Мэри Антин – писательница и общественный деятель

Пять миллионов евреев, 94% общего еврейского населения Российской империи, жили в существовавшей вплоть до 1917 г. «черте оседлости» от Балтийского до Черного моря. После 1880 г. вследствие ухудшения экономического положения, погромов и государственного антисемитизма началась массовая эмиграция евреев в США. Среди миллионов евреев, прибывших в Америку, была семья Пинхаса Антина, приехавшая из Белоруссии в конце XIX в. Дочери Пинхаса Мэри (Маряше) Антин (1881–1949) было суждено написать одно из первых произведений, посвященных еврейской иммиграции в Америку, – «Земля обетованная».

История переезда ее семьи в Штаты была такова. В 1891 г., будучи не в состоянии заработать на жизнь, Пинхас отправился искать счастья в США. Мать взвалила на себя бремя заботы о семье, в которой было шестеро детей. Маряша и ее старшая сестра помогали ей. После трех долгих лет отец сумел накопить достаточно денег, чтобы жена и дети переехали из Полоцка в Бостон. В начале весны 1894 г. семья иммигрировала в США.

Удушливые и плотно набитые людьми вагоны четвертого класса, коррумпированные охранники, грубая «дезинфекция», организованная немецкими чиновниками, боявшимися холеры, закрытый припортовый «карантин» и, наконец, плавание на пароходе – все это предшествовало воссоединению семьи. Для тех, кто когда-либо задавался вопросом, что это была за большая эмиграция из Европы в США, чтение воспоминаний Мэри Антин увлекательно.

В Бостоне для детей Пинхаса открылась возможность получить школьное образование, недоступное для них в Российской империи. Мэри посещала латинскую школу для девочек. Желая показать, чего иммигрантский ребенок может достичь всего за четыре месяца обучения, один из учителей послал ее стихотворение на английском языке в журнал начального образования, а затем стихи Мэри стали печатать газеты. Они сделали ее местной знаменитостью. Увидев впервые свое имя в печати, Мэри Антин решила стать писателем.

Ее карьера по окончании школы в 1898 г. стала наглядным примером того, что американская система бесплатного образования может сделать для европейских иммигрантов. По настоянию лидера местной еврейской общины, знавшего об отчаянном положении бедствующей семьи, собрание ее писем дяде, в которых 13-летняя Мэри описывала путешествие в США, в 1894 г. было опубликовано в переводе с идиша на английский, и они стали первой книгой Мэри Антин «От Полоцка в Бостон» (1899 г.).

Среди тех, кто отстаивал возможности страны интегрировать пришельцев, Мэри Антин стала символом успешной интеграции, которая, правда, омрачалась потерей прошлого, семейных уз и друзей, имен и мест исходного проживания. Чувства девочки, ее наблюдательность и способность к самоанализу, проявление сложных эмоций – это именно то, что привлекло к ней внимание читателей. Книга стала бестселлером, помогла Мэри финансово поддержать семью и закончить школьное образование.

Она вышла замуж за немецкого геолога Уильяма Амадеуса Грабау в Бостоне в октябре 1901 г. и переехала в Нью-Йорк, где посещала педагогический колледж Колумбийского университета (1901–1902) и колледж Барнарда (1902–1904), но не закончила обучение из-за рождения дочери. Ее муж получил докторскую степень и преподавал в Колумбийском университете. Амбиции Антин и желание творить не ослабевали. В Нью-Йорке она продолжала писать стихи и прозу. Большая часть ее стихов осталась неопубликованной. Жозефина Лазарус, сестра поэтессы Эммы Лазарус, убедила ее написать свою автобиографию.

