим, которые в том же августе 1968-го на Красной площади у Лобного места нашу помощь объявили вторжением! А что было бы, если бы не наши танки, которые спасли чехов и словаков от Дубчека, Смрковского и подобных им кригелей и гольдштюкеров! Нет, крамолу надо выжигать дотла. Несмотря на возраст, чтобы другим не разделяющим коммунистические идеалы неповадно было…

При тщательном рассмотрении решили, что студентка страдает психическом расстройством (действительно, кто в здравом уме может критиковать партию за «построенный в боях социализм»?). Оставалось только получить квалифицированное медицинское заключение.

Институт дураков

В 1950–1970-е гг. страшнее КГБ был только Институт судебной психиатрии им. В. П. Сербского, за которым в правозащитных кругах закрепилось название «институт дураков». Если по «рекомендации» Лубянки советские судьи, самые независимые в мире, отправляли диссидентов и правозащитников в лагеря, то коллеги с Кропоткинской – в психиатрические больницы закрытого типа. Арестованных по политическим статьям привозили в 4-е отделение, которое возглавлял доктор медицинских наук, профессор, полковник КГБ Д. Р. Лунц. Это было «государство в государстве». О том, что там творилось, не знали многие сотрудники института; даже эксперты, работавшие с лицами, совершившими уголовные преступления, были лишены туда доступа. Именно там специально отобранные «врачи» после соответствующей экспертизы ставили инакомыслящим и несогласным с политикой партии соответствующий диагноз («реформаторский бред», «философская интоксикация», «плохая социальная адаптация») и выносили свой приговор: вялотекущая шизофрения. Нормальный человек объявлялся ненормальным и направлялся на принудительное лечение в специализированные психиатрические больницы. Которые по своим условиям заключения были хуже тюремных.

В один из сереньких зимних московских денечков арестованную без всяких объяснений доставили в здание, где в 1920-е гг. располагалась Пречистенская психиатрическая больница. Здесь и произошло знакомство с ученым чекистом в белом халате, как вспоминала много лет спустя Новодворская, «холеным, вальяжным барином с отличной филологической подготовкой». Профессор заговорил со студенткой об экзистенциализме, но беседы не получилось – подследственная с порога заявила, что ее собеседник «инквизитор, садист и коллаборационист, сотрудничающий с гестапо». «Барин» махнул рукой, с первых же слов все стало ясно, студентку увезли в Лефортово, через некоторое время предъявили ей обвинение по ст. 70 УК РСФСР («Антисоветская агитация и пропаганда») и вскоре этапировали в специальную психиатрическую больницу в Казани с диагнозом «шизофрения, параноидальное развитие личности».

Все было по закону. Стоящему на страже государственного и общественного строя.

После «университетов»

Два года, с июня 1970-го по февраль 1972-го, длились ее «психиатрические университеты». Советская власть ее не сломала – перефразируя Ницше, сделала сильнее. На воле она взялась за старое. Работая педагогом, переводчиком, распространяла самиздат – Оруэлл, Джилас, Пастернак, Булгаков, Чуковская – и положила все силы на создание подпольной партии для борьбы с единственной, правящей в стране. А осенью 1978-го, за два года до возникновения «Солидарности» в Польше, стала одним из учредителей свободных профсоюзов в Советском Союзе – СМОТ (Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся).

Польские власти запретили «Солидарность» в 1982 г. К этому же году КГБ расправился со всеми организаторами СМОТ. Но Новодворская своей диссидентской деятельности не прекратила.

В застойные времена при Брежневе ее преследовали и давили всеми способами: устраивали обыски, задерживали, вновь и вновь привлекали к суду. В перестроечные времена при Горбачеве продолжали давить и преследовать: за организацию несанкционированных митингов, за оскорбление чести и достоинства президента и флага страны, за призывы к насильственному свержению государственного и общественного строя. В новые российские времена ее все так же продолжали преследовать и давить: за статьи, в которых новая «демократическая» прокуратура обнаружила «пропаганду гражданской войны и разжигание межнациональной розни»; за листовки с политическим содержанием; за «унижение русского населения, проживающего вне России».

