«Отталкиваясь от Хоральной синагоги, можно раскрутить всё»

Ефим Улицкий родился в 1937 г. Окончил строительный институт и аспирантуру Московского горного института, но в науку не пошел, работал на заводе, в конструкторском бюро, заведовал лабораторией в Институте горно-химического сырья. В Московскую хоральную синагогу будущий исследователь столичного еврейства попал в почтенном возрасте, однако в итоге стал ее историографом. В 2003 г. на собрании представителей международных, общероссийских и московских организаций и объединений был избран исполнительным директором по созданию Еврейского музея в Москве. Улицкий – исследователь еврейской Москвы XIX–XX вв., обладатель обширной коллекции архивных документов, инициатор и участник многих выставок и научных конференций. Опираясь на малоизвестные архивные источники, написал несколько книг, таких как «История московской еврейской общины», «Евреи в Москве. Конец XV – начало XX в.», «Горские евреи в русской периодической печати, 1853–1917 гг.», «Евреи в Москве. Зарядье: конец XVIII – начало XX в.».

 

– Ефим Наумович, в СССР были, мягко говоря, не лучшие времена для сохранения еврейской идентичности. Как вы все-таки оказались в синагоге?

– У меня был типичный путь советского еврея. Бабушка с дедушкой и родители приехали из Украины в 1920-е гг. и поселились в Подмосковье. У дедушки было шестеро детей, и вся наша мишпуха жила в небольшом щитовом домике. Когда началась вой­на, отец ушел на фронт, а нас с мамой и братом отправил во Фрунзе. Вернулись из эвакуации, а дом в Кунцеве разобран на дрова. Так как отец погиб на фронте, нам с мамой и братом дали маленькую комнатку в районе Белорусского вокзала.

В советское время мама соблюдала все еврейские праздники, у нее была кошерная посуда, на Песах она собирала всю нашу семью, но ничего специально о традициях нам не рассказывала. Уже во взрослом возрасте мы с женой регулярно приходили на улицу рядом с синагогой – как тогда говорили, «на горку», где бурлила жизнь. Но внутрь я не заходил: в синагоге часто фотографировали, и, если бы такое фото попало к начальству, моя карьера могла бы очень быстро завершиться.

В 1998 г. мама попросила меня заказать поминальную молитву, и я пришел в синагогу. Встретил там приятеля, с которым учился в аспирантуре. Он еще в 1993-м создал при синагоге хесед и к тому моменту обслуживал тысячи стариков. Узнав, что я без работы, сказал: «Я как раз в Германию уезжаю, приходи на мое место». Я говорю: «Миша, я даже в синагоге ни разу не был, что ты мне предлагаешь?» – «Да ладно тебе, разберешься!» В итоге я сказал: «Ну, давай попробуем». И я попал в другой мир.

– То есть буквально с улицы вы стали руководить хеседом?

– В итоге, к счастью, нет. Во-первых, Миша уехал не сразу, а через полгода, и, пока у него шло оформление документов, помогал мне как своему заместителю войти в курс дел. А когда он уехал, община назначила на его место другого человека. Но я, конечно, из синагоги уже не ушел. Забавно, что тот человек в итоге тоже уехал в Америку и предложил мне стать своим преемником, но тут уж я отказался. Взял на себя только четыре общинных клуба, которые не были завязаны с деньгами: «Слепые и слабовидящие», «Будь здоров», «Шаббат» и «Клуб интересных встреч».

– Вести клуб при синагоге легко?

– Скорее, непросто. Особенно сложным был «Шаббат», где нужно было каждую неделю проводить занятия по недельной главе Торы. По пятницам собиралось около 30 человек. Первое время занятия проводил очень симпатичный раввин; в клубе тогда преобладали женщины, и, мне кажется, многие приходили, чтобы посмотреть и послушать этого красноречивого и красивого парня. Потом он уехал в Америку, мы перепробовали несколько ведущих, но ничего не получалось: они знали Тору, но не представляли, как работать с нашей специфической аудиторией. Кончилось тем, что я решил с благословения раввина вести клуб сам. Подолгу готовился к каждому занятию, читал комментарии к Торе. В итоге от клуба я все-таки отказался, осознав, что у меня не хватает религиозного образования, но коллекционировать книги и документы о еврейской истории продолжил. Постепенно это стало главным делом моей жизни.

– То есть историей московских евреев и Хоральной синагоги вы начали заниматься, когда вам было уже за 60?

– Получается, так. Сразу, как пришел в Хоральную синагогу, я понял, что это ни много ни мало центр еврейской жизни России в ХХ в. И невероятно удивился, обнаружив, что в ней нет ни собственного архива, ни музея, не ведется просветительской деятельности. При том что люди то и дело задавали вопросы как о своих предках, так и об истории. Я начал интересоваться, посещать библиотеки и архивы. Первой из этого интереса родилась экскурсионная программа. Сначала проводил экскурсии сам, потом в течение трех месяцев обучал экскурсоводов Москвы. В результате за год через нее прошли около 30 тыс. человек, причем, наверное, 80% из них не евреи. Видя такой интерес, я решил, что надо сделать музей истории нашей синагоги. Шел 2000 г. Я был уверен, что, взяв за точку отсчета Хоральную синагогу, можно раскрутить всё что нужно. Однако процесс застопорился: было сложно получить как помощь в организации, так и финансирование. И тогда я решил поехать в Берлин.