В 1910 г. Антин совершила поездку в Полоцк. Опубликованная по частям в «Атлантическом ежемесячнике» в 1911 г., ее автобиографическая книга «Земля обетованная» понравилась читателям, многие из которых пришли на встречу с автором в гостинице Waldorf Astoria в Нью-Йорке. Издание ее книги в 1912 г. на английском языке с описанием истории переезда Мэри Антин из «черты оседлости» в России в трущобы Саут-Энд в Бостоне принесли Антин известность в Америке. Название книги взято из Торы, где описан исход евреев из египетского рабства в Землю обетованную – Эрец-Исраэль. Антин представляет себя наследницей Моисея, утверждая свое законное место в Сионе и в Америке. В книге описывается жизнь евреев в царской России на примере Полоцка, получение автором государственного образования в США и интеграцию в американскую культуру. Она рассказывает о своем опыте иммигрантки, о жизни в Америке, о том, как Маряша превратилась в Мэри Антин. Описала свой успех в качестве доказательства широких возможностей, предоставленных иммигрантам, отказавшимся от старого мира, чтобы обрести новый. В последующие годы после публикации было продано почти 85 тыс. экземпляров книги «Земля обетованная».

Мэри много ездила по стране, встречаясь со своими читателями. В том же году, когда «Земля обетованная» появилась в продаже, она поддержала избрание на пост президента Теодора Рузвельта. Дружба президента с Мэри подтвердила ее утверждение, что ничего не препятствует жизни иммигрантов в Америке. Рузвельт писал, что он стал ревностным сторонником избирательного права для женщин именно из-за его контактов с такими женщинами, как Мэри Антин. Никогда не отвергая свою еврейскую идентичность, она пламенно стремилась к американизации и отказалась от воспевания местечек Восточной Европы. Утверждала, что ее позиция сионистки ни в коей мере не противоречит полной гражданской преданности Америке.

В 1914 г. после успеха «Земли обетованной» Мэри приняла участие в полемике против движения, ограничивающего иммиграцию. Книга Антин появилась в то время, когда Американская комиссия рекомендовала ограничить прием соискателей гражданства США. В ее следующей книге «Те, кто стучатся в наши ворота» Мэри выступила со страстной защитой иммиграции и аргументами против ее ограничения.

Вступление Америки в Первую мировую войну привело к серьезному кризису, который навсегда изменил жизнь писательницы. Когда США вступили в эту войну в 1917 г., она бросилась читать лекции для поддержки союзников, но ее деятельность привела к отчуждению от мужа, выражавшего прогерманские симпатии. Их семейная жизнь дала трещину. В 1920 г. муж уехал в Китай. Хотя пара позже переписывалась, болезни и войны удержали Антин от посещения Пекина, где ее муж умер в 1946 г.

Мэри продолжала писать короткие рассказы и очерки. Она также увлеклась сионизмом и много делала для поддержки идеи создания еврейского государства. Мэри Антин умерла от рака 15 мая 1949 г. в городе Сафферн близ Нью-Йорка.

Александр ВИШНЕВЕЦКИЙ

Полоцк – горькая родина

Отрывок из книги «Земля обетованная»

Пришло время, когда я уже знала, что Полоцк, Витебск, Вильно и некоторые другие места находились в «черте оседлости», и здесь царь повелел мне остаться с моими отцом и матерью, друзьями и всеми такими, как мы. Мы не могли находиться за пределами «черты оседлости», потому что были евреями. Мир был разделен на евреев и неевреев.

Нам часто задают вопросы, почему мы так заботимся о религиозных вещах, о кашруте и Субботе, учим детей ивриту. Неевреи сердятся на нас за наше упрямство, как они называют это, и издеваются над нами, высмеивая самые святые для нас понятия.

Но были и мудрые неевреи, которые понимали нас. Это образованные люди, такие, как Федора Павловна, которая подружилась со своими еврейскими соседями. Эти люди всегда были почтительны и открыто восхищались некоторыми нашими представлениями.

Но большинство нееврев их не знало. Только одно они всегда понимали – и это были деньги. Они принимали любые взятки в любое время и ждали этого. Если вы не поддерживали хороших отношений со своими соседями, у них было сто способов приставать к вам. Если вы преследовали их свиней, когда они залезали в ваш сад, или возражали против плохого обращения их детей с вашими, то они могли жаловаться на вас в полицию, дополняя жалобу ложными обвинениями и лжесвидетельствами. Если вы не были дружны с полицией, дело могло попасть в суд. Самым дешевым способом жить вместе в Полоцке были взятки. Даже маленькая девочка это понимала.