Уходили генсеки, приходили президенты, дела открывали, закрывали, а она продолжала заниматься политикой. Приветствовала роспуск Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Приняла участие в учредительном съезде блока «Выбор России». Была помощником депутата Константина Борового. На вторых президентских выборах поддержала кандидатуру Григория Явлинского.

«Мы, западники России…»

Она не прекратила своей борьбы и в новом XXI в. Ее слово звучала на митингах (в защиту телеканала НТВ, у Соловецкого камня на Лубянской площади, где вспоминали о депортации чеченцев и ингушей в 1944 г.). Она боролась за честные выборы и за Россию без произвола и коррупции. Подписывала воззвания и петиции. Поддержала Евромайдан и курс Украины на вступление в ЕС. Затем ушла в политическую журналистику. За год до смерти пыталась вместе с Боровым создать партию «Западный выбор».

Своими предшественниками они видели Чаадаева, Сахарова, Гайдара. В программе сформулировали: «Мы, западники России, видим свою миссию в возвращении нашей страны на органичный для нее путь в цивилизованное европейское сообщество… История России – это история преодоления тоталитарного бремени и гнетущего ярма диктатуры от автократии Иоанна Грозного до коммунистического режима. Сегодня мы продолжаем традицию демократического противостояния авторитарной власти…»

Не получилось…

Давид и Голиаф

Помните библейскую историю о том, как в царствование Саула во время войны филистимлян с израильтянами исполин Голиаф наводил ужас на израильское войско? По ветхозаветному преданию, был он грозен и страшен своим ликом, ростом огромен и закован в военные доспехи. А в руках у него было тяжелое копье, и никто не мог победить этого великана. И кричал Голиаф в сторону израильтян, призывая сразиться с ним: «Если ваш воин убьет меня, то филистимляне станут рабами израильтян; если я убью его, то израильтяне станут рабами филистимлян». Сорок дней и сорок ночей похвалялся он своей силой, всячески понося своих врагов, и грозился всех уничтожить. Пока не выступил против него юный Давид, которому суждено было стать царем Иудеи и Израиля. «Что ты идешь на меня с палками и камнями? Разве я собака?» – вопрошал филистимлянин. «Хуже собаки, – отвечал Давид. – Ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских…» И, взяв из сумки своей камень, поразил Голиафа. И его же мечом отрубил ему голову. И бежали филистимляне с земли израильской, и не стали израильтяне рабами.

Валерия Новодворская была современным Давидом – ей приходилось сражаться с Голиафом (государством) голыми руками.

Карфаген долженбыть разрушен

А вот еще одна не менее известная история. Плутарх рассказывает, что римский полководец Катон Старший, непримиримый враг Карфагена, все свои выступления вне зависимости от того, о чем шла речь, заканчивал одной и той же фразой: «Кроме того, я думаю, Карфаген должен быть разрушен!» И в конце концов государство, от которого римляне во время первой и второй Пунических войн терпели не одно обидное поражение, в 146 г. до н. э. было разрушено.

Валерия Новодворская в конце 1990-х по приглашению ректора Юрия Афанасьева в основанном им Российском государственном гуманитарном университете (славящемся своим демократизмом) прочла цикл лекций по философии истории России «Мой Карфаген обязан быть разрушен». Потому что ее Карфаген прекратил свое существование 26 декабря 1991 г. – разрушен он не был (прекратил существование в силу ряда самых разных причин – экономических, политических и т. д., не хватит места, чтобы все перечислить). Новодворская пыталась объяснить – почему не до конца. В 1999 г. она издала свои лекции книгой под тем же названием. Книгу предваряла авторская аннотация. Привожу ее в отрывках – это того стоит.

«Проблема России – в том, что ее граждане не хотят быть свободными. Они не ценят свободу, не думают о ней – и вообще она в России не котируется. Все это можно было бы свалить на „тысячелетнее рабство“, как постоянно и делается – одни указывают на коммунизм, Гулаг и колхозы, другие – на царя и крепостное право, третьи – на монголо-татар – словом, кому что больше нравится…

Традиция рабства тут ни при чем. Отсутствием интереса – а точнее, любви к свободе – ныне активное поколение обладает само по себе… нынешних россиян никто особенно не притеснял!..