– Почему в Берлин?

– Там тогда начинали создавать еврейский музей, во главе проекта стоял бывший министр финансов США. Я написал ему письмо: мол, я, такой-то, хочу сделать музей истории Московской хоральной синагоги, будем благодарны за интерес и помощь. Написал и забыл. А через какое-то время получил приглашение в ФРГ. На тот момент моей поездке ничего не благоприятствовало: не было денег на билеты, я не понимал, где поселиться, не знал немецкого. Но никогда нельзя забывать, что Всевышний есть. Я это понял. 150 марок на дорогу в один конец внезапно выдал «Джойнт», а на обратную 150 – синагога. Я вспомнил, что когда-то помог двум женщинам-историкам из Германии, посещавшим московскую синагогу, написал им, они ответили: «Приезжай, найдем тебе жилье, о питании не беспокойся». Визу мне дали быстро, и я полетел.

Мне показали всё в будущем музее, я побывал в прекрасном музее при Центре иудаики, посмотрел еврейские музеи в разных городах. Оказалось, их в Германии очень много. И эта тема меня захватила. В Москву я привез 35 кг материалов, а по приезде списался еще с 87 еврейскими музеями из 27 государств. В результате получилась выставка «Еврейские музеи в странах мира». Дальше сложилось так, что Еврейский музей появился не на базе Хоральной синагоги, но я занялся выставками, лекциями и книгами. Вот сейчас две книги заканчиваю: еще одна про горских евреев, а другая посвящена раввину Мазе. Вы знаете, кто это?

– Я готовилась. Московский главный раввин в начале ХХ в.

– Да, причем он был не просто московский раввин: это одна из важнейших фигур в московском еврействе. Во время поездки в Берлин мне чуть ли не в первый день сказали: «Вы из Москвы? О-о-о, у вас там был раввин Мазе! Мы сейчас вас познакомим со специалистом, который занимается этим человеком». В 1913 г. после процесса по делу Бейлиса Москву и Петербург посетил профессор, крупный ученый и мыслитель, один из самых выдающихся представителей западного еврейства Герман Коган из Германии. По возвращении на родину после встречи с Мазе он сказал: «Даже если бы я приехал, только чтобы услышать слова Мазе, этого бы хватило».

В 2003 г. я получил от родственников Мазе документ о передаче более 3500 наименований книг из собрания раввина в дар библиотеке им. Ленина. Я пришел к директору «Ленинки», мы прекрасно поговорили, у нас установились долгосрочные отношения; была подготовлена выставка этих книг и создан каталог. Это произошло в 2006 г. к столетнему юбилею даты высочайшего разрешения на открытие Московской хоральной синагоги. Запомнилась встреча с легендарной Ириной Антоновой (см. «ЕП», 2022, № 3): обсуждали концепцию еврейского музея и были единомышленниками. В завершение встречи она сказала: «Если такой музей будет, стану вам помогать. На первых порах получите три-четыре работы Марка Шагала».

– Как вы разыскиваете документы об истории московского еврейства?

– Архивные документы – область специфическая: специалисты часто в восторге от находок, ценность которых человеку со стороны не очевидна. Например, ты нашел исторический документ, на котором нет подписи: казалось бы, что тут интересного? Для специалиста же за ним стоит целая история. Я счастлив, что за годы работы построил доверительные отношения со множеством коллекционеров и обладателей семейных архивов. Именно у них я нашел уникальные фото и документы, которые ранее не публиковались, многие были мной обнародованы. Вообще, цель всех моих книг и выставок – дать людям возможность увидеть реальные документы 100–200-летней давности и самим сделать выводы.

– Какими материалами и документами, обнаруженными за эти годы, вы особенно гордитесь?

– Например, программой торжественного открытия в 1907 г. Хоральной синагоги, составленной раввином Мазе. В ней на 12 страницах прописано всё до мельчайших деталей. Когда я впервые увидел ее, купил моментально, даже не пытаясь обсуждать цену.

Или еще пример: еврейские календари. Я собрал целую коллекцию, начиная с 1956 г. Каждый год выходил уникальный календарь, и в них без преувеличения отражена вся история московской общины ХХ в. У меня есть календарь царского периода, где на обложке семья Романовых, а текст внутри дублирован на русском, арабском и иврите. В 1921 г. по инициативе частного лица вышел календарь с явной палестинофильской направленностью. Во времена НЭПа какой-то умный еврей решил продавать рекламу в календарь, и несколько лет там печатались забавные объявления еврейских фирм. В 1956 г. вопрос о разрешении печатать календарь общины обсуждался на высоком партийном уровне. В СССР были периоды, когда энтузиасты выпускали рукописные календари, рискуя сесть в тюрьму…

 

Беседовала Ольга ЕСАУЛОВА (jewishmagazine.ru)