В доме отца висел большой цветной портрет Александра III. Царь был жестоким тираном, об этом говорили шепотом, когда двери были заперты, ставни плотно закрыты, в ночное время. Он был Титом, Аманом, заклятым врагом всех евреев. И все же его портрет висел на почетном месте в доме моего отца. Я знала, почему: он хорошо смотрелся, когда полиция или государственные служащие заходили по делам.

От царя всегда исходили команды: вы не должны делать это, вы не должны делать то; мало что осталось из того, что мы могли бы делать, разве что отдавать дань и умереть. Мы были обязаны любить и почитать императора. В каждой общине в молитве нужно было пожелать здоровья царю, иначе начальник полиции закроет синагогу. В день рождения царя на каждом доме должны были вывешивать флаг, иначе владелец будет доставлен в полицейский участок и оштрафован на двадцать пять рублей.

Дряхлая женщина, которая жила совсем одна в полуразрушенной лачуге благодаря поддержке соседей, в один прекрасный день скрестила свои парализованные руки и ждала гибели, потому что у нее не было никакого флага. Бдительный полицейский пнул большим сапогом ее дверь, взял последнюю подушку с кровати, продал ее и водрузил флаг над прогнившей крышей.

Царь всегда получал свои сборы, независимо от того, разрушал ли он семьи. Был бедный слесарь, который должен был царю триста рублей, потому что его брат убежал из России перед своим призывом в армию. Слесарь никогда не имел столько денег, у него не было никаких ценностей, чтобы их заложить. Полиция приехала и продала предметы его домашнего обихода, все, что он имел, в том числе приданое его дочери-невесты. Распродажа имущества принесла тридцать пять рублей. После этого через год полиция пришла снова…

Многие горькие поговорки запоминаются, если вы маленькой девочкой жили в Полоцке. Вы слышали: «Это ложный мир», и знали, что это было так, глядя на царской портрет и на флаги. «Никогда не говори полицейскому правду», – и вы знали, что то был хороший совет. Этот штраф в размере трехсот рублей был наказанием в виде пожизненного рабства для бедного слесаря, если он не мог освободиться сам какой-то хитростью. Как только в доме что-то появлялось, полиция сразу же была у него.

Цены на товары настолько выросли из-за налогов, что люди не могли ничего купить, и бизнес не мог развиваться. Единственный способ – обмануть правительство. Но это было опасно при таком количестве шпионов, следивших за его интересами. Люди, которые продавали папиросы без правительственной лицензии, получали больше седин, чем банкнот от своего бизнеса. Постоянный риск, беспокойство, боязнь полицейского рейда ночью и разорительные штрафы оставляли совсем немного прибыли дилеру контрабандных товаров. «Но что можно сделать?» – говорили люди в «черте оседлости», пожимая плечами. «Что можно сделать? Нужно жить!» Было не так легко жить при жестокой конкуренции, которую создавала неизбежная скученность населения. Магазинов насчитывалось в десять раз больше, чем должно было быть, в десять раз больше портных, сапожников, парикмахеров, жестянщиков.

Нееврей, если он потерпел неудачу в Полоцке, мог переехать в другое место, где было меньше конкуренции. Еврей мог сделать круг в «черте оседлости» и всюду найти те же условия, что и у себя дома. За пределами «черты оседлости» он мог идти только в отдельные населенные пункты с оплатой запретительных сборов, которые увеличивались из-за взяток; и даже тогда он мог полагаться лишь на милость местного начальника полиции. Ремесленники имели право проживать вне черты оседлости при выполнении определенных условий, которые не давали никаких гарантий безопасности. Торговцы могли купить право на проживание вне «черты оседлости», постоянное или временное, на условиях, которые могли быть изменены в любое время. Я представляю себе моего дядю в его деловых поездках торопившимся, чтобы закончить свой бизнес в течение ограниченного времени, в то время как полицейский шел за ним, подсчитывая дни и часы.