В России нет демократии потому, что ты ценишь свою жалкую шкуру выше чести. Странно, что ты до сих пор не понял, что спасти шкуру ценой чести нельзя. Выбирающий между жизнью и честью честь получает и жизнь, и честь; выбирающий жизнь вместо чести лишается сперва чести, а потом и жизни. Это непреложный закон мира…

Чтобы стать свободным, надо этого захотеть. Не денег, не власти, не благ мира, которые она якобы принесет с собой, – а самой свободы. Не торговаться со своей свободой – „а что я получу взамен“, – а просто влюбиться в нее, и она ответит взаимностью…»

Нетерпение

В конце 1980-х я с друзьями создавал независимое от государства издательство «Весть». В начале 1990-х оно распалось. После чего я пришел в журнал «Европа+Америка». В редакции было всего три человека, даже, скорее, два, потому что работавшая там поэтесса как работник ничего из себя не представляла – служила только красивой декорацией. Так что журнал мы делали вдвоем. Цензура была на последнем издыхании, и мы печатали все, что считали нужным: роман Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовь во время чумы» и эссе Венедикта Ерофеева «Моя маленькая лениниана», рассуждения философа Бертрана Рассела «Почему русский коммунизм терпит крах» и воспоминания старой большевички Лидии Шатуновской «Кремль и его обитатели». Журнал, имевший подзаголовок «Бестселлеры трех континентов», пользовался у читающей публики, не успевшей начитаться не публиковавшимися на родине произведениями как зарубежных, так и отечественных авторов, определенным успехом.

Однажды в редакцию принесла свои работы Валерия Новодворская. Они были направлены против Горбачева и были наполнены такой злостью, желчью и ожесточением, что даже нам, битым-перебитым редакторам, стало не по себе.

Те из читателей «ЕП», кто жил в Москве в те годы, наверное, помнят, как одряхлевший государственный корабль под некогда гордым названием СССР медленно разворачивался лицом к свободе. И повернул его к этой дефиниции, нелюбимой на протяжении всех 70 лет его существования, Горбачев. На этом тяжком пути новый генсек в своем немыслимом перестроечном танце делал шаг вперед и два назад, лавируя меж демократами и консерваторами, исходя из только ему ведомых соображений и подчиняясь своему обостренному политическому инстинкту. Новодворская, будучи настоящим революционером, хотела свободы и освобождения сразу и навсегда, «горела» тем, чем «горели» в России революционеры XIX в. – нетерпением. И вошла в конфликт с кремлевским реформатором, который искренне верил в то, что обещал и говорил, ораторствуя не только на трибуне съездов, но и на площадях. Он хотел исправить Советский Союз, она – разрушить его. Что, в конце концов, и произошло. Нельзя исправить то, что исправить нельзя. Колосс оказался на глиняных ногах. Стоило выдернуть из-под его основания статью о руководящей роли партии, и «корабль» пошел ко дну.

Мы с товарищем были сторонниками этого «безумного» генерального секретаря, вольно или невольно (скорее – «не») сделавшего все, чтобы «корабль» утонул. И поэтому статьи Новодворской не напечатали. К ее чести, она на нас в это обостренное конфликтное время не обиделась. Может быть, опубликовала их в другом месте. Но я и по сегодняшний день считаю, что мы поступили правильно. Что же касается роли Горбачева, то он пытался дать рабам не волю – свободу. Которая всегда «приходит нагая», а не в привлекательной конфетной обертке. И не его вина, что свобода оказалась рабам, которые не могли (или не хотели) освободиться сами, не по плечу.

Прощание

После 1991 г. на месте железобетонной стены образовалась ватная. Бить в эту стену было гораздо труднее, чем в разрушенную. Но она продолжала бить – не могла иначе…

Диссидент, правозащитник, публицист Валерия Новодворская ушла из жизни 12 июля 2014 г. Соболезнования родным и близким в связи с ее кончиной выразили деятели, совершенно разные по своим политическим, нравственным убеждениям: от тех, с кем она боролась (Горбачев и др.), до тех, кого она поддерживала (Порошенко и др.). Прощались в Сахаровском центре, было много цветов, много речей.