Возможно, мне бы не приходило в голову столько глупых фантазий, если бы я не сидела без дела, если бы меня допустили в школу… Но была лишь одна государственная школа для мальчиков и одна – для девочек, куда еврейские дети допускались в ограниченном количестве: десять на сотню. И даже счастливчики имели свои проблемы. Во-первых, вы должны были иметь наставника дома, который готовил вас к экзаменам и все время говорил о них, пока вам не становилось страшно. Вы слышали со всех сторон, что самым способным еврейским детям могут отказать, если экзаменующему не понравилась форма их носов. Вы пришли, чтобы быть экзаменованными с другими еврейскими детьми, и было тяжело думать о форме носа. Существовал специальный экзамен для еврейских кандидатов, и, конечно же, девятилетний еврейский ребенок должен был ответить на вопросы о том, на что и тринадцатилетний нееврей не знал ответа. Но это не имело большого значения. Вы были подготовлены для теста тринадцатилетнего. Вы нашли вопросы довольно легкими. Вы написали свои ответы с триумфом и… получили низкую оценку.

Я имела обыкновение стоять в дверях магазина моего отца, жуя яблоко, и смотреть, как ученики идут домой из школы вдвоем и втроем; девушки в аккуратных коричневых платьях, черных фартуках и шляпках, мальчики в аккуратной форме с множеством кнопок. Они должны были всегда иметь много книг в ранце. Они будут вынимать их у себя дома, а также читать и писать, узнавать всякие интересные вещи. Они смотрели на меня как на существо из другого мира.

Но те еврейские дети, которым я завидовала, имели, как я часто слышала, свои проблемы. Их школа жизни оказывалась борьбой против несправедливости учителей, злобного отношения одноклассников и оскорблений со всех сторон. Их отвергали университеты, где существовала трехпроцентная норма для евреев, для них существовали особо строгие экзамены, несправедливые оценки. Нет, государь не хотел иметь нас в школах и университетах…

Я знала, что Полоцк – не моя страна. Это был галут, изгнание. Мы молились Богу, чтобы он вывел нас из изгнания. Красивая служба на Песах заканчивалась словами «В будущем году – в Иерусалиме». Но в детских устах эти слова не означали никакого сознательного стремления в Палестину: мы повторяли слова на иврите после наших старейшин без всякой надежды.

Мы были слишком молоды, чтобы чувствовать на своих плечах плеть угнетателя. Мы знали, кем являлись евреи в изгнании из-за злобных преследований людей, которые крестятся; и мы знали, что у евреев есть веские основания молиться за избавление. Но история исхода не была реальной историей для меня в том смысле, в каком была, к примеру, американская революция. Это больше походило на миф, мир фантомов. Те моменты величия, предоставленные нам для размышлений о библейском прошлом, позволяли называть себя детьми князей, которые служили Господу. На самом деле мы были народом без страны, окруженным насмехающимися врагами и недоброжелателями. Я едва понимала, что Иерусалим был фактическим местом на земле, где цари ТАНАХа – реальные люди, как и мои соседи в Полоцке, правили могущественной страной. Условия нашей жизни не позволяли нам развивать дух национализма, свободы вероисповедания, не включали в себя право открыто создавать идеал еврейского государства.

То, что мы, дети, воспринимали из нашей древней истории, было смешано с чудесной историей сотворения мира, со сверхъестественными легендами и туманными ассоциациями библейских знаний. Что касается нашего будущего, мы, евреи в Полоцке, не имели никаких национальных чаяний; знали, что придется жить здесь. Если я пела с моим отцом «Сион, Сион, Святой Сион, не навсегда мы тебя лишились», мы на самом деле не видели картины нами самими восстановленной Иудеи.

Мы не знали, что своя страна может означать для человека. А поскольку мы не имели государства и у нас не было никакого флага, знамя дома Романовых стало эмблемой нашего новоявленного рабства в наших глазах. Даже ребенок помнит, как ненавидят флаг, который мы были вынуждены под страхом суровых наказаний подымать выше крыш в честь одного из наших угнетателей. И как это было со страной и флагом, так это было и с военными. Мы ненавидели мундир солдата до последней пуговицы из латуни. Личность нееврея была символом тирании; личность еврея была эмблемой стыда…

Мэри АНТИН

Перевод с английского А. Вишневецкого