Похоронили на Донском кладбище. В тот же день в Харькове на площади Поэзии около 40 человек собрались почтить память российского оппозиционера. Зажгли свечи и читали ее стихи. Почтили память Новодворской и киевляне.

Прожила жизнь как хотела

Из всех откликов на смерть этого незаурядного человека, на мой взгляд, самым точным и верным был отклик литературоведа Александра Архангельского: «Умерла Валерия Новодворская, которая прожила свою жизнь как хотела, а не как было предписано». Не всем дано.

В самый расцвет глухого брежневского безвременья, во второй половине 1970-х, Юрий Левитанский написал одно из лучших своих стихотворений «Каждый выбирает для себя…». Я не буду его цитировать, но смысл в том, что каждый выбирает для себя, кому служить («дьяволу или пророку»), каждый выбирает по себе («шпагу для дуэли, меч для битвы») и, самое главное, «меру окончательной расплаты». Теперь мы знаем, каков был выбор Валерии Новодворской. И какова была ее расплата за свой выбор.

Геннадий ЕВГРАФОВ

 

P. S. Валерия Новодворская никогда не подавала заявлений о реабилитации по заведенным против нее делам. Уже после ее смерти это сделал юрист Александр Бусаров, и его попытка оказалась успешной. Около года назад Бусарову удалось выехать в Европу, вывезя из России настоящее сокровище: десятки папок с документами Главной военной прокуратуры, Верховного суда, ФСБ, СВР, администрации Путина, в том числе с грифами «секретно» и «совершенно секретно».

«Я помню, как я плакала, что я не еврейка»

Я думаю, что это великолепное государство. Оно создано одним из самых древних народов на земле. Они из горсти песка, из пустыни сделали свой, рукотворный Эдем и съели все плоды назло змию – и плод с Древа познания Добра и Зла, и плод с Древа Жизни.

Это великий реванш еврейского народа, который всю его историю гнали в гетто, в газовые камеры и крематории. Это пример того, как кроткие интеллектуалы научились себя защищать, создали великолепную армию и, подобно Давиду, разбивают Голиафов, и они катятся во все стороны, сколько бы их ни было. Израиль – это зерно западных ценностей, заброшенное в бесплодную пустыню восточных народов, которые не в состоянии догнать Запад и только клевещут на него.

Естественно, Палестина принадлежит Израилю – она должна принадлежать тем, кто способен построить там цивилизованное государство. А так называемая Палестинская автономия тысячу раз продемонстрировала, что кроме агрессии и террора она ничего не способна создать. А израильтяне великодушны. У них в Кнессете, в настоящем парламенте, сидят и представители арабских народов, и русские, и евреи – они в этом смысле космополиты, но не безродные.

У них один из государственных языков арабский, и они на стороне тех, кто хочет свободно жить и развиваться в рамках западной цивилизации. А вот те, кто не хочет, те с камнями за пазухой и с интифадой наперевес остаются на обочине.

Мне нравятся абсолютно все действия Израиля – я считаю, что Америка и Европа должны защищать Израиль с утра до вечера, а о Палестинской автономии даже и не думать, потому что это все равно что защищать Северную Корею или Уго Чавеса из Венесуэлы, – пусть их нечистая сила защищает, к которой они и приписаны.

Я была в Израиле, я все это видела, и ЦАХАЛ – единственная армия, в которой мне захотелось служить немедленно, потому что я никогда не видела такую добрую и демократичную армию. Я, к сожалению, по состоянию здоровья уже не могу нигде служить. Но я помню, как я плакала, что я не еврейка, что мне нельзя жить в Израиле и что я не имею никакого права на эту дивную страну (евреем был отец Новодворской, так что сама она не подпадала под действие Закона о возвращении. – Ред.). Мне было очень трудно оттуда уезжать.

Это пример того, на что способен человеческий интеллект, потому что ничего, кроме интеллекта и таланта, у евреев, когда они явились на эту землю, не было. И они все показали, на что способны эти два качества. Я думаю, что Израиль – это самое драгоценное достояние человечества, и его надо беречь и лелеять.

 

Валерия НОВОДВОРСКАЯ